— Конечно, это девчачья вечеринка, — добавил Джетт. — Но нам же это и надо, верно?

Шейн открыл что-то в телефоне и передал мобильник мне.

«Будем рады, если Вы присоединитесь к нам, чтобы узнать пол будущего ребенка Пайпер!»

Я прочитал приглашение, и что-то внутри меня сжалась.

Наш ребенок.

Черт возьми, все происходило на самом деле.

Я взглянул на дату. Вечеринка планируется через шесть недель.

У меня было шесть недель, чтобы привести голову в порядок.

Потому что я собирался на нее. И я собирался вернуть свою девочку.

Чтобы стать семьей.


Пайпер


Мне понадобилось мгновение, чтобы прийти в себя, когда я увидела имя звонящего на экране телефона.

— Папа?

— Пайпер. Я только что разговаривал с мамой.

Тишина. Практически два месяца назад я поделилась с мамой новостью о беременности. Я не просила ее оставить это в секрете... Но предполагала, что они с папой не общаются. В любом случае, я не помнила, чтобы папа сам мне звонил.

— Я... ээ... — он откашлялся. — Я так понимаю, что могу тебя поздравить?

Удивление и смятение заструились по моим венам. Папа позвонил поздравить свою незамужнюю дочь с залетом? Я попала в альтернативную Вселенную?

— Эм, спасибо, — пискнула я.

Понимая, что, в конце концов, мне придется рассказать отцу о беременности, я решила «потренироваться» на Тревисе. Он точно не был отцом, но я подумала, что разговор с моим боссом и наставником станет отличной практикой.

Мне было страшно. Конечно, существуют законы, защищающие беременных женщин от дискриминации на рабочем месте... Но применяются ли они, когда беременность является доказательством того, что работник спал с клиентом?

В конце концов, Тревис был профессионалом.

Несмотря на репутацию (вполне заслуженную) акулы в музыкальной индустрии, под лоском и убийственными инстинктами Тревиса Таггерта скрывалась добрая душа.

После нашей с ним душевной беседы я решила повременить с разговором с отцом, чтобы не впасть в пессимизм от его реакции.

Но человек на другом конце провода отреагировал не так, как я ожидала. И он вел себя совсем не так, как отец, с которым я выросла.

Он меня поздравлял?

Я все еще обрабатывала эту информацию, когда он продолжил:

— Я тут подумал... У меня деловая встреча в Палм-Спрингс на следующей неделе. Это один из тех больших отелей со СПА, который нравится тебе и маме. Я пытаюсь уговорить ее поехать со мной. Что-то вроде отпуска. Я бы хотел, чтобы ты присоединилась к нам.

Наш разговор становился все более и более странным.

— Мама сказала мне, что подала на развод. — Ответом мне стала тишина. Через минуту я проверила, в порядке ли связь: — Папа?

— Да. Я тут. — Он вздохнул. — Подала. Тогда до меня дошло. Я... я... ну, я совершил много ошибок. С твоей матерью, с тобой. С жизнью. Думаю, пришло время попытаться их исправить. Как думаешь... — он снова замолчал. — Неужели слишком поздно?

Поздно ли? Я задумалась, анализируя свои противоречивые эмоции. Хотела ли я ослабить бдительность и попытаться построить отношения с папой? Часть меня, которая воздвигла стены из-за инстинкта самосохранения, сопротивлялась идее снести их. Что именно он от меня хочет?

— Ты приглашаешь меня, чтобы у мамы было больше шансов согласиться?

— Нет. Нет, что ты! Но я понимаю, почему ты так подумала. — Его голос звучал сокрушенно. — Даже если мама откажется, я бы хотел встретиться с тобой.

А не солгала ли мама насчет их здоровья?

— Папа, с тобой все в порядке? Есть что-то, что я должна знать?

— Что? Нет. Конечно, нет. Я здоров. Просто подумал, что это было бы здорово, вот и все. Семейный отпуск...

Я не смогла сдержать смешок:

— Мы не ездим в отпуск семьей.

К его чести, он не бросил трубку. Вместо этого он сказал то, что удивило меня практически так же, как его поздравление:

— Возможно, нам стоит начать.

Воздух с шумом покинул мои легкие. Возможно, стоит.


ГЛАВА 27

Пайпер


— Мама, к чему такая спешка? Ресторан открыт весь день, и, обещаю, у них не закончится еда.

Она закатила глаза и выставила меня за дверь. Мы встречались с Делэни за обедом. Я не хотела устраивать большую вечеринку, но знала, что они собираются как-нибудь отпраздновать. С мини-девичником я справлюсь.

За последние несколько месяцев многое изменилось, особенно вырос мой живот. Мама продала дом, в котором я выросла, и, как планировала, переехала в квартиру, однако развод с папой был отложен. В тот раз она не поехала в Палм-Спрингс, но я встретилась с отцом за ужином, пока он был там. Он выглядел хорошо, но казался грустным и немного потерянным. Одиноким.

Он выглядел так, как я себя чувствовала. Видимо, когда ему пришлось жить без мамы, он наконец понял, что потерял. Пытаясь ее вернуть,он параллельно строил и новые отношения со мной. Такого у нас еще не было. Наличие отца, с которым можно поговорить, оказалось приятным. Я такого не ожидала.

Но это понимание ударяло по мне, потому что мой ребенок не узнает своего папу. Лэндон полностью исчез из моей жизни, я не слышала ничего от него в течение нескольких месяцев (с тех пор, как оставила его в своей квартире с Шанайей и отголосками моих сердитых обвинений).

В офисе ходили слухи, что он на реабилитации, но это могло быть шифром для чего угодно. В наши дни реабилитация была общей, универсальной отмазкой, а не фактическим местом пребывания. Я, вероятно, могла бы выяснить правду, но это было бы похоже на ковыряние болячки, которая только начала заживать. Мне нужно было двигаться дальше и отпустить Лэндона. Он превратился в призрак, а я всё топталась на месте. Фактически в прошлый раз ушла я. Но если Лэндон хотел бы меня найти, он сделал бы это, точно зная, где я.

Судя по всему, он привел Шанайю к Хармони, а потом сбежал. У меня было чувство, что Хармони знала, где он, как, впрочем, и Тревис. Мой босс на протяжении этого времени сделал несколько попыток, чтобы убедиться, что у меня есть все нужное для жизни и необходимое в связи с моей беременностью. Меня повысили и увеличили зарплату. Сначала я боялась, что это деньги от Лэндона, но знакомая из бухгалтерии все проверила и подтвердила, что прибавка к зарплате исходит не от него. Поскольку я рвала свою задницу с Верити Мур — клиентом, которого все в фирме Тревиса боялись взять на себя после того, как я бы ушла в декретный отпуск — я не стала отказываться от нее.

Мне нравилось работать с Верити. Она была умной и амбициозной. В то же время ей были присущи импульсивность и непредсказуемость, а также тяга к неприятностям.

Верити настаивала, что хочет свести драму в своей жизни к минимуму, но каждый раз, стоило мне отвернуться, как приходилось тушить пожары, которые она непреднамеренно начинала один за другим. Верити сводила меня с ума, но, по крайней мере, отлично отвлекала.

Мало того, что мне каждую ночь снился Лэндон (после чего я просыпалась от безумного желания), так еще и мысли возвращались к нему каждую свободную минуту.

Я чертовски по нему скучала.

Если бы я могла, то забрала бы каждое слово, которое в него бросила. Не то, чтобы они не были правдой. Просто можно это было сделать спокойнее. А получилось, будто он попал под обстрел.

Бах! Я беременна.

Бах! Ты будешь отцом.

Бах! Ты бесполезный наркоман.

Бах! Я не хочу, чтобы ты был рядом.

Сколько мужчин не свалило бы от моего словесного поноса?

Немногие. И уж точно не Лэндон.

Но я не собиралась думать о легендарном Лэндоне Коксе сегодня. Нет. Сегодня я собиралась пообедать с мамой и Делэни. Чай, паста и крем-брюле. Я с нетерпением ждала этого всю неделю.

Сегодня я узнаю, кто у меня будет — мальчик или девочка. Я наконец-то попросила доктора Хуанг прислать информацию маме на электронную почту, чтобы мы все вместе отпраздновали сегодня. До недавнего времени я не хотела узнавать пол, хотела, чтобы это было сюрпризом. В основном потому, что казалось неправильно узнать это без Лэндона, а может быть, потому, что я представляла, как он врывается в больницу во время родов, как рыцарь в сияющих доспехах.

Вот только рыцари бывают лишь в легендах, выдуманных историях о людях, которых на самом деле не существует.

Лэндон был донором спермы, а не отцом.

Он никогда не был моим.

А мы никогда не стали бы его.

Первой трудностью в сегодняшнем обеде стало планирование, потому что мне предстояли не просто посиделки с мамой, но и с моей лучшей подругой, за которой вечно таскались папарацци. Они-то и сгруппировались группами вокруг входа в ресторан. Я попросила Делэни выбрать местечко поспокойнее, но, по всей видимости, это не сработало.

Журналисты изучили мою машину, но быстро отвернулись от моего «Мини-купера». Я была недостойна их интереса. Когда я припарковалась, мама практически выскочила с пассажирского кресла, поэтому мне не удалось предложить Делэни встретиться в другом месте.

— Давай, милая. Я проголодалась, — заторопила мама, едва отпуская мне время убрать ключи в сумочку, прежде чем схватить меня за руку и протащить через парковку.

Мы шли под щелчки фотокамер. По ходу папарацци решили подстраховаться и сделать наши фото на всякий случай.

— Здравствуйте, это моя дочь, Пайпер, — громко поздоровалась с администратором мама. — Мы здесь, чтобы встретиться с ее подругой, Делэни, за очень важным обедом.

Я отошла от мамы и взглянула на нее, увидев, как она преувеличенно подмигнула хостесс.

Но администратор не торопилась.

— Прошу сюда.

Я собиралась обратить ее внимание, что она не взяла меню, но чуть не описалась от шока. Хотя последние дни писаться стало вполне обычным явлением. Такое происходило практически каждый раз, когда я чихала. Что уж говорить о шуме, который создали двадцать человек, выкрикивая: «Сюрприз!»

Прижимая руки к груди, я уставилась на толпу передо мной, понимая, почему снаружи было так много папарацци. Верити Мур ухмылялась, Джетт и Дакс стояли по обе стороны от нее, а Делэни обнимал Шейн.

Что случилось с девичником? Я стала изучать остальных. Тревис с папой тоже пришли.

Сердце забилось быстрее, во рту пересохло, пока я искала еще одного мужчину. Вставшие дыбом волоски на затылке означали, что он здесь, даже если я его еще не увидела.

Я заметила парочку, которую не узнала, и рядом с ними...

Лэндон Кокс. В груди внезапно стало больно. Но я не могла отвести от него глаз. Боже, он был великолепен!

Но сегодня в нем было что-то другое. Исчезла развязность, и появилась серьезность.

Словно легенда наконец-то стала больше человеком, чем вымыслом.


Лэндон


Последние несколько месяцев у меня было предостаточно времени.

Три с половиной месяца.

Четырнадцать недель.

Девяносто восемь дней.

2 352 часов.

141 120 минут.

8 467 200 секунд.

Но при виде Пайпер Гастингс... время остановилось.

В комнате, полной кричащих и смеющихся людей, я видел только ее.

Мою Пиппу.

Воздух в комнате накалился, как только наши взгляды встретились. Я бы не удивился, если бы пол начал плавиться. Я смотрел не куда-нибудь, а на женщину, которая украла мое дыхание. На женщину, благодаря которой я почувствовал себя живым.

Мой взгляд упал на ее округлившийся живот. Внутри был крошечный человечек, половинка каждого из нас. Физическое доказательство того факта, что мы были и всегда будем связаны.

Я не сразу понял, что двигаюсь. Каждый шаг приближал меня к любви всей моей гребаной жизни.

Я остановился в нескольких сантиметрах от Пайпер, желая прикоснуться к ней, но страшась под гнетом всего, что было сказано в последний наш разговор. И тяжестью всего того, что слишком долго оставалось невысказанным.

Я мог бы поклясться, что на ее лице была радость, но чем ближе я подходил, тем меньше был в этом уверен. Но я четко видел настороженность. Словно она боялась моего присутствия.

Все те минуты и часы, дни и недели я обдумывал то, что хотел сказать, практиковался перед зеркалом вслух и прокручивал в голове.

Но сейчас все мои страстные заявления и горячие извинения пропали. Стерты с карты памяти, как будто их там никогда и не было.

У меня не было слов.

Но сердце было переполнено эмоциями. Любовью. Страстью. Страхом. Желанием. Радостью.

Было ли что-то, чего я не чувствовал к этой девушке?

Женщина рядом с Пайпер сжала ее плечо и подтолкнула ко мне.

—Идите поговорите несколько минут. Я пока всех рассажу. Мы вас ждем.

Я улыбнулся ей благодарной улыбкой и протянул руку Пайпер, чтобы отвести в другой конец комнаты за аквариум, где бы нам никто не помешал.

Она выдернула свою ладонь в ту же секунду, как мы оказались скрыты от посторонних глаз. Лицо Пайпер вспыхнуло, ярость исходила из глубины ее глаз, превратив их в голубое пламя.