Все уставились на меня.

Слава богу, Ной обратился к своей маме:

– Ты нас извинишь?

– Конечно, дорогой. – Она выхватила из центра стола бутылку вина и наполнила доверху свой бокал. – Пожалуй, это отличная идея.

Глава 13

Как только мы оказались в доме, я привалилась к стене.

– Что сейчас произошло?

– Пойдем. – Ной взял меня за руку и вывел из шокового состояния, уводя дальше по коридору к лестнице.

– Куда мы?

– Наверх. Здесь слишком много ушей.

Мы поднимались наверх мимо картин размером с ладонь с изображениями моря, эти мазки света были заключены в широкие рамы. Наверху, в современном коридоре с высокими потолками, где я еще не бывала, мы прошли мимо еще нескольких картин Эдварда Барбанела. Ими оказались большие печальные рисунки пустоши Нантакета под серебряной луной и заснеженные пляжи в слабом зимнем свете.

Ной открыл дверь, и я внезапно замерла, потянув его за руку и остановив. Он стоял за порогом, я – по другую сторону.

– Это твоя комната?

– На лето.

Он отпустил мою руку и прошел вперед, но я не стала скучать по его прикосновению, потому что кто стал бы скучать по руке, которая держала твою руку для определенных действий? Я проглотила вопрос, разрешают ли ему приводить в комнату девушек, потому что не хотела вести себя как персонаж из ситкома девяностых. Вместо этого, прикинувшись абсолютно спокойной, я прошла следом.

– Класс.

– Извини, здесь не очень чисто.

Он немного покраснел, застилая кровать смятым бело-голубым пледом. Ной сгреб с пола кучу одежды и швырнул ее в шкаф.

– Правильное решение. – Я кивнула на груду одежды, валяющуюся на дне шкафа. – Просто запихать.

Его смех снял напряжение.

– Ты можешь сесть… – Он повернулся к креслу, на котором тоже валялась одежда. Потом посмотрел на кровать, уже застеленную, но все еще кровать.

– И так нормально. – Я опустилась на пол из светлого дерева. – Выходит, твоя бабушка точно знает про Рут и Эдварда.

– Похоже на то, – согласился Ной и сел напротив.

– Похоже на сто процентов.

Он приложил ладони ко рту и дунул в них.

– Как она ткнула его носом, показав на тебя.

– Да. Но почему? Неужели она до сих злится?

– Думаю, сейчас она скорее злится на него, а это… еще один аргумент. – Он резко опустил голову. – Этого я и пытался избежать.

Дверь резко распахнулась. В комнату влетела кузина Ноя с взъерошенными волосами и прищуренными глазами.

– Что происходит?

Ной простонал.

– Шира, свали.

Она его проигнорировала.

– Что за дела с Рут Голдман?

– Это девочка, которую приняла семья дедушки…

– Да, знаю, – нетерпеливо произнесла она. – Немка.

– Что? – Мы с Ноем потрясенно переглянулись. – Ты знаешь про нее?

– Разумеется, я про нее знаю.

– А я – почти нет!

Она окинула его высокомерным взглядом.

– Ты парень. Парни ничего не замечают.

Господи, я связалась не с тем членом семьи Барбанел.

– Что тебе известно?

– Немного. Она существовала. Однажды я спросила у дедушки, сможет ли она приехать на мой урок, посвященный Дню катастрофы[8], но он ответил, что не знает, как с ней связаться. – Шира повернулась ко мне. – А что?

– Ничего. – Я глянула на Ноя, который развел руками. – Она тут жила. Я пытаюсь узнать о ее прошлом.

Она снова прищурилась.

– То есть ты случайно оказалась здесь, на Нантакете, и тебе просто посчастливилось получить работу в компании по обслуживанию банкетов?

– Да?

– Врунья из тебя никакая, – прошептал мне Ной.

– Вау, – сказала Шира. – Хитро. А я-то подумала, что ты всего лишь очередная залетная на лето птичка.

Приподняв брови, я посмотрела на Ноя.

– Всего лишь очередная залетная на лето птичка?

Шира тоже перевела взгляд на кузена.

– Но я хочу знать, почему бабушка разозлилась, а дедушка психанул?

По-видимому, ее вопрос не настораживал, и Ной спокойно ответил:

– У бабушки Эбигейл и нашего дедушки была интрижка.

– Это была не интрижка, – возразила я. – Он еще не женился на вашей бабушке.

– Они были помолвлены.

– Они встречались.

– Серьезно? – Шира вертела головой туда-сюда. – И сколько, лет шестьдесят назад?

– Да, – хором ответили мы с Ноем.

– И все же бабушка до сих пор сердится. – Шира наклонила голову набок. – Я поражена ее выдержкой.

– Наверное, потому что она превзошла даже тебя. – Ной встретился со мной решительным взглядом. – Если бабушка все знает, нет никакого смысла тебя прятать. К черту все. Давай поговорим с моим дедом.

Я уставилась на него, удивленная и немного встревоженная отважным блеском в его глазах. Это так непохоже на Ноя, учитывая, сколько времени он пытался сохранить спокойствие своей семьи.

– Ты уверен, что сейчас подходящее время?

– Почему бы и нет? – Решительный и полный энтузиазма, он выпрямился в полный рост и выскочил из комнаты.

Опешив, мы с Широй посмотрели друг на друга. А потом я побежала за Ноем и схватила его за руку до того, как он дошел до лестницы. Сердце гулко билось в груди.

– Ной, может, обдумаем еще раз? Немного притормозим.

– Зачем? Это я тормозил процесс, не разрешая тебе поговорить с моими бабушкой и дедушкой, и ради чего? Я думал, что защищаю семью, не даю мутить воду, защищаю свою бабушку от боли. Но она знает, так что какой в этом смысл? И мне надоело пытаться сохранять покой в семье. – В голосе Ноя слышалась ярость. – Я занимаюсь этим уже довольно давно. Так что давай получим ответы.

– Верно. Только не кажется ли тебе, что ты пытаешься их спровоцировать?

– Ну, я в настроении устроить провокацию. – Ной полностью перевел внимание на меня, у него пульсировала жилка на подбородке. – Моя бабушка несколько лет разбиралась с фигней деда. Он трудный человек, холодный и всегда ставил компанию на первое место. Почему она это терпела? Я считал, они влюблены. Думал, это из-за привязанности к семье. Но любил ли он ее вообще? Или любил другую, с кем не удосужился остаться? Он годами изменял моей бабушке и даже не остановился бы, если бы твоя бабушка не положила конец их отношениям. Что за фигня!

Я уставилась на него, чувствуя, как сердце подскочило к горлу. Он злился на деда. Я до этого не осознавала, насколько Ной был зол. А теперь, когда он узнал, что бабушка в курсе, ему необязательно молчать. Он мог наорать на деда. Ной верил в обещания и обязательства, а его дедушка не сдержал данные клятвы.

– Ной, я все понимаю. Правда. Но давай дождемся, когда у всех настроение станет получше…

– Мне надоело ждать, надоело сдерживаться. Ты хочешь получить ответы. Я тоже. Так пойдем и получим.

Трудно остановить валун, катящийся с холма. Поэтому мы пошли к его дедушке. Спустились по лестнице, прошли мимо картин, мимо опустевшей столовой. Дом словно поглотил взрослых.

Ной распахнул дверь дедушкиного кабинета, в котором мы познакомились, только теперь за столом сидел Эдвард Барбанел. Бархатные занавески вокруг оконной ниши были раздвинуты, и в комнату проникал теплый лунный свет. Старик откинулся на спинку кожаного кресла и закрыл глаза, но при нашем появлении снова их открыл.

Ной рванул ко столу.

– Дед, ты встречался с Рут Голдман?

Эдвард взглянул прямо на меня, его лицо ничего не выражало.

– Она жила с нами какое-то время.

– У нас есть письма.

Эдвард приподнял брови.

– Письма?

– Письма, которые ты ей писал.

Все вели переписку.

– Любовные письма.

– Нет, вряд ли. – Голос Эдварда оставался спокойным, невозмутимым.

Ушам своим не верю. Я ожидала, что он будет юлить, но не предвидела откровенного отрицания.

Ной повысил голос:

– Ты писал ей. Был помолвлен с бабушкой, но писал письма Рут. Какого черта ты читаешь мораль о поддержке семьи и любимых, когда…

– Я всегда поддерживал эту семью, – перебил его Эдвард, в его голосе послышались резкие нотки.

– Почему ты не женился на Рут? Зачем женился на бабушке?

Эдвард взял газету и посмотрел поверх нее на внука.

– Довольно, Ной.

– Ты продолжал бы крутить роман с Рут после свадьбы, если бы она не положила ему конец?

– Я сказал: довольно, – жестко оборвал его Эдвард. – Тебе пора проводить подругу домой.

Дед и внук уставились друг на друга.

Это было ужасно. Я хотела уйти – ненавидела стычки со старшими, но представится ли возможность еще раз встретиться с Эдвардом Барбанелом? Второго шанса может не быть. Я прочистила горло.

– Вы что-нибудь знаете про ее семью?

Оба члена семьи Барбанел повернулись ко мне с изумленными лицами, словно забыли о моем существовании. Эдвард пришел в себя первым.

– Она мало знала о своей семье.

– Она что-нибудь упоминала? Где они жили в Германии? Кем были ее родители? Остались ли в живых у них родственники?

Его лицо стало мягче.

– Она никогда о них не говорила. Не знаю, сколько она помнила. Но нет, у меня не сложилось впечатления, что у нее осталась родня. Во всяком случае, та, о которой она бы знала.

Я сглотнула, чувствуя чудовищную тяжесть в груди. Я хотела услышать другой ответ. Как ужасно не помнить свою семью. Я выдавила из себя последний вопрос:

– А что насчет ожерелья?

Все прежнее благодушие испарилось, сменившись ледяной неприязнью.

– Прошу прощения? – переспросил Эдвард Барбанел.

– Бабушка писала об ожерелье. Она хотела его вернуть. В ваших письмах… – Поверить не могу, что я читала его личные письма. – Если не ошибаюсь, она так его и не получила?

Его лицо застыло, мышцы сковало. На лице появилось бесстрастное выражение, и эта перемена еще больше встревожила своей быстротой.

– Думаю, мы закончили.

– Хорошо, – прошептала я и шагнула назад. Ной не шевельнулся, и я потянула его за руку, но он примерз к полу.

«Хорошо». Мое тело обдало жаром. На сегодня с меня хватит споров. Развернувшись, я вышла из кабинета и направилась по коридору, глядя прямо перед собой. Я прошмыгнула мимо ждущей нас Ширы, вышла за дверь и спустилась по ступенькам «Золотых дверей».

– Эбигейл, подожди.

Я не останавливалась. Мне нравились расследования, но от настоящих ссор хотелось спрятаться в панцирь, как черепаха, и больше оттуда не выныривать.

– Эбигейл. – Ной схватил меня за руку и потянул назад, остановив посреди засыпанной песком подъездной дороги. Стоял теплый июльский вечер во всей своей красе: яркая луна, громкие цикады, цветущие гиацинты. – Куда ты?

– Не знаю. Подальше отсюда. – Я заправила волосы за уши. – Извини.

– За что ты извиняешься?

– За то, что прочитала его письма. Все испортила. Клянусь богом, я не хочу, чтобы твоя семья злилась друг на друга или на тебя, Ной. Я просто хотела узнать прошлое своей бабушки.

– Я знаю. Эбби, успокойся, я знаю. – Он взял меня за обе руки. – Ты была права, мне стоило обождать. Открытое нападение никогда не срабатывало в моей семье. Но я разозлился, поэтому пошел к деду. Это я виноват, не ты. Ты тут ни при чем.

– Ненавижу ссориться.

Он усмехнулся.

– Со мной ты ссорилась.

– С тобой можно. – Я сделала глубокий вдох. – Он не захотел обсуждать ожерелье.

– Он вообще ничего не хотел обсуждать.

– И что теперь? – Мои надежды рухнули. Последние несколько недель я была убеждена, что просто поговорю с Эдвардом Барбанелом и все разузнаю. Я не рассчитывала, что мне откажут. Ну и дура же я!

– Что-нибудь придумаем. Эй, все хорошо. Это препятствие, а не конец.

У меня вырвался сдавленный смешок.

– Почему ты такой милый? Ты же не хотел, чтобы я рылась в прошлом.

Ной замялся, смотря на наши руки, а потом с новой решимостью взглянул на меня.

– Эбигейл, тебе стоит знать…

– Ной.

Вздрогнув, мы оба резко развернулись, непроизвольно опустив руки. На крыльце стоял отец Ноя. Он натянуто улыбнулся, но взгляд его был холодным.

– На одно слово, пожалуйста.

Ной на секунду прикрыл глаза, а потом кивнул мне. Выражение его лица было равнодушным, бесстрастным, как у его отца и дедушки.

– Потом увидимся, ладно?

– Ладно. – Я посмотрела на папу Ноя. – Эм, приятно познакомиться, мистер Барбанел.

Улыбка Гарри Барбанела ясно дала понять, что знакомство было отнюдь не приятным. Я еще никогда не испытывала на собственной шкуре неприязненного отношения со стороны родителей своих друзей и вполне обошлась бы без подобного опыта.

– Доброй ночи, Эбигейл.

– Доброй ночи. Пока, Ной.

И, бросив напоследок взгляд на Барбанелов, когда они исчезли в «Золотых дверях», я побежала по подъездной дорожке, чувствуя, будто только что бросила Ноя на съедение волкам.

Глава 14

14 марта, 1954 года

В последнее время люди спрашивают меня о моей матери с таким же безразличием, что и остальные незнакомцы. «Чем занимается твоя мать? Откуда родом твои родители?» И каждый раз я разрываюсь, продумывая ответ. Изложить им те ничтожные подробности, которые я помню, притворившись, что они растянуты во времени, словно действительной хроники событий не существовало? Я почти всегда говорю людям неправду.