– Тетя Вера, надо народ поднимать! Не знаю, куда она побежала, но мы всю опушку прочесали и дошли аж до Ближней Гари. Машки нет. Идти надо за Гарь, а там уже настоящая тайга, бурелом кругом. Мне батя велел вернуться и сказать, чтобы вы соседей звали и в службу спасения звонили. Скоро вечер, если до ночи не найдем, худо будет!

Он убежал в баню, чтобы облиться холодной водой, а Вера угрюмо посмотрела на дорогу, уже не надеясь на скорый приезд Юрия. Но тут, будто услышав её мольбы, послышался звук мощной машины. Сережка, так и не добежавший до бани, тут же вернулся и уставился на автомобиль.

Вера, не обращая внимания на удивленного мальчишку, распахнула настежь ворота, выбежала на улицу и замахала руками. Машина осторожно въехала на мощеный булыжниками двор, остановилась, и из неё вылез Юрий, одетый в поношенные джинсы и ветровку. Следом неуклюже выбрался огромный незнакомый парень за два метра ростом, с коричневым обветренным лицом, держащий на поводке крупного ризеншнауцера.

Женька потрясенно присвистнул.

– Вот это собаченция! Класс! – но подойти и погладить не решился, с уважением глядя на белые острые клыки.

Вера быстро скомандовала:

– Идемте за мной!

Мужчина спокойно её остановил.

– Здравствуйте! Я – Яков! А пса зовут Гарольд! – услышав свое имя, собака чинно уселась и оглядела зрителей. – Прежде чем мы помчимся на поиски, хотелось бы иметь хоть небольшую вещичку малышки, чтобы знать, кого искать.

Вере показалось, что Яков уже настолько сроднился со своим великолепным псом, что разговаривает от его имени. Но комментировать свое открытие не стала, чтобы не разозлить потенциальных благодетелей, а послушно метнулась в баню, вытащила из кучи приговленных для стирки вещей грязный маленький носок и вынесла во двор.

– Сгодится?

Яков насмешливо скосил на неё глаз, снисходительно подтвердил: «Вполне!», и сунул носок под нос собаке. Та недовольно понюхала. Вера решила, что пес сморщил свой нос точно как брезгливая барышня. Гарольд поднял голову и посмотрел на хозяина. Тот сразу понял.

– Готов? Ну, пошли!

Во время, когда они разбирались с собакой, Юрий спросил у мальчишки:

– А где Даша?

Тот, подскакивая от нетерпения, ответил:

– Она первая побежала за Машкой. Сейчас где-нибудь за Гарью уже бежит. А там опасно – волки, медведи. Рысь недавно видели.

Юрий побледнел и рванул пуговицу на рубашке, как будто ворот неожиданно стал жать горло. Парнишка заметил его нервный жест и постарался успокоить:

– Да вы не переживайте! Ничего с ней не случится. Днем дикие звери не нападают. Да и не заблудится она! Выросла тут и лес не хуже моего знает! – Помолчав, справедливости ради добавил: – А, может, и лучше. Она дальше в свое время ходила. Мне далее Ближней Гари ходить одному ещё не разрешают.

Получивший от своего пса команду о начале поисков, Яков окликнул друга, и они под предводительством Веры быстро одолели огород, кивнув на бегу Ольге Никифоровне, все так же неподвижно стоявшей у ограды. Она изумленно посмотрела на них, но ничего не сказала, боясь помешать.

Вера показала маленькие следы, ямками отпечатавшиеся у перелаза, Гарольд довольно гавкнул, взяв след, и легко пошел по нему, даже не опуская нос к земле. Мужчины огромными скачками понеслись вслед сначала вдоль опушки, потом нырнули в кусты дикой малины и исчезли из глаз.

Прикрывая глаза от солнца ладонью и пристально глядя им вслед, мать недоуменно спросила:

– Вер, это кто?

Та небрежно пояснила, также внимательно наблюдая за действиями второй поисковой группы:

– Тот, что в черной куртке, Юрий, Дашин жених, а в синей – его друг, Яков.

Мать искоса посмотрела на Веру. Смеется, что ли, по своему обыкновению?

– Какой жених? Что-то Дарья нам ни о каком женихе не говорила!

Вера развела руками.

– Ну, тетя Оля, он её обхаживает уже больше двух лет, а она ни мычит, ни телится. Вот и молчит. О чем говорить-то?

Мать сразу бросилась на защиту дочери:

– Так ведь как ошиблась-то в первый раз, вот и осторожничает! И правильно делает, по моему разумению! Это сейчас Валерка как шелковый стал, а раньше-то каким бирюком был! Да и нонешнее его смирение не надолго. Вот вздумает Дашка к нему вернуться, он снова в надутого петуха превратился. – Она глубоко вздохнула и снова с надеждой посмотрела на лес. – Даша всего две недели гостит, а он уж четырежды приезжал. «Давайте, я тут помогу, там помогу!» Раньше не допросишься, а теперь, когда от ворот поворот получил, навяливается со своей помощью, хоть и не нужон уже давно. Любовь у него, видите ли, откуда-то взялась. Хорошо, что Генрих его не поважает и до Даши не пускает, и то ведь так глаза у мужика горят, что и не знаешь, чем дело кончится. Я уж грешным делом боюсь их и одних-то оставлять, не завалил бы он её.

Вера возмутилась.

– Да что вы, Даша безголосая телка, что ли?

Мать расстроено взмахнула рукой.

– Баба завсегда слабее мужика. А Даша и так слабенькой всегда была. По нашенским меркам, деревенским. А Валерка, ежели его припечет, и снасильничать может. Он бугай здоровый, и наглости в нем много.

К ним бесшумно подошел Сережка, блестя каплями воды на выгоревших до соломы волосах, и женщины замолчали.

– Что, здоровая собака? Почти медведь! Волка точно не побоится!

Вера согласилась.

– Да, большая. И красивая. Ризеншнауцер называется. Ухоженная очень. И цену себе знает. Думает о себе очень хорошо. Почти как её хозяин.

Ольга Никифоровна махнула на неё рукой.

– Ну, ты скажешь! Какое у собаки может быть о себе мнение? Вот болтушка!

Вера не стала спорить, и мать снова взволнованно уставилась на деревья.

– Господи, только бы нашли Машку целую и невредимую!

Все с напряжением стали глядеть на слегка качающиеся ветки растущих на опушке старых деревьев.

Через час в глубине Дальней Гари на свист Генриха Ивановича откликнулись незнакомцы, и, пересвистываясь, вышли друг на друга.

Отчим, не веря своим глазам, разглядывал двух здоровенных мужиков, на руках одного из которых уютно дремала их потеря. Он облегченно вздохнул и пронзительно свистнул в противоположную сторону. Девочка немного поежилась, но не проснулась.

– Ну, спасибо! И где вы её отыскали?

Двухметровый парень махнул рукой в сторону реки.

– Там, за вырубками! Почти на берегу какой-то речушки!

Генрих Иванович даже растерялся.

– Почти на Гати! Ну и ну! Куда умчала! Да, там бы и искать побоялись, тем более, что вечер скоро. Там же сплошная болотина. Засосет, и не заметишь. И как она там оказалась? На крыльях летела, что ли?

Мужчина, державший девочку на руках, мягко убрал с её лица мешающий ей локон пепельных волос и негромко сказал:

– Она спала, когда мы её увидели.

Отчим заинтриговано спросил:

– А как вы её нашли? Случайно наткнулись, что ли?

– Да нет, нас вызвала Вера, а нашел Машу наш пес Гарольд. Он сейчас за белками носится. Не устал еще.

Генрих Иванович обеспокоено посмотрел вокруг.

– Мой пес тоже где-то бегает, не подрались бы! А вы кто будете?

Мужчины представились, пожали друг другу руки, и пошли обратно напрямик, уже не петляя по косогорам. Юрий нес девочку на одной руке, другой осторожно придерживал встречные ветки.

– А где Даша?

Генрих Иванович степенно успокоил обеспокоенного спутника:

– Да впереди где-нибудь. Я, когда вас увидел, сразу свистнул, что девчонку нашли и чтобы они домой шли. Мы давно условными сигналами обмениваемся. Их еще мой дед выдумал. Удобная штука. В лесу лучше нет. Андрюшка, тот, наверно, уже домой шпарит с радостной вестью, а Дарья, думаю, к нам спешит. Так что скоро встретимся.

Через пару километров из чащи действительно выскочила уставшая Даша. Во взлохмаченных волосах у неё было полно сосновых хвоинок, подол ситцевого платья порвался, в глазах застыло безумное выражение.

Она опрометью кинулась к дочери. Юрий осторожно придержал её.

– Тише! Маша спит! Не буди! Она и так испугалась и наплакалась! Отдохнет немного и все будет нормально!

Даша уставилась на него так, как будто он был последним, кого она ожидала здесь увидеть.

– Это ты! – сказала, не веря своим глазам. – Ты её нашел?

Но расспросы строго прервал отчим.

– Дома поговорим! Скоро солнце сядет, мошка совсем заест! Пошли быстрей!

Они спорым шагом дошли до опушки. Тут Яков свистнул Гарольда, и Маша проснулась от громкого звука.

Увидела мать и с плачем потянулась к ней. Та схватила её и прижала к груди.

– Мамочка, прости меня! Я шла-шла за белочкой, у неё такой хвостик пушистенький, а она убежала, и я не знала, куда идти.

Даша прерывистым шепотом объяснила:

– Все хорошо, моя маленькая, только больше никогда-никогда не ходи за ограду! Ты поняла?

Девочка быстро покивала головой, все также судорожно прижимаясь к матери. Юрий, заметив, что Даше тяжело идти, подошёл и позвал девочку к себе.

– Маша, мама сильно устала, пока тебя искала. Пойдешь ко мне?

Девочка безропотно перешла на руки к нему. Отчим, знавший, что малышка не доверяет незнакомым людям, намотал себе на ус, что он друг, к тому же весьма близкий.

Компания дошла до изгороди, где их ждали мать, мальчишки и Вера. Она тут же громогласно заявила:

– Ура! Вы не обманули моих ожиданий! Вы – наши герои! – и многозначительно посмотрела на Якова. Тот сразу подобрался, как в минуты серьезной опасности.

Пока они дошли через весь немаленький огород до дома, солнце закатилось, и землю накрыли густые летние сумерки. Вера первая заметила, что с Дашей творится что-то не то. Она побледнела, села на скамеечку и схватилась за сердце.

Юрий передал Машу бабушке, та унесла её в дом, а он выхватил из машины аптечку и заставил Дашу положить под язык таблетку валидола.

Вера пощупала пульс и уверенно сказала:

– Что ж, это истерика. Пусть проплачется, а то она уже два года как каменная.

Юрий обнял Дашу, крепко прижав к груди, и почувствовал, как у неё по телу проходят судорожные волны и начинает бить крупная дрожь.

Вера сбегала в дом, принесла одеяло, завернула в него подругу, как ребенка, и скомандовала Юрию, избегая вопросительного взгляда Якова:

– Иди с ней в беседку – вон она! Там она сможет спокойно поплакать, в доме ничего не будет слышно. Вода там есть. Можно и попить, и умыться!

Юрий подхватил Дашу на руки и унес в беседку.

Остальные вошли в дом. Отчим заинтересованно спросил:

– Что за мужик такой?

Вера рассеянно покрутила руками. Её мысли были заняты совсем другим.

– А, это Дашин жених. Нормальный парень.

Генрих Иванович никак сенсационное заявление не прокомментировал, пригласил гостей отужинать, чем Бог послал, и, только усевшись во главе стола, строго попенял:

– У тебя все парни нормальные, особливо ежели холостые!

Вера засмеялась, кокетливо взглядывая сквозь пушистые ресницы на сидевшего напротив Якова:

– Ну, уж не все, не говорите! Есть нормальные, есть б/у, а есть и вовсе утильсырье.

Яков, разглядывая обильно накрытый стол, попросил разъяснить.

– Это же так просто! Б/у – бывшие в употреблении, то есть разведенные, утильсырье – это ни к чему ни годные, даже на органы. Пьянь там всякая, наркота, из которой никакой труд человека не сделает, ну и прочее такое.

Они еще долго болтали, причем Вера все больше и больше изумляла гостя своими сверхоткровенными взглядами на жизнь и на сильную половину человечества, пока не уставший от её болтовни хозяин дома не велел всем ложиться спать.

Якова положили в маленькой комнате на диване, и он сразу заснул, но просыпался несколько раз за ночь, поскольку ему снилась показывающая розовый язык насмешничающая Вера.

Накормленные собаки лежали по разные стороны от будки, молчаливо соблюдая нейтралитет. Гость был в несколько раз больше хозяина двора, но благонравно признавал право Трезора на первенство.

Мать несколько раз выходила из дома и прислушивалась к звукам ночи. В беседке все было тихо. Она порывалась подойти и проверить, что там происходит, но только тихо вздыхала и возвращалась обратно.

Юрий держал на коленях спеленатую по рукам и ногам Дашу, жалея её всем сердцем. Её била отчаянная дрожь, с которой она совладать была не в состоянии. Он видел, как она до крови кусает губы, стараясь удержать подступившие слезы. Он сердито сказал, желая помочь:

– Хватит! Плачь немедленно! Плачь, ругай меня, бей, но выплесни наконец из себя эту боль!

Она вдруг тонко болезненно застонала, не в силах больше сдерживаться, из глаз одна за другой покатились крупные слезы, тело выгнулось дугой, и она наконец зарыдала, изливая застарелое страдание.

Даша плакала долго и отчаянно, некрасиво всхлипывая и хлюпая носом. Иногда среди нечленораздельных звуков он слышал прорывающиеся «за что?» и тогда крепче прижимал её к себе, гладил по спутанным волосам, но не утешал, давая ей выплакаться вволю.