Джеки Коллинз - Леди Босс

Во время утренней прогулки Джино Сантанджело всегда шел одним и тем же маршрутом: от дома прямо по Шестьдесят четвертой улице, затем через парк к Лексингтону, а оттуда быстрым шагом через несколько кварталов назад.

Ему нравился такой распорядок. В семь утра улицы Нью-Йорка полупусты, к тому же в этот ранний час погода обычно терпима.

Он выпивал чашечку кофе в своем любимом кафе и покупал газету у торговца на углу.

По мнению Джино, это был самый приятный час за весь день, за исключением тех случаев, когда из Лос-Анджелеса приезжала Пейж, что случалось значительно реже, чем ему хотелось.

Когда Пейж в городе, его утренний моцион откладывался до лучших времен, а время он проводил, кувыркаясь с ней на огромной мягкой кровати. Недурно для старичка, которому далеко за семьдесят. Нет спору, Пейж влияла на него благотворно.

Черт возьми, он любил эту женщину, несмотря на то что она все еще упорно отказывалась бросить своего мужа-продюсера, с которым жила уже двадцать лет.

Он давно просил ее развестись. По какой-то необъяснимой причине Пейж отказывалась.

– Без меня Райдер пропадет, – говорила она, как будто это объясняло все.

– Чушь собачья, – возмущался Джино. – А я как же?

– Ты – сильный, – отвечала Пейж. – Ты выживешь и без меня. Райдер же сломается.

«Как же, сломается, держи карман шире», – думал Джино, шагая по улице. Райдер Вилер – один из самых удачливых продюсеров в Голливуде. Стоит Пейж его бросить, он тут же подцепит ближайшую старлетку, и все дела.

С чего это Пейж взяла, что она так незаменима? Вот для Джино, черт бы все побрал, она действительно незаменима. Для Райдера она жена двадцатилетней давности. Да мужик еще и приплатит, только дай ему вырваться.

Джино всерьез подумывал, чтобы послать кого-нибудь поговорить с Райдером. Предложить ему миллион и сделать ручкой!

К великому сожалению Джино, за последние полтора года Райдер Вилер выпустил две картины, давшие огромные сборы, и ни в чьих деньгах не нуждался. Сам был по самую задницу в деньгах.

– Чтобы он застрелился, сукин сын, – пробормотал Джино вслух. Он желал иметь около себя Пейж постоянно, прекрасно осознавая, что моложе не становится.

Дул свежий ветерок, когда он остановился у своего обычного газетного киоска потрепаться с Миком, суровым валлийцем с вставным глазом и плохо пригнанным желтеющим зубным протезом. Мик правил в своем маленьком королевстве со свойственными ему угрюмостью и черным юмором.

– Как делишки в округе? – спросил Джино без особого интереса, поднимая воротник ветровки.

– Шлюхи и таксисты. Перестрелять бы половину, – ответил Мик, злобно сверкая единственным глазом. – Тут парочка энтих подонков меня надысь почти достали. Хорошо еще, у меня башка работает, я дал им прикурить.

Джино знал, что вопросы задавать не следует. Мик обожал рассказывать длинные вымышленные истории. Бросив мелочь, он схватил «Нью-Йорк пост» и поспешил дальше.

Трагические заголовки. Гангстер Винченцо Строббино убит у порога своего дома. Рядом фотография Винченцо, лежащего лицом вниз в луже собственной крови.

«Поганец получил по заслугам, – подумал Джино без малейших эмоций. – Сопляки. Горячие головы. Эти засранцы никогда не пытаются договориться, сразу вышибают друг другу мозги, как будто это единственный ответ на все вопросы. Сегодня Винченцо, завтра кто-нибудь другой. Насилие не знает передышки».

Джино радовался, что отошел от всего этого. Много лет назад он был бы в самом центре заварушки и получал бы от этого удовольствие.

Не теперь. Теперь он старик. Богатый старик. И могущественный старик. Он может себе позволить промолчать, только наблюдать.

Джино было семьдесят девять лет, но выглядел он значительно моложе, просто на удивление. Он вполне мог сойти за шестидесятилетнего – энергичная походка, густая грива седых волос, пронзительные черные глаза. Врачи постоянно поражались его энергии и любви к жизни, и уж тем более его превосходному физическому состоянию.

– Что это там насчет СПИДа, о котором столько болтают? – спросил он недавно своего домашнего доктора.

– Тебе уже не стоит об этом беспокоиться, Джино, – засмеялся тот.

– Да? Кто это сказал?

– Ну… – Доктор откашлялся. – Ты же… ты же уже не функционируешь, верно?

– Функционирую? – громко расхохотался Джино. – Что это ты меня с дерьмом мешаешь, доктор? Да когда у меня не встанет, я в тот же день лягу и помру. Capisce?note 1

– В чем же твой секрет? – с завистью спросил доктор.

Ему было пятьдесят шесть, но он уже чувствовал себя стариком и восхищался своим пациентом.

– Не разрешай никому вешать тебе лапшу на уши, – усмехнулся Джино, обнажив полный набор крепких белых зубов. – Хотя нет, прости, док, скажу по-другому. Не терпи дураков. Я это где-то вычитал. В самую точку, верно, док?

Судя по всему, Джино Сантанджело прожил интересную, полную приключений жизнь. Доктор мрачно подумал о пяти годах, потраченных им на медицинский колледж, за которыми последовали двадцать лет частной практики. На его долю выпало всего лишь одно приключение – как-то пациентка увлеклась им, и в течение шести недель они тайно встречались. Так что похвастать было нечем.

– Давление у тебя прекрасное, – заверил он Джино. – Анализы тоже. Теперь насчет твоей… гм… интимной жизни. Может, стоит потратиться на презервативы?

– Презервативы, док? – снова засмеялся Джино. – Когда-то мы их прозвали резиновыми убийцами удовольствия. Это знаешь, ну, все равно что нюхать розу, надев противогаз.

– Они сейчас получше. Тонкие, гладкие. Можешь подобрать себе любой цвет по вкусу.

– Шутишь? – расхохотался Джино, представив себе лицо Пейж, когда она увидит, как он натягивает на свой член черную резинку.

А что! Не такая уж плохая мысль. Пейж любит разнообразие. Может, стоит попробовать. Как знать…

В аэропорту, как обычно, бурлила толпа. Лаки встретил молодой человек в деловой тройке, который проводил ее в зал ожидания, предназначенный для особо важных пассажиров.

– Ваш вылет откладывается на пятнадцать минут, мисс Сантанджело, – сказал он извиняющимся тоном, как будто сам был виновен в задержке. – Принести вам что-нибудь выпить?

Она машинально взглянула на часы. Был уже первый час.

– Виски со льдом, – решила она.

– Одну минуту, мисс Сантанджело.

Откинувшись в кресле, она закрыла глаза. Еще одно короткое путешествие в Лос-Анджелес, о котором Лаки не сможет рассказать Ленни. Только на этот раз она надеялась заключить сделку, которая снова сделает ее мужа свободным человеком.

На этот раз все должно решиться окончательно.

Эйбедону Панеркримски, или Эйбу Пантеру, как его звали старые знакомые, уже исполнилось восемьдесят восемь лет. Он выглядел на свой возраст, хотя и не ощущал его. Эйб все еще оставался личностью, несмотря на то что многие женщины, включая двух бывших жен и многочисленных любовниц, пытались доказать обратное.

Вставал Эйб ровно в шесть. Сначала принимал душ, затем надевал новый ослепительно белый зубной протез, причесывал несколько оставшихся прядей седых волос, проплывал раз десять бассейн и с удовольствием съедал обильный завтрак, состоящий из бифштекса, яиц и трех чашек крепкого черного кофе по-турецки.

Потом он закуривал длинную гаванскую сигару и принимался за свежие газеты.

Газеты Эйб читал от корки до корки. Он обожал «Уолл-стрит джорнэл» и английскую «Файнэншл таймс». С таким же увлечением он просматривал бульварные газетенки, радуясь каждой новой сплетне. Ему нравилось получать информацию, пусть даже бесполезную. Эйб заглатывал все – от международных новостей до пустой болтовни.

После такого газетного марафона он готов был присоединиться к Инге Ирвинг, его многолетней спутнице.

Инге, крупной шведке с гордой осанной, было слегка за пятьдесят. Косметикой она не пользовалась и позволяла своим прямым волосам до плеч седеть беспрепятственно. Носить предпочитала свободные брюки и бесформенные свитера. Но, несмотря на пренебрежение к моде, Инга все еще производила впечатление, и каждому становилось ясно, что когда-то она была просто красавицей.

Эйб, некогда крупнейший воротила в Голливуде, дававший сто очков вперед Голдвину, Майеру, Зануну и другим, пытался сделать из нее звезду. Но ничего путного из этой затеи не вышло. Инга камерам не нравилась. И публике Инга не нравилась. После трех попыток снять ее в фильмах студии Эйб сдался. И все продюсеры, режиссеры и актеры на съемочной площадке вздохнули с облегчением. Так что, несмотря на титанические усилия Эйба, Инге Ирвинг не суждено было стать новой Гретой Гарбо.

В плохом настроении Инга вела себя как последняя стерва, всем грубила и всех оскорбляла. Ей бы это простили, окажись у нее талант и, так сказать, звездный потенциал. Увы, эти качества у Инги отсутствовали. Поэтому в процессе своего восхождения в никуда она обзавелась кучей врагов.

Инга так и не простила Эйбу свою неудавшуюся карьеру, но осталась с ним – подружка когда-то великого Эйба Пантера все же лучше, чем ничего.

Разведясь в последний раз, Эйб на Инге не женился. Она же, будучи женщиной гордой, не стала шантажировать и умолять. Кроме того, как гражданская жена она намеревалась после его смерти претендовать на то, что по справедливости принадлежало ей.

Каждый день около полудня Эйб имел привычку перекусить. В сезон устриц он предпочитал запивать их бокалом сухого белого вина. После обеда любил поспать с часок, потом смотрел две свои любимые мыльные оперы по телевидению и заканчивал день основательным общением с Филом Донахью.

Вот уже десять лет после инфаркта Эйб Пантер не выходил из дому.

Шесть недель в больнице, и он передал бразды правления на студии своему зятю. Формально оставаясь президентом студии «Пантер», возвращаться туда Эйб не хотел. Ставить фильмы теперь было совсем не так интересно, как когда-то. Он занимался кинобизнесом с восемнадцати лет и считал, что бросить это занятие в семьдесят восемь имел полное право.

С той поры прошло десять лет, и никто уже не ждал, что он вернется.

Эйб прекрасно понимал, что все только и ждут, чтобы он поскорее отдал Богу душу и оставил им все.

Из живых родственников у него остались две внучки – Абигейль и Примроз – и их чада и домочадцы.

Вряд ли бы кто догадался, что Абигейль и Примроз сестры. Друг друга они не выносили. Сестринская любовь и привязанность оказались не по их части.

Абигейль отличалась настойчивостью и мертвой хваткой. Любимым ее занятием были беготня по магазинам и посещение всяческих блестящих сборищ. Настоящая голливудская принцесса.

Примроз, младшая из сестер, предпочла другую жизнь в Англии, где она, по ее мнению, могла более достойно воспитать своих двоих детей.

Существовали, разумеется, и два зятя: муж Абигейль Микки Столли, заведовавший студией, и супруг Примроз Бен Гаррисон, занимавшийся делами студии за границей.

Микки и Бен также ненавидели друг друга. Для блага дела, однако, им пришлось заключить довольно шаткий союз. Сохранить мир очень помогал тот факт, что жили они по разные стороны Атлантики.

Эйб окрестил своих зятьков мерзавчиками, считая их мелкими жуликами, ворующими все, что плохо лежит.

Он получал удовольствие, обсуждая мерзавчиков с Ингой, редко улыбающейся, но слушавшей внимательно, не упуская ни детали из повествований Эйба о последних, с его точки зрения, жульнических деяниях зятьев.

Эйб держал на студии своего верного служащего Германа Стоуна, неприметного человека, носящего ничего не значащий титул личного помощника мистера Пантера. Стоун раз в месяц приезжал к Эйбу и рассказывал вкратце, что творится на студии. Все знали, что он хозяйский шпион, старались не иметь с ним ничего общего и не посвящать ни в какие дела. Он владел приличным офисом и держал при себе немолодую секретаршу по имени Шейла. И Герман, и Шейла, реликвии времен правления Эйба, были совершенно безвредны. Вот только тронуть их никто не мог, пока Эйб жив. Что, как надеялся Микки Столли, должно измениться очень скоро. Вот тогда он получит полный контроль над студией и сможет избавиться от своего родственничка, Бена Гаррисона.

Чем скорее, тем лучше, считал и Бен Гаррисон. Тогда он переедет в Голливуд и вырвет студию из загребущих лап Столли.

Абигейль Столли и Примроз Гаррисон знали, что после смерти деда они станут практически самыми могущественными женщинами в Голливуде. Что касалось студии, Эйб никогда не связывался с государством, он владел всем лично – всеми ста двадцатью акрами первосортной земли. Так что дамы унаследуют все.

Микки Столли собирался править в своем унаследованном королевстве, как правили хозяева студий в старые времена.

Бен Гаррисон собирался распродать землю частями, как сделала студия «XX век – Фокс», и стать миллиардером.