– Как лорд Сэндс переносит случившееся?

Констебль неприятно улыбнулся.

– Как виновник ее смерти, де Роуэн, – С удовольствием ответил он и с притворным сочувствием похлопал его по плечу. – А уж коли ты теперь служишь в министерстве внутренних дел, то лучше тебе подняться наверх и все хорошенько осмотреть, пока его светлость не надумал тебя остановить.

Неприкрытый сарказм Сиска достиг своей цели.

– За мной послали! – огрызнулся де Роуэн. – Его собственная сестра!

Но констебль, громко топая сапогами, уже поднимался по лестнице, легко перешагивая через ступеньки. Де Роуэн, по-прежнему сжимая в руках шляпу и портфель, поднялся следом за полицейским на второй этаж. Они подошли к дверям спальни в тот момент, когда выносили носилки с накрытым простыней телом золовки Сесилии. Эверсоул и работник санитарной кареты приостановились и почтительно посмотрели на де Роуэна вопросительными взглядами.

Ладно. Хочешь не хочешь, а его явно здесь считают представителем властей. Он покосился на Сиска и, протянув руку, откинул угол простыни. Красавицы Джулии Маркэм-Сэндс на этом свете больше не было.

– Удавилась? – бесстрастно поинтересовался де Роуэн.

Констебль Иверсол состроил мрачное лицо и легонько двумя пальцами сдвинул простыню пониже. Похоже, леди Сэндс спала обнаженной. Шея ее буквально усеяна отталкивающего вида багровыми кровоподтеками, которые спускались в направлении ее груди.

Сиск задумчиво посмотрел на кровоподтеки.

– Скорее всего, рот ей сначала заткнули кляпом, а потом и удавили, – ответил он на вопрос де Роуэна. – Быстрая и чистая работа, между прочим. Леди и пикнуть не успела.

– Вот как? – вопросительно поднял брови де Роуэн. – Кто же так говорит?

– Служанка ее. Ну, и лорд Сэндс, конечно. – Констебль мрачно хохотнул и махнул рукой: – Выносите, ребята. Все кругом спали, и никто ничего не слышал.

Де Роуэн невнятно проворчал и сделал несколько шагов по роскошному персидскому ковру, чтобы взять очки в серебряной оправе, которые лежали на тумбочке рядом с пустой бутылкой из-под вина. Очки для чтения принадлежали почившей леди. Он посмотрел в них. Леди Сэндс с детства страдала близорукостью. Де Роуэн перевел взгляд на бутылку. Шампанское – дорогое, но не марочное. Он неопределенно пожал плечами. Какие же все-таки англичане филистеры!

– А где бокал? – отрывисто спросил он. – Сколько их здесь стояло?

Сиск бдительности не потерял.

– Был один, и то пустой. Служанка от ужаса уронила его на пол, и он разбился. Но шею-то ее ты видел. Это не яд.

Сиск прав, конечно. Нужно молить Бога, чтобы он ошибся в отношении Сэндса.

– Может быть, кто-то к ней приходил? – вслух предположил де Роуэн. – Кто-нибудь, кого она хорошо знала?

– Тогда, скорее всего это грабеж, – пожал плечами констебль. – Если верить в честность лорда Сэндса, то окно спальни и вправду открыли снаружи, поддев то ли стамеской, то ли еще чем-то.

Малость ошеломленный, де Роуэн положил очки обратно.

– Готов поспорить, что шума от окна тоже никто в доме не слышал?'

Сиск задумчиво поскреб щеку и коротко мотнул головой в сторону ближайшего окна.

– Понял тебя. Открыть задвижку и не нашуметь никак нельзя, как ни старайся.

– Комнату хорошо обыскали? – резко спросил де Роуэн.

– А как же, я сразу все углы облазил.

– У слуг показания сняли?

– Иверсолу осталось еще пару-тройку человек допросить. Вот только отвезет тело в морг и все сделает. – Сиск неловко переступил с ноги на ногу. – Ну что, берешь дело?

Де Роуэн не ответил и подошел к окну, с осторожностью открыл его и высунулся наружу. Под покровом непроглядной темноты опытный взломщик вполне мог влезть по стене, цепляясь за наружные подоконники и водосточные трубы. Только вот среди опытных взломщиков не сыщется таких дураков, которые на ночь глядя будут вламываться в комнату с пусть даже и спящими хозяевами. А уж если такое и случится и их застукают, они всегда предпочтут дать деру, прихватив с собой то, что успели награбить, и уж точно не будут доводить дело до убийства. Если, конечно, не чрезвычайные обстоятельства.

Здесь сомневаться не приходилось, все говорило против убийства. Для леди Сэндс нападение нельзя назвать неожиданным, да и в борьбу с убийцей она явно не вступала. Напротив, прикончили ее в собственной постели, и как ни смотри, а весьма похоже, что и проснулась-то она, когда уже было слишком поздно. В любом случае негодяй успел запихнуть ей в рот кляп. Отчего-то Макс сильно сомневался, что она отошла ко сну, лежа в постели одна.

Де Роуэн внимательно оглядел богато обставленную, а в остальном вполне обыденную спальню. Кроме распахнутого окна, все остальное выглядело в полном порядке. Женщину придушили в ее спальне, простыни и те даже едва смяты! Де Роуэн зажмурился и довольно долго постоял, стремясь хоть как-то отстраниться от места преступления. Однако из памяти никак не шло распухшее, безобразно посиневшее лицо леди Сэндс. Брат Сесилии способен на такое отвратительное преступление? Если он его действительно совершил, тогда Сэндса нужно передать в руки правосудия, и высокородность преступника играть никакой роли не должна. Год спустя после перехода на новую, специально для него созданную, довольно странную должность в министерстве внутренних дел (за де Роуэна похлопотал бывший пасынок Сесилии) он по-прежнему думал о себе как о полицейском.

Охотничий азарт оставался у него в крови. Не важно, насколько безнадежно или тягостно расследование, он не мог устоять и всегда принимал вызов. Он упорно преследовал преступника до самого конца, и тут ему не было равных. Перед переходом на работу в министерство он занимал должность главного инспектора речной полиции, перед тем как два года проработал на Куин-сквер и еще пару лет прослужил в чине капитана в элитном отряде по борьбе с контрабандистами главного уголовного полицейского суда Лондона на Боу-стрит. Головокружительная карьера для такого молодого человека, как он. При исполнении своих обязанностей он невольно смотрел на любое убийство как на неприятную, но неизбежную часть своей работы, не более того. Уголовники чуть что всегда хватаются за нож. Он так часто сталкивался с душегубством, что никакая самая кровавая резня не могла его вывести из равновесия. Но здесь-то все иначе. Убили богатую женщину, убили, когда она спала и ничуть не сомневалась, что уж у себя дома ей ничего не грозит. Да еще в таком фешенебельном районе Лондона, как Мейфэр. Несмотря на все почтение, с такой радостью высказанное ему Сиском, де Роуэн полномочий заниматься уголовным расследованием не имел никаких. Да еще к тому же он был сотрудником министерства внутренних дел, а там к нему наверняка теперь появятся вопросы. Всю ситуацию они, конечно, постараются деликатно замять.

К несчастью, деликатность не в его характере.

Черт бы побрал все и всех!

Де Роуэн вновь и вновь обшаривал взглядом помещение, отчаянно стараясь отыскать хоть какую-нибудь зацепку. В этот момент первые лучи утреннего солнца проникли через окно и в глубине комнаты, на ковре, что-то ярко блеснуло. Де Роуэн бросился вперед, присел на корточки около туалетного столика и, обернувшись, мотнул головой, подзывая Сиска.

– Пожалуй, тебе стоит взглянуть сюда, – спокойно предложил он.

– Ого! – Констебль присел рядом. – Да тут, кажись, цельное состояние!

Кроме кулона с крупным топазом, который и блеснул в солнечном луче, на полу россыпью валялись серьги и броши – все, похоже, с драгоценными камнями. В сумерках на ярком ворсистом ковре их было не разглядеть. Де Роуэн осторожно подцепил кончиком пальца угол валявшейся здесь же смятой парчовой скатерти. Под ней на боку лежала раскрытая, изящно отделанная деревянная шкатулка. Высыпавшиеся из нее драгоценности радостно поблескивали в лучах утреннего солнца.

– Господи Иисусе! – выдохнул Сиск. – Что за вор, который погнушался таким богатством?

Ничего не скажешь, очень даже хороший вопрос. Де Роуэн с посерьезневшим видом не спеша поднялся на ноги.

– Ну что же, Сиск, – спокойно сказал он, – полагаю, ничего тут больше не поделаешь. Лучше всего, если ты мне расскажешь все.

ГЛАВА 3

Заводя новые знакомства, будьте непринужденными, даже настойчиво непринужденными.

Лорд Честерфилд. Этикет истинного дворянина

Де Роуэну снился родной дом. Снился он ему таким, каким он знал его раньше. В воздухе никакой мглы от дыма, бутовая кладка еще не почернела. И никаких пресытившихся местью перемазанных сажей солдат, расслабленно валяющихся посреди развалин, напившихся свиней, лакающих отцовские изысканные вина и гогочущих в ожидании своей очереди к насилуемым маминым служанкам. Нет, его сон был светлым и добрым. Солнце грело плечи, он с удовольствием переступал босыми ногами по сухой земле. Залитые солнцем склоны, со всех сторон окружавшие его маленький мальчишечий мир, были покрыты ряд за рядом густо разросшимися зелеными виноградными лозами. Он набирал полные пригоршни виноградин, сжимал и мял их в кулаках, ягоды лопались, брызги летели в лицо и на рубаху, сладкий сок стекал по рукам.

– Максимилиан! Ты что делаешь?!

Он вздрогнул, поднял голову от широкой деревянной кадки и увидел, как от дома к нему спешит мама, визгливо крича по-итальянски, – белое платье развевается, черные как смоль волосы растрепаны. Вот она проскакивает через ворота сада, вот она оказывается совсем рядом с ним, поспешно опускается на колени в прогретую солнцем траву.

– Макс! Господи, Макс, какой же ты, право, бесенок!

Одной рукой мама притягивает его к себе, другой мочит край своей свободной блузы в стоящей рядом кадке с водой.

– Ну и грязь ты тут развел! – ворчит она, обтирая брызги виноградного сока с его рук и ладоней. – Этот виноград годится только для кухни, негодный мальчишка! Папиного вина из него не сделаешь!

Но Макс знал, что на самом деле она на него вовсе и не сердится. Он со смехом повернулся и прижался лицом к ее груди. Умиротворенный мягким прикосновением ее губ, целующих его вихрастый затылок, он с удовольствием вдыхал идущий от нее запах мыла, лилий и свежеиспеченного хлеба. Но мама все терла и терла его пальцы и ладошку мокрым краем блузы, пока он не становился все шершавее и шершавее. Она терла все сильнее и сильнее, все больнее и больнее. Она что, собирается содрать кожу с его рук?!

Де Роуэн с судорожным всхлипом проснулся. Люцифер. Его верный Люцифер, а вовсе не его мама.

Он перевел дыхание и вслепую, в кромешной тьме потянулся рукой и погладил голову собаки. Ни огонька не виднелось за окном его маленькой спальни, один лишь громадный черный мастиф со своим переполненным мочевым пузырем предвещал скорый рассвет. Де Роуэн заставил себя перевернуться на бок и обнаружил, что Люцифер уже успел взгромоздиться на кровать и под его могучим телом матрас зловеще заскрипел.

Де Роуэн отогнал остатки удивительно реального сна, обтер обслюнявленную руку о стеганое одеяло и потрепал собаку между ушами.

– А ну слезай немедленно, зверюга!

Пес, потупив глаза, пододвинулся ближе и, просительно вывалив язык, часто задышал в лицо хозяину.

– Господи! – простонал де Роуэн, выбрался из-под одеяла и зябко передернулся, когда голое тело пробрал холодок выстудившейся за ночь комнаты. – Пора на прогулку, старина?

В ответ раздалось благодарное гавканье, Люцифер спрыгнул с кровати на пол, с оглушительным шумом приземлившись на все четыре лапы. Де Роуэн прошлепал босыми ногами через всю гостиную и широко распахнул застекленную дверь, выходившую в обнесенный стеной сад домовладелицы. Радостно гремя цепью, Люцифер перемахнул через порог, чтобы начать нести свой дозор.

Де Роуэн не спеша побрился и принялся одеваться – как всегда, в столь характерной для него непритязательной манере: простой черный костюм из шерстяной материи в белесую редкую крапинку. Нравился он ему прежде всего потому, что, раз надев, он мог уже о нем не думать. Затопив печь и поставив на конфорку чайник, он зажег лампу на письменном столе у окна. Взгляд его сразу уперся в книгу в красном кожаном переплете. Он принес фолиант из конторы домой, начал он себя убеждать, только ради того, чтобы избежать ненужных вопросов, если, не приведи Господи, он попался бы кому-нибудь на глаза. Вновь некая неведомая сила помимо его воли понудила его протянуть руку и взять книгу. Пролистав пухлый том, он неожиданно наткнулся на отрывок, прочтя который громко фыркнул. Он и на долю секунды не усомнился, что прочитал любимое наставление Кембла.

«Одежда – это такой предмет, которым не следует пренебрегать. Различие между здравомыслящим человеком и щеголем состоит в том, что щеголь ценит себя по своей одежде; над этим здравомыслящий человек может только посмеяться, но, зная в то же время, что никогда не должен пренебрегать тем, как он одет».

Отпустив цветистое итальянское ругательство, де Роуэн бросил книгу на стол. С отсутствующим видом он налил себе и опорожнил две чашки черного кофе подряд, погрузившись во внимательное чтение бумаг, что ему передал Сиск, торопливо делая пометки, пока они не покрыли дюжину листов писчей бумаги. Затем он набросал по памяти примерный план городского особняка лорда Сэндса и, вооружившись третьей чашкой кофе, задумчиво склонился над ним.