Лион, немного застенчиво улыбнувшись, встряхнул головой.

В свое время, еще в первые недели знакомства с Джастиной и, особенно – в их медовый месяц, ему очень нравилось появляться с ней в людных местах по вечерам.

Да, Джастина была знаменитостью – ее узнавали на улицах, у нее просили автографы.

(Правда, любители автографов иногда отравляли им существование своей назойливостью, но с их присутствием приходилось мириться; и Джастина, и Лион смотрели на этих ненормальных, как на неизбежное зло).

Но не это тешило тщеславие Лиона – рядом с ним была красивейшая женщина, на которую обращали внимание, точнее – которая сама обращала на себя внимание, и всякий раз, ловя восхищенный взгляд, направленный в ее сторону, Лион ощущал нечто вроде самодовольного удовлетворения собственника.

Ему всегда было приятно, когда Джастина говорила: «мой муж…»

Гарсон стоял в ожидании заказа.

– Мы хотим приятно провести этот вечер, – доброжелательно обратилась к нему Джастина, – перекусить, выпить немного вина… А что именно – целиком и полностью на ваше усмотрение…

– Спасибо за доверие, миссис Хартгейм, – улыбнулся он.

Ни Джастину, ни, тем более, Лиона, не удивило то обстоятельство, что гарсон знает ее.

– Могу предложить отличные свежие устрицы, – начал перечислять гарсон, – если вы не вегетарианцы…

– Нет, нет…

– …а также утку по-лионски, салат… Ну, и бутылочку шабли…

– Утку по-лионски? – оживился герр Хартгейм, – о, если Джастина ужинает вместе с Лионом, это придется очень кстати…

Джастина протянула гарсону уже ненужные меню и карту вин.

– Хорошо, пусть будет по вашему…

Спустя некоторое время, когда ужин был съеден, Джастина неожиданно предложила:

– Может быть, потанцуем?

На небольшом помосте в конце зала играл классический джаз-банд, а певица, полногрудая мулатка, старательно копируя манеру Эллы Фицжеральд, пела тягучий сверхмедленный блюз и раскачиваясь в такт музыке.

– Так потанцуем?

Лион поморщился.

– Что-то не хочется…

– Вот как? А мне всегда казалось, что ты любишь танцевать…

– Времена меняются, а вместе с ними – и вкусы, и пристрастия, – нехотя произнес Лион. – То, что привлекало вчера, теперь не вызывает никаких эмоций… Что я могу с собой поделать?

Прищурившись, словно от яркого света (хотя свет в зале был приглушенный и отнюдь не яркий), Джастина спросила:

– Это относится и к людям?

– Отчасти.

– Значит, и ко мне?

Лион сделал обиженное лицо.

– Я этого не говорил…

– Но мне показалось…

– Я только сказал, что теперь, с возрастом, я иногда ощущаю себя несколько мудрее, что ли… Во всяком случае, теперь я не стал бы делать многого из того, что делал когда-то…

Она, состроив нарочито-сосредоточенную гримасу, поинтересовалась:

– И не женился бы на мне еще раз?

– А ты бы согласилась вторично на мое предложение? – неожиданно спросил он.

Она неопределенно пожала плечами.

– Разумеется… Если бы ты вновь сделал мне его… Так сделал бы? Признайся, Лион – ты ничуть не жалеешь о том, что мы вместе?

Он улыбнулся.

– Нет, нет… Что ты, Джастина, к чему ты спрашиваешь меня об этом?

Джастина отвернулась.

«И для чего это я его мучаю?

Почему так часто терзаю его глупыми и назойливыми вопросами?

Неужели я и сама не знаю, что он любит меня, что он верен мне…

Ведь знаю, что любит.

И – как любит!

Дай Бог каждой современной женщине быть так любимой своим мужем!»

Однако, следуя какому-то непонятному импульсу, она продолжала допытываться:

– Ты не ответил на мой вопрос…

Отодвинув тарелку, он произнес:

– Женился бы… И во второй, и в третий… И в сотый раз…

Она удовлетворенно помолчала, а затем спросила:

– Но ведь ты сказал, что разочарован…

– Я не говорил этого. Я сказал только, что ко многому из того, что раньше мне нравилось, я теперь испытываю лишь безразличие…

Наконец, словно вспомнив, что первоначально речь шла совсем о другом, она повторила:

– Так что – как насчет потанцевать?

Лион вздохнул.

– Я слишком стар для этого…

Тонкие изогнутые брови Джастины удивленно поползли вверх.

– Для чего?

– Для танцев, – последовал ответ.

– Как – ты действительно зачисляешь себя в старики? – неподдельно удивилась она.

Он передернул плечами.

– А кто же я еще? – он наклонил голову – в густых волосах его блеснула седина. – Да, дорогая моя, я уже стар… И не скрываю этого…

– Ну, во всяком случае, ты не такой глубокий старик, каким хочешь казаться…

– Но ведь и не молодой… – в тон Джастине ответил Лион.

Это скрытое, но упорное нежелание Лиона соглашаться с ней начинало понемногу злить Джастину.

А Лион все тем же ровным и бесстрастным голосом продолжал:

– Дорогая… Мне не может нравится то, чего я не понимаю…

– Это ты о чем?

– Успокойся – о танцах…

– Я и так спокойна, – сухо произнесла Джастина, сдерживая себя.

– Танец, что там ни говори – это прежде всего близость… И я понимаю джентльменское правило: если мужчина пришел в дансинг или в ресторан без дамы, и ему непременно захотелось потанцевать, он, подойдя к мужчине с женщиной, прежде всего спрашивает у кавалера, не против ли тот, если он пригласит на танец его даму… Так сказать – не против ли близости – пусть даже и мимолетной, призрачной – с его женщиной…

– Ты рассуждаешь, как фельдфебель, – нахмурившись, произнесла Джастина и после непродолжительной паузы тут же добавила: – как прусский фельдфебель.

Несомненно, Лион понял колкость супруги и ее скрытый смысл, однако ничуть не обиделся.

– Знаешь, – произнес он, – когда в сорок третьем году я сказал примерно то же самое в казарме, наш взводный – кстати, в отличие от меня, самый настоящий прусский фельдфебель – поднял меня на смех. Он сказал, что я рассуждаю, как гнилой философ…

– Короче, – категорично сказала Джастина, – короче, как я поняла, ты отказываешь мне…

– В чем же?

– В приглашении на танец.

– Во-первых, приглашение последовало от тебя, – спокойно парировал Лион.

– А во-вторых?

– А во-вторых тебе, herzchen, я просто не могу отказать…

– Так, делаешь одолжение?

Джастина попыталась изобразить нечто вроде обиды, но этого ей, как ни странно, не удалось.

– Нет…

Лион, приподнявшись, отодвинул стул и, обойдя столик, подошел к жене со спины, наклонил голову и преувеличенно любезно произнес:

– Позвольте пригласить вас, очаровательная леди… Не откажите мне в любезности потанцевать с вами…

Сказав это, он посмотрел на то место, где только что сидел сам.

Джастина сразу же улыбнулась.

«Нет, иногда я бываю положительно несносна.

Бедный Лион!

И как это он еще терпит меня?» Лион, стоя в галантной позе, спросил нарочито вежливо, растягивая слова на оксфордский манер:

– Леди пришла сюда одна?

Он сохранял серьезный и невозмутимый вид, и лишь прищуренные глаза говорили о том, что в душе он смеялся надо всей этой достаточно нелепой, но все же по-своему забавной сценой.

Едва заметно покачав головой, Джастина коротко ответила:

– Нет.

– А где же ваш спутник? Наверное, вышел на свежий воздух или в курительную?

– Наверное…

– Мне, право, так неловко…

– Отчего же?

– Я должен был поинтересоваться – не против ли он…

– Не против ли он того, что вы приглашаете меня в его отсутствие?

– Да.

– Нет, нет, что вы, – произнесла Джастина, поднимаясь и протягивая мужу руку. – Я очень люблю этого человека… Люблю и доверяю ему… А он, в свою очередь, доверяет мне. Не думаю, что он был бы против…

Через несколько минут они уже плыли под томные, влажные звуки блюза – всего лишь несколько нот, взятых мулаткой на длинном дыхании; страстные картавые звуки тенор-саксофона, незаметный шелест контрабаса, короткое, отрывистое стаккато фортепиано, изредка прерываемое золотым шелестом перкуссии.

Пол уплывал из-под ног, и хотелось, чтобы этот блюз, этот танец никогда не кончался.

Нежно склонившись к самому уху мужа, Джастина с улыбкой спросила:

– Тебе хорошо?

Однако Лион так вошел во взятую роль, что, деланно-удивленно посмотрев на жену, спросил, нахмурив брови:

– Простите, миссис, но я не совсем понял ваш вопрос…

Она погладила его по щеке.

– Ах, перестань дурачиться!

– Простите, миссис, но я не совсем понимаю ваш последний вопрос… Вы изволили узнать мое мнение, хорошо ли вы танцуете? – спросил Лион, сохраняя каменное, непроницаемое выражение на лице.

Лукаво посмотрев на мужа, она спросила:

– Да, а кстати?

– Как вы танцуете?

– Если я не очень затрудняю вас этим вопросом, – спросила Джастина в тон Лиону.

– Ах, что вы – танцевать с вами – одна радость, одно удовольствие…

– Нет, вы серьезно?

– О, да! Честно говоря, я так завидую вашему мужу, миссис…

– Чему же? Уж не тому ли, что он может танцевать со мной каждый день? Точнее – каждый вечер? – поинтересовалась Джастина.

– Нет, не этому… Я не люблю танцев…

– В таком случае – позвольте полюбопытствовать, почему же вы пригласили меня?

– Я увидел такую прекрасную леди… И… и просто не мог удержаться… Но теперь…

– Мой супруг тоже не очень-то жалует танцы, – произнесла Джастина немного игриво. – Он находит себя слишком старым для них, а танцы – слишком непонятными, чтобы ими заниматься… Ведь люди никогда не станут заниматься тем, что им непонятно?

– Совершенно верно…

– К тому же мой муж – немец, стало быть – человек ясного и практичного ума, как и все немцы…

– Прусский фельдфебель?

– Нет, ни в коем случае… Я заметила, что среди немцев есть не только фельдфебели…

– А кто же?

– Есть и почтенные буржуа – в лучшем значении этого слова, есть поэты, философы…

– И к какой же категории вы относите вашего мужа? – спросил Лион.

– Нечто среднее между первым, вторым и третьим…

– Как – он даже поэт?

– В некотором роде – да. Только поэзия его – не от сердца, а от головы…

– Что ж – не самое худшее… Даже быть буржуа – куда более почетно, чем фельдфебелем…

Она улыбнулась и ничего не сказала. Спустя несколько минут Лион поинтересовался – все тем же преувеличенно любезным тоном:

– Так вы не ответили – почему же вы так завидуете моему мужу?

– Потому, что он может видеть вас каждый день… И даже…

– Каждую ночь – вы это хотите сказать?

Лион не мог удержаться от улыбки.

– Да, именно это…

– А вам не кажется, что ваш вопрос звучит достаточно нескромно?

Он отрицательно помотал головой.

– Нет.

– Отчего же? – спросила Джастина, пытливо вглядываясь в его глаза.

– Но разве не вы несколькими минутами ранее сказали, что целиком и полностью доверяете вашему мужу, а ваш муж целиком и полностью доверяет вам?

– Разумеется… А разве может быть иначе между любящими людьми?

– Скажите, миссис… А ваш муж ревнив? Джастина улыбнулась.

– Никогда не задумывалась над этим…

– Он не изменяет вам?

Она сделала обиженное лицо.

– О, что за нетактичный вопрос!

– Простите меня, миссис, вы сами дали повод задать мне его…

– Вот как?

– Да.

– Почему, если не секрет?

– Вы согласились танцевать со мной в его отсутствие… Он, наверное, даже не знает, что теперь мы с вами вместе… После непродолжительной, но выразительной паузы Джастина произнесла:

– Однажды мой муж сказал – а это, кстати говоря, случилось не далее, чем несколько минут назад, – он сказал, что…

Лион, словно зная, о чем теперь будет говорить Джастина, покрепче обнял ее.

– Что же?

– Что танец – это своего рода близость… Пусть даже иллюзорная и мимолетная…

Лицо Лиона посерьезнело.

– И я с ним совершенно согласен.

– Вот как?

– Совершенно.

– Поэтому вы и задали мне последний вопрос?

– Об измене?

– Да.

– Потому и спросил…

– Честно говоря – не вижу никакой связи…

– Ну, если танец – это действительно своего рода близость, – произнес Лион, – стало быть, он… Ну, своего рода мимолетная и иллюзорная измена? Так сказать – измена под уменьшительным стеклом.

– Нет, вы действительно думаете так?

– Мне так кажется.

– Интересно…

– Не вижу ничего интересного, – парировал Лион. – Когда я в свое время, еще безусым юнцом – солдатом вермахта – пытался как-то, не помню уж по какому случаю, объяснить это своему фельдфебелю, он только хохотнул и сказал: «В мире существуют самки и самцы… И все. Каждый самец желает обладать самкой постоянно, самка – только в определенное время, для продолжения рода. Чем сильнее самец, тем настойчивее он в достижении своей цели, то есть в стремлении обладать как можно большим количеством самок, тем значительнее его успех». А меня прусский фельдфебель объявил гнусным отщепенцем, гнилым философом и декадентом – тогда в Германии это звучало ругательством…