Ульяна Соболева - Лабиринт

Я знал, что участок уже кишит нашими людьми в полной боевой готовности. Добавим сюда эффект неожиданности — несмотря на то, что я находился на территории врага, она уже была под нашим контролем, поэтому и хозяин положения был известен обоим. Сейчас главное — чтобы Макс выбрался отсюда живым, все остальное — потом. Война уже развязана, шаткий нейтралитет рухнул, это было вопросом времени.

Ворота наконец отворились, и меня пропустили внутрь. Я притормозил на мощеной дорожке, которая вела в дом. Выйдя из машины и не дожидаясь своих людей из сопровождения, не стал осматриваться, всем видом показывая, что опасность мне тут угрожать не может. Каждый шаг кромсал на части неизвестностью, которая отзывалась внутри противной дрожью. Я шел вперед и не знал, что ждет меня за порогом. Хотелось ускорить ход и вместе с тем оттянуть момент возможного падения в пропасть. Но я не сделал ни одного резкого движения, сжав челюсти и внутри себя проклиная этот день, все так же медленно, но уверенно приближался к двери.

Первые секунды я не мог понять, что меня настораживает. А потом осознал — это леденящая тишина, которая охватила все вокруг. В нескольких метрах отсюда лилась кровь, вовсю разворачивалась живая охота, взбешенные от долгой неволи и сидения в клетке собаки рвали людей на куски, а выживших добивали охотники — но при этом сюда не доносился ни один звук. Словно вся усадьба была укрыта звукоизолирующим колпаком, под покровом которого десятки, а то и сотни неудачников попадают в кровожадные лапы смерти.

Я отворил дверь, направляясь твердым шагом в гостиную, которая утопала в полумраке. Словно скрывая в себе какие-то грязные тайны, а так же пытаясь усыпить мою бдительность. Огромного размера кресло, которое было повернуто ко мне спинкой, через несколько мгновений начало медленно вращаться и я увидел восседавшего на нем подонка Ахмеда. Кипельно-белый костюм словно только что отутюжен. Казалось, он светился в этой темноте, выделяясь ярким пятном. Ахмед вертел в руках бокал с каким-то напитком и наигранно улыбался. Восточное гостеприимство, бл***, в его лучших проявлениях.

— Какие гости пожаловали в мой скромный дом. Сам Граф… А что не предупредил-то? Я бы подготовился… — губы приняли привычный лицемерный изгиб, а в глазах — ярость. Полыхает, разгорается, только пламя ее — синее, словно заключенное в толстый слой льда.

— Я никогда не предупреждаю о своих визитах, Ахмед. Или тебя можно застать врасплох?

— Ну что ты, что ты, дорогой. Для некоторых гостей мой дом всегда открыт… С чем пожаловал? Ворон послал или сам решил?

А вот и первая попытка сбить с ног, вывести из равновесия. Только хреновый из тебя провокатор, Ахмед. Мы это проходили и забыть уже успели. Что еще припрятал?

Я резко поднял руки, от чего он напрягся и резко двинулся вперед, но я, повернув в его сторону ладони и показав, что в них ничего нет, просто поправил воротник пальто. Боится, тварь, за свою шкуру, от каждого движения шарахается. И сейчас это выглядело особенно жалко. Он — в своем доме, в окружении вооруженной охраны, и я — один на один с этой нацгвардией. И один невинный жест вызвал в нем такую реакцию. Не так страшен черт… Я ухмыльнулся и ответил:

— Послать Ворон может разве что тебя, да и то — туда, откуда не возвращаются. Но пока не время еще. Пока… — зыркнул на него, вальяжно усаживаясь на мягкий диван, и, медленно поворачивая голову, демонстративно рассматривал напыщенную обстановку.

— Ищешь кого-то, дорогой? Может, скажешь, я помогу отыскать?

— Ахмед, ты разучился ценить свое время или намеренно затягиваешь? Жить охота, понимаю… Только давай заканчивать с этой комедией. Скучно становится, знаешь ли. Ты прекрасно знаешь, зачем я здесь…

— Ты не спеши, Граф. Чуйка моя мне подсказывает, что из нас двоих больше все-таки знаю я…

Я чувствовал, в этих словах что-то есть. Это не ложь, это попытка поймать меня на крючок, но она не беспочвенна. Это читалось по его полным превосходства глазам. Пусть незначительный, но триумф. Как победа в одном из раундов, даже если исход боя понятен обоим. Но нанести несколько болезненных ударов — это всегда маленькая победа. Только вот в моих глазах он не увидит того, что потешит его самолюбие — ни удивления, ни любопытства. Только холодное выжидание с немым вопросом: Чем удивишь и удивишь ли?

— Видишь ли, Андрей, мое скромное жилище оказалось весьма притягательным для целой стаи Вороновых. Сегодня ты уже третий, кто пожаловал… Не подскажешь — вам тут чем намазано? — по гостиной эхом разошелся его хриплый издевательский, хоть и наигранный, смех. — Что нужно положить в кормушку, чтобы на нее слетелись вороны, а, дорогой?

Что он несет, мразь нанюханная? Совсем рехнулся или бредит? Какая, нахрен, кормушка, какой третий из Воронов? С Максом все понятно… как и со мной. Что его, с*ку, так веселит?

В этот момент на мой сотовый пришло сообщение, и я сунул руку в карман пальто, чтоб достать его. Из темноты на первый взгляд пустой комнаты на меня мгновенно направилось не менее шести сверкающих дул автоматов.

— Спокойно. Я без оружия. Ахмед, псов своих угомони, потому что отсюда нас вынесут только вместе, и ты это знаешь.

Один жест — и его люди отошли на несколько шагов назад, опустив оружие. Я посмотрел на дисплей, Русый сообщил, что Макс покинул территорию усадьбы с черного хода, и машина направляется в сторону города. Наши люди контролируют ситуацию.

Ахмед заметил мой медленный легкий вздох и его это разозлило. Понял, что ситуация все больше переходит под наш контроль. Такая добыча, и выскользнула из его рук. Он прищурился, от чего раскосые глаза казались еще уже, в темных зрачках все сильнее разгоралась ненависть. Его руки крепко сжали подлокотники кресла, держать эмоции в узде давалось все тяжелее. Подумал о том, что ему ничего не стоит наплевать на все и изрешетить меня пулями, превращая в дырявый обескровленный мешок с костями. И ему похрен на то, во что это все выльется. Одна секунда — и один из твоих врагов просто труп. Я даже заметил, как слегка дрогнула его рука, а по лицу проскользнула тень сомнения. Борется с собой. Просчитывает ходы. Хитрая мразь, опасная, таких никогда нельзя недооценивать.

— За братцем приехал… Ух, какая сплоченность… Фильмов насмотрелся, романтик, бл***ь. Ты ему самое дорогое, да, Граф? Даже сестрицу в расход пустил… Не жаль девку-то? Он же расхерачит ее, как всех остальных своих шлюх, душу вынет и на помойку выбросит, а потом вернет тебе и скажет, что так и было… — каждое слово как плевок ядом, меткое, острое, наполненное такой злобой, что дышать с каждой секундой становилось все труднее, как и поверить, что он блефует. Слишком эмоционально, слишком злобно, когда лопается по швам напускная сдержанность. Искренность всегда поражает — иногда своей целебной силой, а иногда способностью в один момент выбить тебе почву из-под ног.

Макс и Дарина? Что он несет? Этого просто не может быть… В голове завертелись мысли, одна за другой, то сплетаясь, то обгоняя друг друга, доносясь до сознания обрывками фраз, воспоминаниями и эмоциями. Дарина… Она же совсем другая… Я, конечно, ей не отец и никогда не пытался указывать, как и с кем жить, пока это не угрожало ее безопасности. Но Макс? Тот, кто женщин меняет чаще одноразовых салфеток… Да и он не пошел бы на это. Каким бы кобелем ни был… Это же Дарина, не одна из шалав, с которыми он обычно проводит время. Неиспорченная, добрая, она же одна из нас. Макс не настолько циничная тварь, чтобы испортить ей жизнь. Я не верю, что он может наплевать на все это, просто чтоб затащить ее в постель. Это невозможно. Как я вообще мог сейчас засомневаться? Черта с два это может быть правдой. Долбаный ублюдок просто пытается сейчас вывести меня из себя, нанося удар за ударом, хочет дать понять, что может знать больше, чем я.

— О-о-о, вижу, я тебя смог-таки удивить, Граф… Так что — не зря зашел-то, друг, скажи, да?

Хрен ты получишь то, чего ждешь, Ахмед. Ты хотел моего удивления? Злости? Ярости? Обойдешься. Со своей семьей я сам разберусь.

— Теряешь хватку, Ахмед. Устаревшая информация — позор для того, кто выдает ее за эксклюзив. Или ты думаешь, я не знаю, с кем проводит время моя сестра?

— Хорошо говоришь, Андрей, да не складно… Хотя, хер вас там разберешь. Я бы свою сестру такому козлу хрен отдал. Скорее бы яйца отстрелил… Впрочем, если решишь — я всегда рад помочь…

Вторая попытка, но детонатор слабоват, поэтому и ударная волна не задалась.

— Ахмед, я теряю интерес. А я не привык тратить время на тех, кто не представляет никакой для меня пользы. Будем прощаться. Правда, ненадолго. В следующий раз жди без предупреждения. И костюмчик получше прикажи погладить — будешь хорошо смотреться в нем гробу. Или как там у вас принято…

— Да ты эстет, Ворон-младший. Неужели на похороны придешь?

— Такой праздник пропускать нельзя. Не волнуйся, Ахмед, у тебя будет самый шикарный памятник. Крепкий. Бетонный. Закатаю на совесть. Еще и венками обещаю завалить…

— Заметано, Граф. По рукам. Обещаю тебе то же самое…

Я направлялся в сторону машины и ощущал, как тело напряглось, мышцы затвердели, словно каменные, а грудь сдавило от облегчения, что да, нам все же удалось выбраться из этого дерьма. Только во рту — странный привкус — именно так горчит разочарование. Оно ощущается на физическом уровне. Ведь сколько бы я не пытался убедить себя в обратном, но нужно открыть глаза и признаться самому себе — Ахмед сейчас не лгал. Каждое слово про Максима и Дарину — правда. Я просто чувствовал это. Да, жалкая надежда пыталась подать свой голос: пока не увидел — не верь… Но в этот раз ее потуги были слишком слабыми и неубедительными. И я не знаю, кто из них упал сейчас в моих глазах ниже — тот, кто не смогу удержать в штанах свой член, или та, которая так глупо потеряла голову. А то, что она ее потеряла, я уже не сомневался.

Горячая вода бьет по полу и убегает в сток, мыло расползается по коже, лезет в глаза, а я смотрю на черную плитку с серыми крапинами и вижу брызги крови на зеленой траве, которая проносится с бешеной скоростью, мелькая перед глазами прервистыми грязно-зелеными кадрами. В висках шумит адреналин, не стихает, разрывает мозги. Набатом. Оглушительно. До боли в барабанных перепонках. И выстрелы. Они внутри. В голове. Один за другим. Я чувствую, как дергается собственное тело. Словно в гребанной игре. Шутер с элементами трэша, где я главный персонаж и, бл***ь не могу из нее выйти. У меня руки дрожат от желания продолжать. Нажимать на курок и резать. Снова и снова. Кожу печет в местах ссадин и царапин, а я все равно вижу гонку перед глазами, и меня продолжает трясти.

Ударил о плитку со всей дури кулаком, а в голове крики стоят. Страшные, хриплые и тихие, треск веток, хруст плоти под зубами псов, скулеж и снова выстрелы. И по спине не вода, а пот, и по лицу чужая кровь потеками. Вытираю, а она не вытирается, в уши затекает, в рот, и меня тошнит от нее, выворачивает наизнанку. Прислонился лбом к кафелю, чтоб перед глазами не мельтешило. Тяжело дыша сквозь стиснутые зубы. Скоро отпустит. Это ненадолго. Давно не было.

Закрываю глаза и снова вижу, деревья проносятся, дыхание и лай сзади, а под пальцами липкое, вязкое, горячее. Между лопаток холодом пронизывает, и я понимаю, что там или нож, или дуло ружья. Резко обернулся, выпад рукой, сжал тварь за горло, выламывая руки за спину, и еще секунда — сломаю ублюдку шейные позвонки.

— Максииим. Это я. Посмотри на меня.

Перестает мельтешить перед глазами… Этот голос. Даже стрелять в висках начало тише, и туман рассеивается. Вся концентрация на ее голосе.

Распахнул глаза и выдохнул — ОНА смотрит на меня, а я ее за горло держу и руки за спину заломил.

Пальцы сами разжались. Стало физически больно, когда под ними багровые следы увидел. В сердце, как ножом провернули. А она взгляд не отводит. Волосы мокрые завитками берутся, и по щекам вода течет, как слезы. Красивая. Безумно красивая. Свежая, настоящая, и от нее запах другой, перебивает кровь, пот и смерть. Она жизнью пахнет и мной. Нами. Счастьем больным и неправильным. Лицо мое обхватила ладонями.

— Это я… — гладит скулы, успокаивая. Дышать становится легче, тошнота отступает, сердце снижает обороты. Зверь уже не скалится и не рвется в хаос. Притих. Как и всегда рядом с ней.

Вижу, что ты, маленькая. Даже больше — чувствую, что ты. Никто другой так прикасаться не умеет. И я к ней прикасаюсь так, как никогда не умел. Так, как не прикасался уже чертову тучу лет ни к кому. Когда брал ее, собой стал впервые. Не со стороны себя видел, а был в себе, в своей дымящейся коже. От каждого касания током прошибало, а от ее стонов кончал ментально миллионы раз. От взгляда с ума сходил и сейчас схожу. Не важно, как она смотрит, и что там в ее глазах. Они иные. Там каждая эмоция настоящая. Ни капли фальши. Моя девочка. Моя маленькая нежная девочка, как же тебя в меня угораздило… и еще хуже. Как меня в тебя так закрутило. Для тебя хуже.