Может, это все, что у меня было. Все, что у меня когда-либо будет.

Коксы были первыми, кому было не насрать на меня. Они подарили любовь, брата, дали мне свое имя. Но я облажался, по-крупному.

Пайпер тоже подарила мне свою любовь. Но я все испортил. Дважды.

Хотя, я тоже ей кое-что подарил... ребенка.

И это было худшим, что я мог сделать.

Вся моя жизнь может быть пособием «Что нельзя делать в воспитании детей». Я не знал ничего — меньше, чем ничего — о том, как быть родителем.

Что, если я причиню боль и своему ребенку? Заставлю Пайпер пережить то, с чем столкнулись Сара и Майк? Что, если я действительно был наркоманом, как мои родители? С чего мне думать, что я смогу стать лучшим родителем, чем они?

Смогу ли я жить, если уничтожу еще одну жизнь?

Нет. Я должен защитить Пайпер и нашего ребенка. Даже если защищать придется от себя самого.

Я покачал головой, как Шанайя, когда муха подлетела слишком близко к ее уху. Вся эта ситуация была безумной. Несколько месяцев назад Пайпер сказала, что не хочет детей и не создана для материнства.

Ее мнение, очевидно, изменилось. И мне было интересно, если бы я не пришел сюда, она рассказала бы мне о беременности?

Наверное, нет. Возможно, это было бы к лучшему.

Потому что Пайпер была права. Я прятался всю свою жизнь. Блять, да у меня до сих пор остались шрамы под татуировками, которые напоминали мне, что происходило, когда я выходил из шкафа и прерывал нарковечеринки родителей.

Потом я научился прятаться, будучи в центре внимания. Я выстроил стены, чтобы никто не подобрался слишком близко.

Но каким-то образом Пайпер вытащила меня оттуда. Не для того, чтобы самой оказаться в центре или встать рядом. Нет, ей не нужна была слава или известность. Она хотела только меня.

И теперь у Пайпер будет частичка меня навсегда.

Говорят, что если не изучать историю, то ты обречен ее повторить.

Это вот и случилось со мной.

Я представлял опасность. Угрозу. Лучше всего для Пайпер и для ребенка, если я оставлю их в покое. Для их же собственного блага.

Я любил ее слишком сильно, чтобы продолжать причинять ей боль.


ГЛАВА 25

Лэндон


Я погряз в тумане отвращения, который превратил даже идеально прибранную квартиру Пайпер в уродливое, грязное пятно, пока Шанайя не заскулила, толкаясь в мое колено мокрым носом.

Постанывая, я поднял поводок с кофейного столика и прицепил его к ошейнику собаки.

— Пойдем, девочка.

Я открыл дверь внедорожника. Шанайя прыгнула одновременно с тем, как я забросил таблетки, которым сопротивлялся ранее, в рот.

Облегчение сразу же успокоило мои возбужденные нервы. Если у меня не будет Пайпер, если я не могу построить жизнь с ней и нашим ребенком, то хотя бы мне известен способ забыться.

Вот только таблетки перестали действовать так же хорошо, как раньше. Я давно перестал отслеживать, какое их количество проглотил в сутки. Но чувствовал, что нужно все больше и больше, чтобы обрести хоть какое-то чувство покоя. Хотя бы временное помутнение как можно быстрее.

Теперь, когда проблем с руками не было, я добавил в гремучую смесь и алкоголь. Совсем немного, просто чтобы заглушить неустанный шум в сознании. С собой у меня ничего не оказалось, поэтому я заехал в алкогольный магазин в нескольких кварталах от моего дома, где схватил две пригоршни мини-пузырьков у кассы.

Цыпочка за прилавком загорелась, словно выиграла в лотерею.

— Лэндон Кокс!

У меня не получилось даже выдавить подобие улыбки.

—Во плоти, — буркнул я.

Она облизнула губы и выставила сиськи. Я подвинул стопку пластиковых бутылок поближе к ней.

— Пробей.

Девушка попыталась скрыть свое разочарование взмахом головы, затем приготовила бумажный пакет и медленно — мучительно медленно — принялась сканировать штрих коды пузырьков.

— Моего босса не будет здесь еще час... — прошептала она.

— Прости, но мне нужно кое-куда съездить, — ответил я.

Она положила последнюю бутылочку в пакет. Прежде чем я смог впихнуть ей наличные, она всунула мне в руку визитную карточку.

— Мой номер на обороте. Позвони мне, мы сможем повеселиться.

Веселье. Оно мне было необходимо так же, как и дыра в башке.

Я захлопнул дверь автомобиля, рассматривая этикетки «Джек Дэниелса» и «Джонни Уокера».

— Не суди, — проворчал я, замечая Шанайю боковым зрением.

А может, я был не прав. Если у меня больше нету Пайпер, то я могу переустановить вращающуюся дверь на своей гребаной ширинке. Особенно теперь, когда мои пальцы снова способны ее раскрывать.

Но даже вкус спиртного не смог смыть кислоту в горле, когда я подумал о другой женщине. Я хотел свою Пиппу. Только мою Пиппу.

Блять. На трассе я залил тошноту двумя порциями текилы.

Так, значит? Вот такой будет моя жизнь?

Но вопрос быстро растворился в воздухе, так как алкоголь попал в кровь, в сочетании с викодином сняв напряжение.

Я опустил окна и сделал глубокий вдох. Шанайя высунула голову, выглядя значительно счастливее теперь, когда у нее появился доступ к свежему воздуху. Стрелка на спидометре держалась на одной скорости, внедорожник не мотало. Чтобы опьянеть, мне нужно было побольше алкоголя, но я понимал, что не должен был садиться за руль с таблетками в организме.

Не желая соблазняться, я бросил бумажный пакет с пузырьками на заднее сиденье, проехав оставшуюся часть пути с тем алкоголем, что уже был у меня в крови.

Вот оно, светлое пятно в отвратительном дне: я подъехал к Хармони и заметил машину Коксов на стоянке. Чуть не забыл об этом. Сегодня был день, когда они забирали последнего щенка Шанайи. Джейк наконец-то получит собаку.

Выключив зажигание, я решил закинуться еще парой таблеток. И еще парой бутылок. Они все равно были крошечными. Да от них, по-любому, даже не было никакого толку. Это все равно, что пить «Колу».

Я пожал плечами и схватился за поводок Шанайи, после чего стал пытаться вытолкать свое тело через дверь. Пальцы не слушались, и поводок выскользнул из рук. Ноги стали ватными. Сколько таблеток я принял сегодня? Две с тех пор, как вышел из квартиры Пайпер... Или больше?

Я выпал из внедорожника на четвереньки. В колени больно врезался гравий.

Справа от меня прыгало меховое пятно, потом оно перепрыгнуло через меня.

Чтоб меня! Я с трудом встал на ноги и повернулся к питомнику. Шанайя, должно быть, направилась туда. С ней все будет в порядке.

Но когда пригляделся, то не собаки заметил.

Блять. Блять, блять, блять! Я закрутился, игнорируя головокружение и еле удерживая равновесие. Там! Я увидел коричневое пятно в роще деревьев, граничащих с собственностью приюта Хармони. Я дернулся к нему, а затем обнаружил, что окружен со всех сторон высокими ветвями.

— Шанайя! — выкрикнул я, отмахиваясь от выражения лица Пайпер, когда мне придётся сообщить, что я потерял ее собаку. Или что ее сбила проезжающая мимо машина. Или что она была убита диким животным. — Шанайя! — снова крикнул я. А затем снова, и снова, и снова. Пока не осип. Пока голосовые связки не парализовало отчаяние.

Как это типично. Чертовски типично. Я даже не смог уследить за собакой. Не какой-то собакой. Собакой Пайпер.

Казалось, прошли часы, хотя что-то внутри меня понимало, что это были минуты, прежде чем я понял, что мне нужна подмога. Нам с Хармони нужно организовать поисковую группу, возможно, другие собаки смогли бы почуять запах Шанайи.

Но когда я вылез из-за деревьев, понял, что в поисках не было необходимости. Джейк шел ко мне, держа в руке поводок. Вообще-то два поводка. Майк и Сара шли рядом, а впереди шествовала Хармони.

— Эй, привет, — поздоровалась она, помахав рукой. — Шанайя ворвалась в питомник, и мы подумали, что ты должен быть где-то здесь. — Не подозревая, что я менее минуты назад был на грани нервного срыва, она улыбнулась мне. — Что ты там делал? Писал?

Я кашлянул.

— Эм, да.

Джейк продолжал идти, Шанайя и ее щенок выглядели так, будто просто вышли на ежедневную прогулку. Я подумал, что Джейк остановится возле Хармони, как обычно, но вместо этого он прошел мимо нее и встал рядом со мной. Собаки обмотали поводками наши ноги.

Я посмотрел в лицо безгрешного мальчика, которого любил, но избегал много лет, затем на Сару и Майка и, наконец, вернулся к Хармони.

Ухмыляясь, я боролся с волной головокружения и сжал рукой плечо Джейка. По-видимому, я переусердствовал. Вздрогнув, Джейк взвизгнул и попытался убежать обратно к Саре и Майку. Но споткнулся из-за спутанных поводков. Он упал и начал плакать.

— Я... Извините.

Я отступил, не зная, что делать. Но потом сам споткнулся о собаку и шлепнулся на задницу.

Именно так я себя чувствовал. В заднице.

Каким, блять, местом я думал, пытаясь забыться? На хрена пытался приглушить свет, который, наконец, вернулся в мою жизнь?

Я собирался все разрушить. Снова.

Майк пошел утешать Джейка, Хармони распутывала поводки, а Сара опустилась на колени рядом со мной.

— Лэндон…

Ей не нужно было больше ничего говорить. Я чувствовал ее разочарование.

Я прочистил горло, пытаясь заглушить потребность в еще паре таблеток и алкоголе:

— Простите меня.

Она взяла меня за руку, подождав, пока я подниму лицо, чтобы встретиться со мной обеспокоенным взглядом.

— Ты лучше, чем сейчас, Лэндон. Все извинения в мире этого не изменят.

— Это все, что у меня сейчас есть.

— Неправда. У тебя есть мы. А ты — у нас.

Небо было чистым, но в голове жужжало, словно меня шарахнуло молнией. Я больше не был одинок. И не хотел таким быть.

— Ты работаешь с реабилитационными центрами? — спросил я у Хармони. — Не центрами физиотерапии, а местами, где лечат наркоманов.

Она кивнула с нейтральным выражением на лице.

— Конечно. Мои собаки ездят во многие центры.

— Думаю, мне нужно в один из них. Не место отдыха для знаменитостей. — Я тяжело сглотнул и взглянул на Джейка. — Мне нужна помощь.

И у меня было больше одной причины, чтобы получить ее.

Я больше не хотел оцепенения и не хотел прятаться.

Ребята в группе были моей семьей, так было и будет. Но мне хотелось большего. Я хотел быть сыном, братом.

Отцом.

И я был чертовски уверен, что хотел быть с Пайпер.


Пайпер


Я решила устроить маме сюрприз.

Приехав к полудню, я ожидла найти ее на заднем дворе с садовыми ножницами в руках. Но обнаружила вывеску о продаже дома и агента по недвижимости у дверей.

Что за...?

Мы с мамой не часто разговаривали, но неужели нельзя рассказать мне о продаже дома?

— Здравствуйте, я Пайпер. Пайпер Гастингс.

— Ах, дочка из Калифорнии? Приятно с вами познакомиться, — восторженно забормотала риэлтор.

— Мне тоже, — пискнула я, застигнутая врасплох. — Эм, — я закусила нижнюю губу, оглядываясь на пустую улицу, — мои родители дома?

— Обычно я рекомендую своим клиентам отлучаться на Дни открытых дверей, но ваша мать... — ее улыбка намекала на неодобрение, — не была готова уйти. Я думаю, она где-то в саду.

Пробормотав «спасибо», я вошла через заднюю дверь. Что-то подсказывало, что зайти через главный вход тоже не одобрится агентом по недвижимости.

Периметр дома был таким же ухоженным, но что-то изменилось. Когда в последний раз я была в Бронксвилле? Два года назад? Три?

Иногда я продлевала командировки в Нью-Йорк, чтобы встретиться с мамой за ужином в городе или сходить вместе на бродвейское шоу. Папа редко присоединялся к нам, чему я была несказанно рада. Без него дышалось легче, и маме было комфортнее без его бдительного, недовольного всем взгляда. Уж не знаю, что ему вечно не нравилось. Сколько я себя помнила, мамин мир вращался вокруг этого мужчины. Его желаний, его потребностей, его правил...

Я сбежала от этого в Калифорнию. Но не собиралась избегать маму. Я любила ее. И непонятно за что, но любила и отца.

Через несколько месяцев я сама стану матерью. Это казалось безумием. Все так страшно и захватывающе... Готова я была к этому или нет, но это случится.

И я хотела поделиться этой новостью с мамой.

И с папой.

На днях, когда я кричала на Лэндона в своей квартире, я была уверена, что не хочу, чтобы он был частью жизни моего ребенка.

Но теперь, когда у меня появилось немного времени для раздумий и пространство, я поняла, что желала другого.

Я мечтала, чтобы Лэндон хотел стать частью жизни нашего ребенка. Чтобы он уже вырос и понял, что необязательно быть тем, кем его родили.

Ему было тяжело — без вопросов. И я, наверное, даже не понимала, насколько. Меня ранило всего-то отчуждение отца. А Лэндон... Я гладила шрамы, спрятанные за татуировками, видела их, когда присматривалась. Они были как снаружи, так и внутри. Выгравированы на его теле и в душе.