— Не беспокойтесь, дорогая моя, — сказала Эльма, заметив на лице своей подопечной недовольное выражение, — у меня есть для вас и более приятные известия. Но сначала давайте поднимем чашки с чаем.

Гвен насторожилась, но все же подняла чашку, в которую был налит чай со сливками. Она надеялась, что Эльма сейчас не станет провозглашать тост за упокой какой-нибудь графини, умершей в первую брачную ночь, или в память скоропостижно скончавшегося богатого наследника, у которого остался холостой брат.

Эльма загадочно улыбнулась, готовясь преподнести Гвен какой-то сюрприз.

— Дорогая, во-первых, я должна извиниться за то, что несдержанно вела себя сегодня утром. Я знаю, в последнее время вы находитесь во взвинченном состоянии, на вашу долю выпало много страданий, а Париж — не место для печали. Вам нужно было хорошенько отдохнуть, развлечься, а я совершенно некстати пристала к вам со своими нотациями.

— О, не надо извиняться! Мне очень жаль, что я огорчила вас, но уверяю, я прекрасно провела сегодняшнюю ночь.

— Не надо меня оправдывать, дорогая, мне нет прощения. Вместо того чтобы нападать на вас, я должна была строго осудить поведение мистера Рамзи. Честно говоря, я ожидала от него большей порядочности. Мне, конечно, известно, что далеко не все считают его общество приемлемым, но я надеялась, что давняя дружба с вашей семьей заставит его вести себя более прилично. Я была страшно разочарована вашим рассказом о вчерашней прогулке, но отчитывать за нее я буду не вас, а его.

— Но это я настояла на посещении кафе «Ша Нуар», — возразила Гвен.

Эльма подняла бровь от удивления.

— Ну что ж, — промолвила она, сделав паузу, — после всего пережитого вам, в конце концов, нужно было развеяться. Одна ночная прогулка по Парижу, думаю, не принесет вам вреда, если, конечно, вас не видел кто-то из знакомых. — Эльма нахмурилась: — О Боже! Надеюсь, вас действительно никто не видел?

— Нет, — поспешно заверила ее Гвен, — я не встретила ни одного знакомого.

Эльма облегченно вздохнула:

— Ну, в таком случае не произошло ничего страшного. Однако считаю, дорогая, что нам пора уезжать отсюда. Сестры мистера Рамзи давно зовут нас пожить в деревне. На мой взгляд, нам следует принять их приглашение. Мы могли бы поехать в Корнуолл или на остров Гернси, выбирайте.

— Тетя Эльма, — осторожно начала Гвен, — мне кажется, вы плохо понимаете, что со мной происходит. Мне не грозит нервный срыв, я прекрасно чувствую себя. Прошлой ночью мы…

— Ладно, ладно! — Эльма замахала на нее руками. — Довольно. Давайте лучше поговорим на другую тему. Вам, наверное, интересно, что именно мы празднуем сегодня? Я сейчас сделаю вам приятный сюрприз, дорогая. Во-первых, надо сказать, вы счастливо отделались от виконта. Он недостоин вашей любви, и вам не следует винить себя зато, что этот мужчина бросил вас. Но я должна сообщить вам, что виконт не совсем пропащий человек. Да, он негодяй, но не вор! Посмотрите, что он передал леди Литтон перед своим отъездом.

Эльма взяла что-то из шкатулки и показала Гвен.

— Да, да, дорогая! — весело поглядывая на опешившую подопечную, воскликнула Эльма. — Это ваше кольцо, возьмите его. Я знаю, как много оно значит для вас.

Гвен с трепетом взяла тяжелое прохладное кольцо, положила на ладонь и провела по нему пальцем, ощупывая знакомые бороздки. Это действительно была семейная реликвия! Правда, золото отливало каким-то новым блеском, как будто от контакта с кожей Пеннингтона оно слегка потускнело.

Лицо Эльмы сияло. Она наверняка ожидала, что Гвен сейчас ударится в слезы или упадет в обморок от счастья. Однако Гвен вела себя сдержанно, хотя и была искренне рада, что ей вернули кольцо. Это как будто компенсировало ей моральный вред, избавляло от пережитого позора.

Глядя на кольцо, Гвен думала о том, что ему, наверное, пришлось много попутешествовать и пережить немало приключений.

— То, что я отдала его Томасу, не было моей ошибкой, — сказала Гвен. — Вина целиком и полностью лежит на нем. Я же не знала, что он предаст меня.

— Разумеется, кто же это знал? Зато кольцо наконец-то вернулось к вам, и теперь вы можете выбросить из головы всю эту историю. Поверьте мне, в мире очень много холостых мужчин; будет и на вашей улице праздник. Представьте на минуту, что в Лондоне вы встретите молодого красивого джентльмена, который безумно обрадуется вашему знакомству! А возможно, кто-то из знакомых вам холостяков уже ждет не дождется вашего возвращения в Англию, мечтая о том, чтобы такая богатая девушка, как вы, осчастливила его.

Гвен рассмеялась. Действительно, женихов привлекало в ней только богатство. Гвен давно уже убедилась в этом. Эльма не замечала, какая горькая ирония содержится в ее словах.

— Я все еще остаюсь при своем мнении относительно женихов и замужества, Эльма. Я не хочу снова погружаться в эту карусель ухаживаний и сватовства, надежд и разочарований. Мне хочется еще какое-то время побыть здесь во Франции.

Эльма надула губы. При этом вокруг ее губ и в уголках глаз собрались морщинки, которые она так ненавидела и всячески пыталась скрыть.

— Гвен, будьте благоразумны. После того, что произошло сегодня ночью, я не могу позволить вам оставаться здесь.

— Да, я вас понимаю, — промолвила Гвен и, поднеся чашку к носу, вдохнула приятный запах чая со сливками.

Аромат бергамота всегда напоминал ей об отце, который так пристрастился к чаю с этой добавкой, что вся его одежда пропахла ею. В молодости он вынужден был пить третьесортный китайский чай, который к тому же сильно разбавляли водой из экономии. Поэтому отец Гвен заявлял, что, только сколотив состояние и имея возможность жить в роскоши, он открыл для себя настоящий вкус чая. «Какой чудесный напиток! — говорил он. — Ни один химик не сможет изобрести искусственную замену настоящего чая».

Вздохнув, Гвен поставила чашку на стол.

— Вам, Эльма, нет необходимости оставаться со мной. Я уже взрослая и вполне обойдусь без опеки.

Глаза Эльмы стали круглыми от изумления.

— О Господи… Не хотите ли вы сказать, что собираетесь остаться одна в Париже?

— А что здесь такого? Я видела женщин моего возраста, которые разгуливали по здешним улицам одни, без сопровождающих, — сказала Гвен и замолчала, пораженная мыслью о том, что при всем своем богатстве она не чувствовала себя независимой. — Я видела, как эти женщины пили напитки, стоя у киосков на вокзале. Они не стеснялись покупать даже бренди! Причем многие из них были хорошо одеты и выглядели респектабельными.

Эльма смотрела на нее с таким ужасом и недоумением, словно у Гвен выросли на лбу рога.

— Но ведь эти женщины работают машинистками или служат в почтовых офисах, Гвен! Вы не должны сравнивать себя с ними.

— Я и не сравниваю. Но то, что они работают, не делает их менее респектабельными. Эти женщины не хуже и не лучше моей матери, которая тоже работала до замужества.

Эльма, раскрыв рот от изумления, сокрушенно покачала головой:

— Ваша мать хотела для вас лучшей доли, чем судьба почтовой служащей или машинистки.

Гвен потупила взор и стала разглядывать свою чашку с чаем.

— Но она не хотела, чтобы я выходила замуж без любви.

— Никто не заставляет вас делать это. Боже правый, что произошло с вами тогда, у алтаря? Похоже, у вас не только разбилось сердце, но и повредился мозг!

— Мое сердце не разбито! — решительно возразила Гвен, стукнув чашечкой по столу. — Сколько раз вам говорить об этом!

Эльма прищурилась:

— Да, я это уже слышала. Но дело заключается не только в ваших желаниях, Гвен. — Теперь голос Эльмы звучал холодно и непреклонно. — Вынуждена напомнить, что, взяв вас к себе в дом, я поручилась за вас, рискуя своим добрым именем. Вы многого не знаете, Гвен. Признаюсь, друзья предостерегали меня от необдуманных шагов, настраивали против вас. Они говорили: «Эльма, на осинке не растут апельсинки». Но я их не слушала. Я убеждала их в том, что вы добрая милая девушка с мягким сердцем. Тогда я и подумать не могла…

Эльма осеклась и, сжав губы, тряхнула головой.

Гвен молча наблюдала за ней. То, что вертелось у нее на языке, могло бы обидеть Эльму. Гвен хотела напомнить, что «осинка» оплачивала счета Бичемов на протяжении десяти лет. Эльма приняла ее в дом вовсе не за добрый мягкий нрав.

— Нет, — вдруг воскликнула Эльма, вскинув голову, — я не позволю вам остаться одной в Париже! И давайте прекратим дискуссию на эту тему. Вы меня поняли?

В этот момент дверь распахнулась и в гостиную без стука вошел Алекс. Привалившись к косяку, он с небрежным видом застегнул перчатку на руке.

— Мне показалось, я слышал какой-то крик. Могу я чем-то помочь?

Гвен напряглась и внутренне сжалась. На ее взгляд, Алекс пришел не вовремя.

— Это все вы! — зашипела на него Эльма и резко встала. — Вы во всем виноваты!

Глава 9

— Не забывайте писать мне! — крикнула Эльма, махая носовым платочком из окна.

Алекс ткнул Гвен локтем под ребро, и она тихо заворчала на него.

— Каждый день! — громко ответил он Эльме, а затем тихо произнес: — Да машите же вы, черт возьми, иначе мы так и не отделаемсяот неё!

Гвен вяло взмахнула рукой, в ответ носовой платочек Эльмы энергично затрепетал. Затем она закрыла окно и отошла вглубь купе.

Облегченно вздохнув, Алекс снова водрузил шляпу на голову.

— Отлично, — сказал он, — а теперь быстро отсюда, пока она снова не высунулась из окна.

Алекс схватил Гвен за руку и увлек ее за собой по платформе.

Толпа расступалась перед ними, уступая дорогу — возможно, потому, что Алекс был более шести футов ростом и одет во все черное, как полночный вор. Впрочем, пальто с капюшоном сидело на нем весьма элегантно. Он притягивал к себе взоры всех женщин в возрасте от восемнадцати до восьмидесяти лет. Боковым зрением Гвен заметила, как седеющая мать семейства, сидевшая на скамейке, проводила его восторженным взглядом.

— А вот и наш вагон, — сказал Алекс, — в голове поезда.

Гвен с опаской взглянула на громаду паровоза, из которого с шипением вырывались клубы белого пара.

Алекс вспрыгнул на подножку вагона и повернулся, чтобы помочь своей спутнице. Однако в этот момент поезд тронулся. Гвен, которая успела поставить одну ногу на подножку, закричала, чувствуя, что теряет равновесие.

Алекс, быстро обхватил ее за талию и втащил в вагон. Гвен оказалась на несколько мгновений прижатой к его груди и уловила исходивший от него смешанный запах шерсти, мыла и крема для бритья.

Отстранившись от него, Гвен засмеялась:

— Драматичное начало, ничего не скажешь!

Алекс усмехнулся:

— Да уж!

Рядом с ними кто-то сдержанно кашлянул. Обернувшись, они увидели проводника в серой униформе.

— Билеты, пожалуйста, — сказал он по-французски.

— Ах да, конечно.

Алекс полез в карман за билетами, а Гвен прислонилась к стене вагона. Пол дрожал у нее под ногами, поезд набирал скорость.

— Я выкупил все места в вагоне, — сообщил Алекс. — Даже если Эльма вздумает бродить по поезду, она не сумеет попасть к нам.

Гвен с одобрением посмотрела на него. Алекс поступил очень мудро.

Взглянув на Гвен, он вдруг встревожился:

— О Боже, что с вами, Гвен? Вы нездоровы? На вас лица нет и глаза на мокром месте. Вы вот-вот расплачетесь. Еще не поздно сойти.

Гвен вымученно улыбнулась:

— Да, конечно.

Однако перрон, а значит, и Париж уже остались позади.

— Вы можете сойти с поезда на следующей станции. Я сам как-нибудь разберусь с Баррингтоном.

— Нет, — поспешно возразила Гвен. — Я не собираюсь плакать. Просто я…

Она запнулась, не решаясь закончить фразу. «Просто я боюсь тебя», — хотелось сказать ей.

Войдя в гостиную их апартаментов сегодня днем, Алекс уселся рядом с Эльмой, не обращая внимания на её обвинения, угрозы и требования убираться прочь. Взяв Эльму за руку, он кротко попросил ее перечислить все его грехи. Именно кротко! Гвен никогда прежде не замечала в нем такой кротости и смирения.

Разумеется, Эльма тут же принялась осыпать его обвинениями и упреками. Она отчитала его за то, что он оказывает дурное влияние на ее подопечную. Алекс кивал, сжимая ее руку и бормоча слова согласия в ответ.

Гвен даже на минуту показалось, будто он хочет поспособствовать ее отъезду в Лондон. Но она заблуждалась. Вскоре Алекс начал исподволь внушать Эльме мысль о том, что она устала и переутомилась от своих обязанностей компаньонки Гвен, что эта миссия приносит ей одни треволнения и беспокойства. Затем Алекс намекнул на то, что красивые женщины зрелых лет терпят от общества много несправедливостей. Ловко переведя разговор на мистера Бичема, он довел Эльму до горьких слез. Она разрыдалась у него на плече от жалости к себе, и Алекс ободряюще похлопал ее по руке.