– Валерий, теперь у тебя другая семья, и говорить нам не о чем. Единственное, что нас связывает – это дочь.

Ей показалось, что он шмыгнул носом.

– Да, я так давно ее не видел. Ты не будешь возражать, если я приеду в воскресенье?

Она тяжело вздохнула, но отказать отцу увидеть собственного ребенка не смогла. В конце концов, это его законное право. Уныло поинтересовалась:

– Я не против, но как к этому отнесется твоя жена?

Он обрадовано протараторил:

– Светлана в воскресенье пойдет к своей матери, как обычно. Я приеду, только скажи, куда?

Даша нехотя продиктовала адрес, и он, едва сказав, – до встречи! – дал отбой.

Она гневно посмотрела на пищащую короткими гудками трубку. Ясно, сделал он это для того, чтобы она не успела ничего возразить. Видеть его не хотелось абсолютно, и даже намека на слабый интерес не возникло. Автоматически отметила в голосе бывшего мужа некоторый страх, когда он говорил о нынешней жене. Что ж, та правильно делает, – боится, значит, уважает.

Повернулась к блаженно дремлющему пациенту и выбросила из головы этот разговор. Осторожно сняла банки, протерла покрывшуюся багровыми пятнами спину лосьоном, и проводила, настойчиво советуя обратиться к врачу.

В конце рабочего дня выглянула в коридор, убедилась, что жаждущих попасть к ней больше нет, аккуратно прибрала в кабинете, закрыла дверь и вышла в длинный серый коридор. Сдала ключ вахтеру, одиноко сидевшему в такой же серой, как и стены, пуленепробиваемой будке у входа, вежливо попрощалась. Прошла по небольшому бетонному туннелю и оказалась на широкой городской улице. В глаза ударило слишком яркое для осени солнце. Пару раз чихнула, торопливо разыскивая в сумочке солнцезащитные очки, нацепила их на нос и пошла за дочкой в детский сад.

До садика было всего четыре квартала, и она шла не спеша, наслаждаясь последним осенним теплом и лениво думая о том, как же изменилась ее жизнь. За последнее время она поняла, что это такое – жить в свое удовольствие. На новом месте ей очень нравилось. Работы было немного, единственное, что от нее требовалось – внимательность и приветливость с сотрудниками завода, приходившими к ней на процедуры. Поскольку именно эти качества составляли суть ее характера, работа была не в тягость, а в удовольствие. Платили хорошо, и она искренне благодарила за счастливые перемены в своей жизни Ивана Васильевича с Тамарой Сергеевной.

Она жила в квартире их дочери, платя только за коммунальные услуги. Прожив год без скандалов, оскорблений и попреков, она не могла понять, почему так долго тянула с разводом, ведь ясно было с самого начала, что брак ее неудачен. Может, не представляла себе, как можно жить без мужчины в доме? Крестьянская психология? Баба без мужика – ничто?

Не спеша, любуясь старыми золотыми липами, растущими вдоль улицы, дошла до детсада, забрала дочку из старшей группы, вежливо попрощалась с воспитателями. По дороге домой они заглянули в детское кафе. Даша заказала дочери сливочный крем с киви, а себе коктейль «Луна», который нравился ей за терпкий коньячный привкус.

Домой пришли уже поздно. Ровно в девять Даша уложила дочь спать и устроилась почитать в большой комнате, служившей ей спальней. Ей очень нравился удобный мягкий диван, обтянутый серой бархатистой кожей. Она погладила обивку, наслаждаясь нежностью ворса, жалея, что такой мебели у нее не будет никогда.

В половине одиннадцатого раздалась певучая телефонная трель. Быстро схватила трубку, боясь, как бы не проснулась любопытная дочка. Как она и ожидала, звонила Вера. Для нее еще был ранний вечер, и о том, что кто-то в такую рань может спать, она и не подозревала.

– Привет! Я не слишком поздно? Как дела? – и, не ожидая ответа, выпалила: – Завтра буду в городе, заскочу к тебе! Не против? Будешь ждать?

Даша обрадовалась. Вера да звонившая изредка Марья Ивановна были единственными людьми из ее замужней жизни, которых она всегда хотела видеть.

– Конечно, приезжай! Я рада!

– Ну, тогда жди меня завтра ровно в двенадцать! – и в трубке послышались короткие гудки отбоя.

Даша снисходительно покачала головой – подруга себе не изменяла. Стремительность и натиск! Пошла на кухню проверить, что в запасе есть из продовольствия. Вера всегда любила вкусно поесть. Еды в доме оказалось немного. Нужно будет завтра запастись продуктами, чтобы накормить вечно голодную гостью.

Утром они с дочкой побродили по соседнему универсаму, рассматривая заваленные продуктами витрины. Принеся домой сумку, полную продуктов, Даша переложила часть в холодильник, часть в буфет, включила электрочайник и стала поджидать желанную гостью. И та почти не заставила себя дожидаться, прибыв ровно в час дня. Для Веры опоздание на какой-то час считалось верхом пунктуальности, как у английской королевы.

В руках у нее тоже был торт, купленный в ближайшей кондитерской.

Восторженно перецеловав вышедших ей навстречу хозяек, вихрем пронеслась по квартире, неумеренно упиваясь обстановкой, что делала всякий раз, появляясь у них в гостях.

– Какая красотища! Комфорт и уют!

Идущая следом за ней Даша попыталась урезонить неуемную подружку:

– Да будет тебе, Вера! Если бы еще квартира была моя, а то чужая!

Та демонстративно развела руками, не соглашаясь со столь пессимистичным отношением к жизни.

– А какая тебе разница? Ведь живешь-то в ней ты!

Зная привычки и пристрастия гостьи, Даша сразу усадила ее за накрытый стол. Вера с удовольствием съела огромный кусок торта, половину яблочного пирога, прикончила почти всё печенье, умяла в одиночку мясной пирог, но по-братски, учтиво похвалив саму себя за щедрость, поделилась с Дашей и Машей конфетами. Закончила пир сыром, одобряя гостеприимство и щедрость хозяев.

– Да, если бы меня всегда так угощали, я бы и не сердилась никогда. Стала бы толстая и добрая. Толстые все добрые, потому что им сердиться лень.

Даша, посмеиваясь, уточнила:

– Это что, Марья Ивановна тебе внушила такую мудрую мысль?

Вера кивнула головой, оглядывая полупустой стол и жалея, что пожевать что-нибудь еще не позволял до упора набитый желудок. Но все-таки протянула руку, и, поколебавшись, взяла конфетку в золотистой обертке.

– В интерпретации Марьи Ивановны эта мудрая мысль звучит немного иначе: «тебя легче убить, чем прокормить!» Но ведь это почти совсем одно и то же, поэтому не будем придираться к старушке!

Даша смотрела на быстро убывавшую снедь, прикидывая, что бы стало с ней, если бы она так эпикурействовала. А вот Вере хоть бы что. При ее зверском аппетите у нее нигде ничего не откладывалось. Худая и длинная, как жердь. Как говорила мать, не в коня корм. Хотя в Вериной родне все такие.

Наконец гостья отвалилась от стола, блаженно поглаживая свой некрасиво выпятившийся животик.

– Что еще надо в жизни? Ничего! Хорошо поел и доволен! От мужиков гадости одни, поэтому нам они не нужны!

Поняв по ее загоревшимся глазам, что сейчас последует обильное словоизвержение, хозяйка поспешно отправила дочь в детскую комнату, плотно закрыв при этом дверь, чтобы до ее юных ушей не долетали смачные откровения о жизни. Тем более, что подруга не имела привычки скрывать интимные детали, наоборот, называла вещи их настоящими именами.

Пошли в большую комнату, где Вера тотчас с комфортом растянулась на диване, устроив на подлокотнике длинные ноги в темных колготках. Небрежно заметила:

– Убедилась на своем жизненном опыте, как здорово, когда вовремя узнаешь о мужниных гулянках? А представь, если б ты застукала его не сейчас, а лет на двадцать-тридцать позже? Там уж некуда было бы деваться, пришлось бы самой миленка завести, чтоб было не так досадно. Правда, под старость приходится молодых любовников вербовать, мужики-ровесники для секса не годятся.

Даша невольно улыбнулась. Она поражалась умению подруги видеть во всем смешные стороны. Она теперь и сама вспоминала об измене мужа как о забавном, хотя и не слишком приятном эпизоде из несчастливого, но, к счастью прошедшего, житья-бытья. Да, как меняется жизнь, если изменишь к ней отношение! Прав был Козьма Прутков, провозгласивший: «Хочешь быть счастливым – будь им!»

Поделилась своим открытием с Верой, та небрежно дернула ножкой и прокомментировала:

– Тебе-то, конечно, теперь весело. А вот твоему бывшему муженьку с его родителями не до смеха. Ты же знаешь нашу великолепную Ирину Павловну, и прекрасно понимаешь, что она не потерпит, чтобы какой-то там жалкий штукатур-маляр с сынком-водилой были в ее семье главными!

Вера изобразила надменную Ирину Павловну, очень похоже вздернув тонкие брови и презрительно оглядев воображаемых родственничков.

– Теперь твоя Нина Андреевна – работяга необразованная, а ее сыночек – беззастенчивый ловелас, бесстыдно соблазнивший ее невинную доверчивую девочку.

Она произнесла слово «невинную» нараспев, сложив губки бантиком, отчаянно жеманясь и возведя глазки к небу. Даша рассмеялась. Да, с невинностью у второй жены Валерия были большие сложности.

– Ты знаешь, что Валерий теперь сам пеленки стирает, потому что фабричные подгузники вредны? И к дочке он по ночам встает, потому что молодой маме надо высыпаться, а то у нее молока не будет. Готовить Светка не умеет и учиться не собирается, поэтому они питаются либо у ее матери, либо у Нины Андреевны. Но, поскольку свекровь готовит невкусно, ее не жалуют, всё больше к родной мамочке приходят. А мамочка, естественно, нелюбимому зятю спуску не дает. И такой-то он, и сякой.

Вера так уморительно показывала в лицах, что происходит в ее бывшей семье, что Даша покатывалась от хохота. Вытирая носовым платком слезы, выступившие от смеха, заметила:

– Выдумываешь ты половину, Верунька! Меня развлечь хочешь, что ли?

Та обиженно скривилась от неверия в свои дедуктивные способности.

– Вот еще! Ты же знаешь, что я самый правдивый человек на свете!

Даша согласно подтвердила:

– Ага, как барон Мюнхаузен!

Вера запротестовала:

– Я просто цитирую тебе слова Марьи Ивановны! Нина Андреевна бегает к ней на жизнь жалуется. Видимо, надеется, что до тебя дойдет. Что не ценила тебя, не понимала, какое счастье ты в их дом принесла. А сейчас будто солнышко закатилось! – она с таким мелодраматическим пафосом произнесла эти слова, что Даша снова согнулась от приступа неудержимого смеха.

Отсмеявшись, погрозила подружке пальцем.

– Это уж чересчур поэтично для Нины Андреевны. У нее гораздо лучше получаются простонародные выражения. Те, которые не для печати. А у тебя она прямо сизокрылой горлицей из былины поет!

Вера нарочито пригорюнилась, безвольно уронив руки на живот и горестно вздохнув.

– Запоешь тут! Если сватья сквозь зубы разговаривает да еще и при всех жить учит. А невестка не то что не почитает, а вообще ни в грош не ставит, и не скрывает этого. Я сама слышала, когда в магазине твоя экс-свекровка не тот сорт сыра взяла, Светка ей при всем честном народе высказала: «Ну и бестолковая вы, мамаша»! А та ни слова в ответ ни сказала, оправдывалась только тихо, для себя: «Сыр он и есть сыр, какая в нем разница»! Так что скоро она по тебе горючие слезы лить начнет, вот те крест! – и широко перекрестилась.

Даша с задумчивым видом смотрела на подругу, думая, сказать ли ей о звонке Валерия.

– Да пусть живут, как хотят, лишь бы ко мне не вязались! Но на этой неделе меня разыскал Валерий, просил о встрече. По дочке соскучился!

Вера подпрыгнула на диване так, что пружины жалостливо задребезжали.

– По дочке? Красивый ход! Безотказный! И что ты ему ответила? Надеюсь, послала ко всем чертям?

Даша, отвернувшись к окну и подумав, что легкие летние шторы пора менять на зимние, плотные, равнодушно заметила:

– А что я могла ответить? Он ведь Машкин отец, и никуда от этого не денешься. Дала адрес, завтра приедет.

Вера приподнялась на локте, озабоченно поерзала, но, преодолев недостойный порыв подняться, легла обратно. Закинула руки за голову и блаженно вытянулась во весь рост.

– Какой славный диванчик! Я дома ни в один не вхожу, а тут – пожалуйста! Во всю длину! – и вернулась к прерванной теме. – А муженек твой бывший, естественно, не на дочку смотреть приедет, а у тебя прощения просить. Ты его теперь и не узнаешь: похудел, под глазами тени. Несчастный весь и полон раскаяния. Не пожалей, смотри. А то ты больно жалостливая.

Даша удивленно посмотрела на подружку.

– Неужели я такой кажусь? Не настолько уж я глупа, чтобы поверить и простить. Да и не нужен он мне вовсе. Я теперь об одном жалею, что раньше не развелась. Лучшие годы, как в аду! И не понимала этого. Это, наверно, как всю жизнь в глухомани жить – пока на опушку не выйдешь, не знаешь, что солнышко на свете есть!

Они проболтали весь день, вспоминая то одно, то другое. Речь ненароком зашла об Алексее. Даша осторожно спросила, боясь пересудов:

– И как он?

Вера откровенно сказала, гордясь своей интуицией: