Лиз Карлайл - Леди и авантюрист

– Сомневаюсь, – грустно покачал головой старый врач. – Матка сильно расширена, а в ней я заметил следы хирургического вмешательства. Хочешь услышать от меня медицинское объяснение?

– Хирургическое вмешательство? – оторопело повторил де. Роуэн. – Аборт?

– Совершенно верно, – кивнул Гривз. – И сделан он был, скорее всего, совсем недавно. – И тут же, как бы отгоняя мрачный призрак, весело хлопнул ладонями по полным ляжкам: – Ну что, сэр, узнали все, о чем хотели? Прямее, чем говорил я, и не скажешь. Признаюсь, с таким убийством не имел дела с того времени, когда лорд Мерсер покончил счеты с жизнью.

– Что-то такое припоминаю.

– Еще бы не припомнить! – подмигнул Гривз. – Тогда все сделала женщина. При помощи надежного яда. Вот так, дружище. Женщины – создания весьма опасные! С ними ухо держи востро, так и жди какой-нибудь пакости! И еще, Макс. Что будем делать с твоей разбитой нижней губой, ведь ее весьма скоро разнесет на пол-лица? Не возражаешь, если я смажу ее своим быстродействующим настоем?

Кэтрин все расхаживала в прохладном полумраке своей спальни и никак не могла остановиться. В голове нескончаемо били невидимые молоты. О ленче и думать не хотелось. Может быть, просто прилечь? Или выяснить, где находится полицейский участок – дежурная часть, контора или как там у них называется, – в котором служит Максимилиан де Роуэн, отправиться прямиком туда и высказать ему в лицо, какой же он наглый негодяй?

Кэтрин прерывисто вздохнула. Нет, такое, пожалуй, недопустимо! Во всем виноват ее несдержанный язык. Очень может статься, что она просто несправедлива к человеку. В своей простодушной общительности, не наболтала ли она глупостей, от которых у него сложилось о ней превратное впечатление?

Конечно, немного поспешно она предложила ему отобедать. Вот только жизнь в провинции меньше привержена всяческим формальностям, да и в светском обществе больше равноправия, так что такие приглашения там не редкость. Странно, что он так воспринял ее предложение. При всей своей внешней сдержанности и простом платье он выглядел и держал себя вовсе не как полицейский и явно обладал изысканными манерами.

Впрочем, возможно, несмотря на всю ее подспудную симпатию к нему, порядочность и скромность ему не присущи. Глаза жутковатые, черные как уголь, исполненные холодной насмешки. Только в самом начале вел он себя более чем любезно.

Кэтрин почувствовала укол раскаяния при мысли о том, что она могла составить себе неправильное суждение о нем. Еще хуже оказались воспоминания о том, как она буквально млела от прикосновения его горячего рта. Господи, так ее ни разу еще не целовали. Нет, к мужу ее влекло, что там говорить. Они дружили с детства, и их обоюдная привязанность была прочной и бесспорной. Но сила чувства никогда не обжигала. Нельзя ее назвать необузданной и безудержной и уж тем более пугающей.

Да как она может сравнивать своего мужа с таким мерзким человеком! Кэтрин стремительно развернулась, торопливым шагом подошла к окну и посмотрела вниз, на улицу. Что же про нее должен думать мистер де Роуэн, чтобы вот так ее поцеловать? Уж теперь он наверняка полагает, что она вовсе и не леди, несмотря на ее неуклюжую попытку представиться. Впрочем, поцеловал он ее раньше. Как должна в таких случаях поступать настоящая леди? Вне всякого сомнения, вежливо представиться, потому что, когда два человека оказываются в подобного рода близости, они ...

Господи Боже, до какой чепухи она додумалась! Ей-то что за дело? С чего она так переживает? Злясь на саму себя, она резко задернула тяжелые занавески, упала на кровать и попыталась выбросить всю бессмыслицу из головы. Время от времени по Мортимер-стрит мимо дома громыхали случайные кареты. Из-за двери спальни донеслись шаги Делайлы, ее горничной, которая торопливо прошла по коридору. Привычные звуки вносили в душу успокоение, и, в конце концов, Кэтрин притянула к себе подушку. Обняв, прижала ее к груди и погрузилась в сон.

В половине первого де Роуэну доставили лаконичный вызов к министру внутренних дел. Много месяцев назад лорд Уолрейвен, пасынок Сесилии, представил его мистеру Пилю. Де Роуэну тот сразу понравился. Дед министра занимался торговлей, и хотя английская аристократия имела странную привычку презрительно морщить нос на накопленное богатство, отец Пиля сумел преодолеть поднявшиеся вокруг него визг и возню и заполучил титул баронета. За спиной младшего Пиля многие из высшего света по-прежнему отзывались о нем не иначе как о парвеню, выскочке. Правда, тихо, ибо на его влиятельности отсутствие голубой крови не жилах вовсе не сказывалось. Более того, при всей его прямоте и честности мало кто решался становиться ему поперек пути.

Судить об утреннем настроении мистера Пиля было весьма затруднительно. Министр внутренних дел широким жестом пригласил де Роуэна присесть в кресло. Слегка поведя плечами, как бы от неудобно сидевшего пиджака, хозяин кабинета сел чуть прямее за своим до блеска отполированным письменным столом.

– Мировой судья с Куин-сквер доложил мне, что вы каким-то боком оказались втянуты в дело Сэндса, – проговорил Пиль.

– На месте происшествия я оказался по просьбе леди Делакорт, – чуть помедлив, признался де Роуэн. – Но не более как друг семьи.

Мистер Пиль окинул, собеседника испытующим взглядом.

– Однако с лордом Сэндсом вы побеседовали, – спокойно заметил он. – И вы расспрашивали констеблей о результатах осмотра места преступления.

– Да, – признал де Роуэн.

– Получается так, хотите вы того или нет, но в расследование вы, тем не менее, втянуты?

Пиль замолчал, но, не дождавшись от де Роуэна ответа, продолжал:

– Насколько я понимаю, вы также посвящены в результаты посмертного вскрытия.

– Дознание провели неделю назад, – кивнул де Роуэн. – Обычное дело. Коронер все сделал, как надо.

– Убийство, по-видимому, совершено неизвестным или неизвестными? – поинтересовался министр.

– Может статься, все гораздо хуже.

Де Роуэн многозначительно посмотрел на Пиля:

– Похоже, некто – может, сам Сэндс – удушил ее милость.

Лицо Пиля приняло приличествующее случаю задумчивое и скучновато-печальное выражение.

– Я понимаю, – негромко согласился он. – Представляю, как леди Делакорт, сестра лорда Сэндса, будет убита горем. Как, впрочем, и наш общий друг Уолрейвен, по степени своего родства.

– Если все подтвердится, – неохотно согласился де Роуэн.

– Как – если! – с болью в голосе воскликнул Пиль. – Перед законом все равны, у нас нет права делать исключения ни для кого, в том числе и для наших друзей. – Он пронзил де Роуэна непреклонным взглядом. – Ведь я могу рассчитывать на ваше понимание своих обязанностей больше, чем на кого-либо еще, не так ли?

Де Роуэн не задержался с ответом:

– Если вы не очень осведомлены о происходящем, сэр, тогда для наведения порядка с коррупцией вы ошиблись с кандидатурой.

– Я о многом осведомлен, – тонко улыбнулся Пиль. – Если только я не ошибся в своих догадках, вам следует вести дело самостоятельно и поменьше доверяться неуклюжим попыткам вам помочь, включая людей с Боу-стрит. Я прав?

– К несчастью, да, – кивнул де Роуэн и горько улыбнулся про себя.

– Увы, не все в наших силах, – проговорил Пиль со страдальческим выражением лица. – Впрочем, я сказал главному судье, что в расследовании этого дела моими глазами и ушами будете вы. В любом случае там могут возникнуть весьма щекотливые ситуации, с которыми лучше вас никто не справится.

– Какие такие ситуации?

Пиль неопределенно пожал плечами.

– Некоторые весьма неохотно будут общаться с полицией Вестминстера, тем более со следственным отделом. Koe-кто сочтет такое общение ниже их аристократического достоинства? – резким тоном бесцеремонно спросил де Роуэн.

В глазах Пиля зажглись веселые огоньки.

– Поговорите с теми, кто не горит желанием связываться с полицией. Продвигайте расследование вперед, но действуйте осмотрительно и с осторожностью. Постарайтесь уберечь семейство от сплетен. Молите Бога, чтобы это было делом рук безумца, если же нет ... – Пиль покачал головой и, помолчав, добавил: – Констебли будут держать вас в курсе дела. Докладывайте мне каждый понедельник.

– Слушаюсь, сэр.

Пиль, наконец, откинулся на спинку кресла.

– Да, еще одно. Тот скандал со взятками. Насколько я понимаю, вы делаете успехи?

– Да, правда, – ответил де Роуэн, поднимаясь. – Как мы и подозревали, Брутер за взятки подчищает отчеты о тюремных проверках. Откровенно говоря, сэр, все может оказаться гораздо серьезнее. Скорее всего, здесь замешаны караульные и констебли.

– Хотелось бы мне удивиться, – поморщился Пиль.

Де Роуэн скупо усмехнулся и продолжал:

– Что же до Брутера, мы возьмем его, сэр, можете не сомневаться. Сегодня утром я снова подслушал его на очередной встрече в Гайд-парке. К несчастью, мне помешали обстоятельства. Там оказался случайный прохожий. Я предпочел не раскрываться.

– Не суть важно, – небрежно махнул рукой Пиль. – Это лишь вопрос времени. – Он чуть задумался и договорил: – Хорошая работа, де Роуэн. Впрочем, слежкой теперь займется кто-нибудь еще. У вас – расследование дела Сэндса.

Де Роуэн поднялся и, бросив взгляд на часы, висевшие на стене, проговорил:

– В таком случае сегодня после полудня я нанесу официальный визит лорду Сэндсу. Вчера он находился, скажем, в несколько растрепанных чувствах.

Пиль бросил на него испытующий и немного любопытный взгляд, облегченно вздохнул и с удовлетворенным видом откинулся на спинку кресла.

– Знаете, де Роуэн, я все больше и больше склоняюсь к мысли о том, что вы самый настоящий чертов фанатик, – задумчиво проговорил он. – Жаждете справедливости, как никто другой. Зачем, я признаюсь, не знаю. Но за вас я от всего сердца не устаю благодарить Господа, потому что вы – именно тот человек, в ком я так нуждаюсь, сейчас.

Смущенный донельзя, де Роуэн поклонился и направился к дверям. Он уже взялся за ручку, когда Пиль негромко его окликнул.

– Маленький вопрос, де Роуэн.

Де Роуэн со вздохом обернулся и вопросительно слегка приподнял брови.

Министр внутренних дел прищурился.

– У вас нижняя губа разбита. Смею надеяться, сегодня утром в парке вы ни с кем не повздорили?

Задремавшая Кэтрин проснулась с рыдающим всхлипом и рывком села на постели, толком не соображая, где, собственно говоря, она находится. Торопливо откинув назад упавшие на лицо волосы, она огляделась. В открытую дверь туалетной комнаты она увидела свой обширных размеров дорожный сундук с откинутой крышкой. Кэтрин не смогла сдержать вздох облегчения.

«Я в доме Кэма. Я в Лондоне».

Тыльной стороной ладони она вытерла заплаканные глаза. Взглянув на подушку, она увидела, что та мокрая. На душе стало печально и тяжело. Сквозь неплотно задвинутые шторы пробивались лучи полуденного солнца. Сколько же она проспала? Неясные обрывки приснившегося сна неумолимо ускользали из памяти, и Кэтрин отчего-то чувствовала непонятную грусть, как будто утрачивала нечто дорогое ее сердцу. Что такое ей приснилось? Память вдруг вернула почти что ускользнувшее воспоминание, и Кэтрин безотчетно прижала ладонь к губам.

Уилл! Господи, за все последние месяцы он ей приснился в первый раз. Схватив подушку, она зарылась в нее лицом. «Боже мой, Боже, прошу тебя, не надо больше таких снов!» Долгое время после смерти мужа она страшилась спать, потому что для нее сон превратился в адовы муки, воспоминания о его последнем в то утро поцелуе безжалостно преследовали ее ночь за ночью. Сны всякий раз начинались совершенно одинаково. Она наблюдала за собой как будто со стороны, как если бы это была не она, а кто-то другой, совсем ей посторонний. Она видела, как проходит в свою небольшую гостиную в главном особняке поместья Олдхэмптон, как отодвигает темно-зеленые портьеры и смотрит на затянувший все вокруг утренний туман. Потом она медленно поворачивается, чтобы улыбнуться Уиллу, который сидит за столом и пьет утренний кофе. Кэтрин слышит свой голос, слышит, как предупреждает его, упрашивает (но не умоляет, нет) остаться дома и скоротать день вдвоем у камина. Затем сквозь легкую дымку сновидения она слышит оглушительное эхо того ужасного выстрела, хотя на самом деле находилась слишком далеко от места трагедии, чтобы вообще что-нибудь расслышать. И предсмертные слова Уилла, которые он произносит слабеющим и каким-то булькающим голосом. Их-то она расслышала тогда более чем хорошо.

– Надо было послушаться тебя, Кэт, – задыхается Уилл. – О, Кэтрин!

Но в новом сне, от которого она разрыдалась, Уилл не произнес ни слова. Чувство домашнего очага и уюта тоже отсутствовало. Не было ни прогретой гостиной с утренним завтраком, ни дымящегося кофе. Был один лишь туман, причем не прохладная деревенская дымка, которая щекочет ноздри запахами перегноя и отсыревшей листвы, а жирные, с металлическим привкусом миазмы Лондона, липнущие к коже и забивающие ноздри невыносимой вонью.