Джулия Росс - Куртизанка и джентльмен

– Никакой лести, милорд, – возразил Дэвис. – Мои слова искренни. Работать с вашей светлостью для меня и честь, и истинная радость.

Клерк откланялся и покинул комнату. Слегка смущенный, Райдер откинулся на стуле и потянулся. Быть может, Дэвис и не кривит душой, но разобраться, где лесть, а где дружелюбие, невозможно. Всю жизнь Райдеру суждено на сей счет оставаться в неведении.

Дверь снова отворилась. Райдер поднял голову, ожидая увидеть Дэвиса. Но тут же вскочил и склонился в поклоне:

– Ваша светлость!

В комнату вошла мать, миниатюрная, изящная женщина, она обратила к нему такие же, как у него, зеленые, словно стекло, глаза. Вся она, от светлых волос до туфель, являла собой воплощенное совершенство, которое Райдер всегда страстно стремился постичь, хотя знал, что это невозможно.

– Вы с ума сошли, Райдерборн? – обратилась к нему мать. – Что вы здесь делаете?

– Занимаюсь хозяйственными делами, – ответил Райдер. – Эта комната – одна из контор поместья. Вы ее не посещаете. Как и остальные конторы.

Мать с пренебрежительным видом вскинула брови.

– Чтобы следить за делами наших поместий, мы держим управляющих. А вы мой старший сын. Вчера утром вы ездили просить руки леди Белинды Кархарт, милой девушки, правда, не блестящего ума, однако с положением. Как бы ни порочили прекрасный пол, ваш выбор тем не менее доказал, что и в нее можно влюбиться. К счастью, леди Белинда, по крайней мере, по рождению, имеет право в один прекрасный день стать моей правопреемницей. Хотелось бы знать, чем окончилось ваше свидание.

Райдер внезапно лишился дара речи, но все же честно признался:

– Прошу прощения, ваша светлость. Я забыл.

Герцогиня, отступив в сторону, принялась изучать гравюру на стене – классический фасад Рендейла, одного из герцогских домов в Дербишире. Ее прямая спина красноречивее всяких слов выражала раздражение.

– Забыли? Забыли, что у вас состоялась помолвка, или, напротив, не состоялась?

– Она мне отказала.

Ленты на платье матери слегка всколыхнулись, словно от дуновения легкого ветерка.

– Она объяснила причину?

– Я пугаю ее. Она выходит замуж за Эстерли.

Некоторое время герцогиня молчала, когда же вновь заговорила, ее голос рассекал воздух, словно отточенный стальной клинок:

– Эстерли? Как это гадко с ее стороны! Однако вас это нисколько не огорчило.

– Вначале огорчило. Так, по крайней мере, мне показалось.

Женщина обернулась. Ее глаза испытующе вглядывались в его лицо.

– А сейчас вам все равно? Что же произошло за это время такого, что заставило вас изменить свое мнение?

Глядя матери прямо в глаза и скрестив на груди руки, Райдер улыбнулся. Его сердце жег смятый клочок бумаги. Все долгие часы, проведенные им за бумагами вместе с Дэвисом, он тлел, как вулкан. Леди Белинда была забыта. Чего нельзя сказать о загадочной незнакомке.

– Полагаю, это касается только меня, ваша светлость.

– Я знаю, что вы, пытаясь развеять печаль, остановились на ночлег в «Веселом монархе» в Броктоне, – сказала герцогиня. – Если помните, вы послали передать, что вас в пути задержала непогода. И все же только трус ищет утешения в вине.

Ее слова вызвали в Райдере раздражение.

– Джека вы почему-то не называете трусом. Разве что за глаза.

– Потому что мой младший сын, хоть и совершает ошибки, отважен, как дракон.

Райдер снова сделал глубокий вдох. Отчего, черт побери, он все еще не уничтожил записку? Ведь у него нет намерения ее читать.

– Это правда, но истинная причина заключается в том, что вы любите Джека больше жизни, и так было всегда. Это в порядке вещей. Я примирился с этим обстоятельством много лет назад. Мне жаль, что мой брат разбил ваше сердце, покинув Англию, и поселился со своей новобрачной в Индии. Однако это не дает вам права меня оскорблять.

– Как и вам права возмущаться, если мне вздумалось упрекнуть вас. Я ваша мать, сэр.

– Как можно забыть об этом, ваша светлость? Но мое послание прошлой ночью открыло вам лишь часть правды о том, что задержало меня в пути. Вина было выпито, безусловно, слишком много, но это не все: я искал утешения в объятиях чужой жены.

– Стало быть, вы вели себя, как настоящий мужчина, – без колебаний ответила герцогиня.

Райдер, запрокинув голову, громко расхохотался. Его мать никогда не перестанет его удивлять. И не только его. Где бы ни ступала ее нога в изящной туфельке, она удивляла всех, разбивая сердца и собирая вокруг себя льстецов.

– Вас это не удивляет? – поинтересовался Райдер.

Уголок рта герцогини слегка приподнялся.

– Я потрясена до глубины души. И это мой добродетельный старший сын! Какое счастье, что ваши сестры отправились в путешествие по Озерам со своей тетушкой!

– Вы бы предпочли, чтобы я не был столь добродетелен, ваша светлость?

– Я бы предпочла, чтобы вы заключили помолвку. Вы мой старший сын и наследник одного из самых больших состояний в Англии. Какими бы ни были таланты Джонатана, герцог из вас лучше. Вступая в брак, вам должно проявить мудрость, и лучше, если это случится скорее. Отправляйтесь в Лондон! Принимайте приглашения, наносите визиты перспективным семействам, посетите этим летом их загородные имения. Найдите себе какую-нибудь юную девушку, которую так поразят ваши виды на будущее, что ей и в голову не придет вас бояться. А теперь, будьте любезны, переоденьтесь к ужину и спускайтесь в столовую к нам с герцогом.

Превозмогая усталость, Миракл открыла ворота в изгороди и повела лошадь по раскисшей от воды дороге к деревьям. У кромки леса обнаружилась маленькая хижина с полуобвалившейся крышей. По развалинам стен вверх карабкался плющ, в котором шуршали мыши и маленькие птички. Внутри хижины в углу громоздился ворох старой соломы.

Миракл наклонилась, чтобы стреножить лошадь, расстегнула подпругу и сняла седло и уздечку. Верное животное уронило голову, чтобы пощипать траву, а она почистила ее пучком соломы. Не переставая пастись, лошадь двинулась в сторону маленькими шажками, сдерживаемая стреногами, а Миракл вернулась в хижину.

Подстилка из опавших листьев в противоположном углу хижины оказалась немного чище соломы, и Миракл устроила там седло таким образом, что кожаные юбки с турнюром образовали уютное гнездышко. Облокотившись о них, она поела хлеба с сыром и сгрызла яблоко до самой сердцевины. Каждая клеточка ее тела мучительно ныла, не столько из-за тяжелой дороги сначала верхом, а потом пешком, сколько от побоев Уилкота. По спине пробежала дрожь.

Миракл бросила огрызок яблока лошади и моргнула, пытаясь сдержать жгучие слезы. Как бы то ни было, она твердо решила ни о чем не жалеть, даже о прошлой ночи!

Сумерки сгущались. Она сняла костюм, повесила на гвоздь, за неимением ночной сорочки надела шелковое платье цвета слоновой кости, но без черной сетчатой накидки. Мягкая, как перышко, ткань ласкала тело. Апельсины и лаванда.

Прогоняя от себя эти видения, она закуталась в плащ и свернулась калачиком, собираясь уснуть. Ее преследовали запах мужчины и аромат моря – еще одно терзающее душу напоминание о встрече с герцогским сыном.

Где-то недалеко струилась по камням вода. В лесу глухо ухнула сова. Ее протяжный, скорбный крик сливался с журчанием ручейка, будто птица повторяла имя, которое до конца жизни будет преследовать Миракл в ее снах, – лорд Райдерборн. Лорд Райдерборн.

Лет пятьдесят назад крыло Уитчерч перестраивалось. От застывшей сущности древнего камня под гладкими оштукатуренными стенами теперь ничего не осталось. Райдер стоял в своей спальне – в окружении элегантной простоты оттенков холодного зеленого, теплого желтого с коричневым и белого цветов – и глядел в окно. Перед ним в темноте, раскинувшись, лежал Уайлдшей.

Его младший брат Джек – полная ему противоположность – выбрал себе одну из самых старинных частей замка. Округлые комнаты Учительской башни демонстрировали со всей очевидностью, что Уайлдшей по своей сути остался средневековой крепостью.

Даже в детстве Джек был романтиком. Он, как младший сын, помимо собственных развлечений, почти ничем не был обременен. Поэтому Джек – лорд Джонатан Деворан Сент-Джордж, – блистая в свете, гордой поступью шел по жизни. Затем он женился, выказав ошеломляющее пренебрежение к семейным традициям.

Анна Марш – новая леди Джонатан Деворан Сент-Джордж – происходила из незнатной семьи, была инакомыслящей, умной и великодушной дочерью священника. Джек был вынужден жениться на ней, но потом они вместе уехали в Индию, потому что очень любили друг друга.

Райдер отвернулся от окна и начал снимать с себя смокинг, в котором спускался к ужину. Одежду, в которой он возвратился нынче домой, унесли, чтобы почистить и еще раз отгладить. Содержимое карманов было аккуратно разложено на столе.

Он потянул за конец галстука, оглядывая свои вещи – часы, несколько монет, серебристая туфелька. Ее записка была расправлена, но все еще не развернута.

Мрачная улыбка чуть тронула губы Райдера. Он поднял туфельку, поставил на комод и лишь после этого взял записку.

Четыре предложения оставили в его сердце огненный след:

Мое имя Миракл Хитер.

Я самая известная распутница Лондона.

Вы нашли меня в лодке после того, как я убила человека.

Благодарю вас, милорд, за все, что вы для меня сделали и еще намеревались сделать, но вам лучше меня забыть.

Ее разбудили дрозды. Миракл открыла глаза. Только-только забрезжил рассвет. В ее волосах шуршали сухие листья. Она села и попыталась вычесать их пальцами, затем пошарила в седельных сумках в поисках гребешка и еды. Бегущий по камням ручеек что-то бормотал под пение птиц, заливаясь серебристым смехом.

Миракл натянула сапожки и, не снимая плаща лорда Райдерборна, пошла на звук к ручью, который водопадом струился сквозь лес. Наклонившись, Миракл сполоснула руки и плеснула холодной водой себе в лицо.

Дрозд внимательно наблюдал, как она, присев на берегу ручья, принялась расчесывать спутавшиеся за ночь волосы, чтобы заколоть их. Миракл подмигнула птице и развернула сверток с хлебом и сыром. Когда, подкрепившись, она вымыла руки, птицы уже не было.

– Парочке шутов ехать подано.

Миракл застыла на месте. Вода стекала с пальцев, но звуки тонули в шуме падающей воды. Голос доносился до нее через рощу со стороны хижины – отвратительный мужской голос, не суливший ничего хорошего, с вульгарным выговором.

– Да уж, старый пес, – отвечал ему второй. – Когда коняга стоит понурившись, как вялый член, раздумывающий, в какую бы еще дырку ему пристроиться, не нужны никакие вопросы и никакие ответы.

– Где-то здесь девка, – проговорил первый. – Ага, я же говорил! Гляди-ка: бабское седло и платье!

– Подзаборная шлюха скорее всего! Но нам без разницы…

На несколько мучительных мгновений воцарилось молчание. Оглушенная биением собственного сердца, Миракл напрягла слух, силясь расслышать хоть что-нибудь.

– Ну-ка, парень, раз-два, сели! Лошаденка хороша, стать что надо! Стоит того, чтоб рискнуть своей шеей!

Звонко зацокали копыта: лошадь нервно топталась на месте. И тут гнев Миракл вытеснил страх. Она бросилась со всех ног вверх по склону холма и выскочила из-за деревьев в тот самый момент, когда ее конь галопом скакал прочь. На нем, нелепо устроившись в дамском седле, ухватившись друг за друга, сидели грабители, подпрыгивавшие на скаку, точно утята в пруду.

Как только они скрылись из виду, начался дождь.

В Лондоне было грязно и шумно. Даже фасады самых модных домов были покрыты разводами копоти. Райдер вышел из экипажа и поднял глаза на свой городской дом. В герцогстве имелся особняк и побольше – официальная городская резиденция герцога, смотревшая прямо на Грин-парк, однако Райдер предпочитал простоту этого дома, его комнат с террасами на Дьюк-стрит. Никто в семье, кроме него, здесь не бывал.

Дождь лил как из ведра. С раскрытым зонтиком выбежал лакей.

– Райдерборн? – сказал ему кто-то на ухо. – Ей-богу, не ожидал встретить вас в городе, милорд!

Райдер обернулся. Лакей с зонтиком в безмолвном ожидании застыл рядом. Торопившийся под дождем, с опущенной головой, грязный и насквозь промокший, молодой джентльмен буквально повалился на него.

Райдер поднял монокль и пронзительным взглядом поставил молодого человека на место.

Лицо у того сделалось пунцовым.

– Ох, милорд! Я просто… э-э… я…

Лакей слегка накренил зонтик, чтобы лучше прикрыть его светлость. И с зонтика прямо на голову наглеца побежали маленькие водопады.

– Мы с вами встречались, сэр? – поинтересовался Райдер. – Верно, на занятиях фехтованием? Мистер Линдси Смит, кажется?

Мистер Смит не смог сдержать улыбки. Лицо его пылало, как газовая лампа. Теперь вода лилась ему прямо на нос, но молодой человек не двигался, словно приклеенный к тротуару.