Исчезновение Вердуччи ставило Екатерину в затруднительное положение. Едва ли она могла открыто начать поиски своего шпиона, не вызывая вопросов, почему вдруг ее слуга оказался там, где квартировали охотники на ведьм, да еще переодетым и под чужим именем. Она размышляла над тем, как лучше всего тайком провести собственное расследование, когда одна из ее фрейлин принесла долгожданную весть о возвращении этого синьора.

Екатерина поспешно удалила всех из своих покоев. Ее сердце заходилось от нетерпения. Когда Вердуччи нетвердой походкой вошел в будуар, даже ее, привыкшую ко всему, потряс его вид. Он напоминал человека, который только что выбрался из преисподней.

Он так и не переоделся после ночного пожара. Его штаны и камзол были перепачканы сажей, брови и бородка были подпалены, на впалой щеке образовался уродливый волдырь от ожога. На голове была толстая повязка, насквозь пропитанная кровью, и это мешало ему надеть шляпу.

Вердуччи похромал к Екатерине и с трудом поклонился, едва не потеряв равновесия.

— В-ваше Величество, — проскрежетал он.

В любое другое время она бы резко попеняла ему, что он так долго не возвращался с сообщением, но теперь не стала тратить впустую время на бессмысленные разговоры и даже не поинтересовалась, где он провел все это время. Для нее существовал только один вопрос.

— Ну же, сударь, не молчите. Была у графа «Книга теней»? — накинулась она на Бартоломея. — Вы преуспели в своей миссии? Добыли книгу?

Вердуччи вытащил сумку, которую попытался протянуть ей. Но тут худенький невысокий человечек пошатнулся и свалился у ее ног. Не обращая на своего шпиона никакого внимания, Екатерина торопливо потянулась за сумкой, чуть не наступив на потерявшего сознание Вердуччи. Сердце ее неистово колотилось, руки дрожали от нетерпения. Она развязала ремни и едва сдержала восторженный вопль, что-то нащупав в сумке. На свет появилась старая, потертая книга в кожаном переплете…

Большинство придворных старались держаться тише воды ниже травы, таинственные события в гостинице «Шартр» обсуждались приглушенными голосами, чтобы никакое упоминание о предмете не коснулось слуха короля и не вызвало в нем очередной приступ бешенства. Наварра сидел на скамье в саду Тюильри, лениво вытянув ноги перед собой, притворяясь, будто погружен в чтение книги, всем своим видом демонстрируя, что недавние события не имеют для него никакого значения.

Он с трудом сохранял типичное для себя безразличие. Главное, с Габриэль все обошлось. К облегчению, которое Наварра испытал при этом известии, примешивались обида и негодование. Эти двое, Габриэль и Реми, слишком долго кормили его ложью.

Наварра, как и все остальные при дворе, точно не знал, что произошло в гостинице два дня назад. Он сомневался, что когда-нибудь прояснит для себя, чем занималась Габриэль, за что ее обвинили в колдовстве. Гораздо лучше Наварра понимал, что случилось между Габриэль и Реми. Эти двое стали любовниками. Наварра подозревал их, начиная с того дня, когда состоялся турнир, хотя и позволил Габриэль унять свои подозрения.

Капитан отчетливо прояснил истинное положение дел в своем последнем письме к Наварре. Своим чеканным почерком Реми выражал сожаление, что оказался не способен осуществить до конца задуманный ими план, поскольку ему пришлось спасать Габриэль. Наварра полностью прощал Реми это. Он горько сожалел, что сам не мог позволить себе совершить геройский поступок и спасти молодую женщину. Приходилось по-прежнему оставаться бесполезным, никчемным призрачным королем.

Нет, вовсе не решение Реми отменить их план побега из Франции Наварра считал непростительным. По правде сказать, Генрих никогда не питал особой веры в успех этого плана. Его негодование вызвало совсем другое, хотя именно по этому поводу капитан даже не удосужился принести свои извинения. Николя Реми убежал с женщиной, которую Наварра желал больше всех остальных. Реми писал об этом в своей по-солдатски грубоватой манере:

«Я всей душой люблю Габриэль, так, как вы никогда не сумеете ее полюбить. После того как я спас эту женщину, я намереваюсь увезти ее подальше от Парижа и назвать своей женой. Я все же постараюсь отыскать способ вызволить и вас из вашего плена. Мой долг, моя жизнь, моя шпага всегда в вашем распоряжении, мой государь. Но одно я никогда не смогу предложить вам — мою жену».

Реми любит Габриэль всей душой? Довольно-таки страстное объяснение в любви к женщине для такого угрюмого мужчины.

Уголки губ Наварры невольно поползли вверх. Было бы забавно, наконец, увидеть, как могучий Бич пал, сраженный женскими чарами. Забавно, конечно, только лучше бы то были чары любой другой женщины, но не Габриэль.

Наварра вздохнул, переворачивая страницу, буквы перед ним расплывались. Он видел перед собой только золотые волосы Габриэль, ее ярко-голубые глаза и сочные манящие губы. Может статься, когда-нибудь он сумеет простить их с Реми: Наварра никогда не отличался мстительным нравом. Но сейчас его переполняла зависть к Реми, и не только и не столько из-за красавицы Габриэль. Бич, его капитан, обладал драгоценной свободой! Генрих никогда не позволял никому заметить, как бесил его плен, эта унизительная, постыдная роль, которую ему навязали. Наварра — дурашливый клоун, Наварра — трусливый перебежчик, Наварра — марионеточный король. Все это выворачивало его душу, пронимая до печенок.

Услышав осторожное покашливание, Наварра поднял глаза от книги и увидел, что за ним наблюдает полногрудая брюнетка со смеющимися глазами и дерзкой улыбкой. Он узнал в ней одну из фрейлин Екатерины, недавний подарок Темной Королевы, предпочитавшей держать зятя при себе влюбленным и ручным. «Ну и ладно. Дьявол с тобой», — цинично подумал Наварра, пожимая плечами. Его штаны легко расстегиваются, но свои желания и планы он научился держать при себе.

Молодая женщина помахала веером, окинула его соблазнительным взглядом и исчезла в зарослях кустарника. Наварра усмехнулся, закрыл книгу и последовал за ней.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ


Скромный сельский дом укрылся в долине в нескольких лье от Парижа. Не настолько далеко, как хотелось бы Габриэль, но Реми в любом случае не удалось бы увезти ее дальше. Остаток пути только сильная рука Ренара не давала Реми вывалиться из седла. Габриэль была благодарна за временный приют, который им предоставили на ферме с каменным домом, аккуратной маслобойней, сыроварней и даже курятником. Место это принадлежало вдове Перро и славилось своим прекрасным яблочным желе, свежими сливками и вкуснейшим сыром. Вдова Перро время от времени также готовила снадобья, ослаблявшие женщинам боль при родах или ежемесячных недомоганиях, и составляла мази, которые вылечивали все — от бородавок до ревматизма. Глядя на подбородок с ямочкой и пухлую фигуру почтенной фермерши, никто из непосвященных не угадал бы в ней одну из мудрых женщин, которая недавно посещала совет на острове Фэр, и что ее имя, скорее всего, было включено в список, ускользнувший от Симона Аристида.

Вдова позаботилась о Габриэль и Мири, пока Арианн занялась Реми.

По-матерински опекая сестер, она прикладывала мазь к порезам, которыми их отметили осколки стекла. Еще она наложила припарки на лодыжку Габриэль и туго забинтовала ее.

— Я делаю так своему пони, когда он потянет ногу, — сказала вдова, подмигивая. — Злющий негодник, сущее наказание. Коли уж ему помогает, поможет и тебе, детка.

Габриэль пробормотала слова благодарности, но ее не слишком волновали собственные боли или нервное истощение. Все ее помыслы были сосредоточены на Ре-ми. Когда Арианн занялась его раной, Николя впал в забытье. После того как она обработала рану, капитана перенесли на кровать, которую ему уступила хозяйка дома. Он проспал остаток дня, затем провел нелегкую ночь, беспокойно мечась по кровати.

Габриэль находилась поблизости, обтирала холодной тряпкой его лоб, опасаясь, что он снова может стать жертвой лихорадки или старых кошмаров. Хотя Арианн убеждала сестру немного отдохнуть, обещая, что сама позаботится о капитане, Габриэль отказалась.

Она примостилась на деревянном стуле около кровати и поила его всякий раз, когда он просыпался на короткое время. После настойки из трав, которую Арианн приготовила, чтобы уменьшить боли, он становился слабым и проваливался в сон. Габриэль сомневалась, что он даже понимал, что она сидит рядом, и от этой мысли на душе становилось больно.

Как она ни старалась бодрствовать, она все же уснула и проснулась только от веселого щебетания воробьишек на яблоне под окном. Девушка выпрямилась и потянулась, потом помассировала поясницу. У нее затекла шея, и было больно поворачивать голову.

Утренний свет заливал маленькую комнату, мягко играя на лице Реми. На подбородке и щеках пробивалась жесткая щетина. Он лежал неестественно спокойно и еле слышно дышал, и это встревожило Габриэль. Она потрогала рукой лоб, лоб был холодный. Никакой лихорадки. Конечно, это было хорошим признаком, но его бледное, туго обтянутое кожей лицо пугало. Он напоминал могучего богатыря, который принял на себя слишком сильный удар и уже не в состоянии найти силы, чтобы подняться.

Она не могла не сравнивать его нынешнее состояние с тем, каким он был всего лишь неделю назад, когда с воодушевлением приступал к заключительной подготовке бегства своего короля: сильным, пышущим здоровьем. Ей хотелось запустить пальцы в его взъерошенные темного золота волосы и нежно погладить его по лицу, но она боялась нарушить благотворное действие сна.

Габриэль осторожно отодвинулась, чтобы не задеть его раненую руку, лежавшую поверх одеяла. Его мощные плечи и грудь оставались открытыми, обнажая шрамы, избороздившие его тело, казавшиеся еще ужаснее в нежном утреннем свете. Столько ранений, столько боли выпало на его долю, и вот теперь ему снова приходится страдать.

И на этот раз по ее вине. Все так глупо, бессмысленно, но Реми страдает. Ужасные события прошлой ночи никогда не произошли бы, если бы не ее безрассудство, не ее ложь.

Скрип двери за спиной прервал тяжелые мысли Габриэль. Она повернулась и увидела Арианн, которая осторожно зашла в комнату. Под глазами у старшей сестры от усталости появились тени, мягкие каштановые волосы не были уложены и спадали на плечи, но она оставалась все той же спокойной и невозмутимой Арианн.

— Как он? — шепотом спросила она, подходя на цыпочках к кровати.

— Не знаю, — призналась Габриэль, попытавшись улыбнуться. — Мой Бич кажется таким… таким слабым и беспомощным.

Габриэль отошла к окну и устало прижалась головой к оконной раме, вдыхая приятный утренний ветерок и едкие запахи фермы. Она заметила, как Некромант преследует какую-то несчастную полевую мышь. Если бы Мири увидела это, она бы положила конец его охоте. Но ее младшая сестра расчесывала гриву приземистого серого пони, а Волк, опершись на ворота загона, наблюдал за ее занятием.

Тишина раннего утра нарушалась унылым глухим стуком топора. Закатав рукава рубашки, граф Ренар колол дрова, и по его виду совсем нельзя было предположить, что на нем хоть как-то сказались события прошлой ночи. Ни сражение в гостинице, ни изнурительное бегство из Парижа.

Хорошо, что есть великан, охраняющий замок, особенно сейчас, когда ее Бич настолько беззащитен. Арианн перевязала его рану, и Габриэль немного успокоилась, заметив, как сестра с удовлетворенным видом подошла к окну.

— Твой капитан поправится, — тихо, чтобы не потревожить Реми, сказала она. — Он очень сильный человек, справлялся и с худшими ранами. Правда, Николя потерял много крови, но нет никакого заражения, никакой лихорадки. Сейчас ему нужно только одно — время, чтобы отлежаться и дать ране затянуться. Даст бог, у него оно будет.

Арианн тревожно выглянула в окно. Вид ее рослого мужа, должно быть, и ей придал уверенности. Заметно было, как ее напряжение чуть спало. Габриэль редко видела Арианн с распущенными волосами. Старшая сестра обычно одевалась просто, но аккуратно, и всегда убирала свои блестящие каштановые локоны в пучок или прятала под головным убором. Распущенные волосы делали ее моложе, но все же в спокойном взгляде Арианн затаилась печаль.

Габриэль очень многое хотела бы сказать сестре, но едва ли знала, с чего начать. Ей казалось странным, что и Арианн до сих пор не задавала никаких вопросов. Ее старшая сестра никогда не относилась к числу тех, кто избегает споров, дает времени все расставить по местам. Нет, она всегда желала во всем тщательно разобраться, излечить то, что порой было еще совсем не готово к излечению. Габриэль часто обижалась на ее расследование, когда пытливый взгляд Арианн свободно докапывался до самых потаенных уголков души. Арианн слишком легко бередила глубоко спрятанные раны, вытаскивала их на свет и начинала в них копаться.