Ванесса Пароди - Литерасутра. Знаменитые книги в эротическом переложении

– Марлин. Настоящий гигант.

В следующее мгновение по левому борту из-под воды показалась голова женщины. Чертовски красивой, симпатичной женщины.

– Эй, седой! Подай руку, я влезу к тебе.

Не колеблясь ни секунды, старик послушно подал русалке руку. Однако смутился, увидев, что она голая.

– Не бойся, можешь потрогать. Мне даже будет приятно.

Она развернулась лицом в сторону моря, и старик, ухватив ее под мышки, втащил на борт. При этом руки он сомкнул у нее под налитыми тяжелыми грудями. В штанах у старика зашевелилось. Облокотившись на румпель, он нерешительно присмотрелся к «улову». Обыкновенно пойманную рыбу он глушил дубинкой, а после потрошил мачете.

– Спасибо, Viejo[9]. Обожаю прикосновения стариков, опытных мужчин. Я кружила под тобой несколько дней кряду, все ждала, когда ты выйдешь в море без мальчика. И вот дождалась. Бери меня, люби меня.

Она буквально набросилась на него и поцеловала. Ее губы имели приятный солоноватый вкус. Она мягко запустила ему в рот язычок, постанывая, принялась кусать и посасывать его губы. У старика встал.

– Поиграй с моими грудями. Мни их, ущипни за соски. Ласкай меня.

Левую руку свело судорогой (старик сидел в неудобной позиции). Будь на борту мальчик, он помог бы.

– Давай же, левая, не подведи. Нашла время!..

Мозолистыми руками старик принялся мять tetas[10] русалки. Гладкая кожа и нежный изгиб ее животика напомнил о шлюхах, которых старик знавал в парижском Пигале[11]. Женщина стонала все громче. Она запустила язык старику в ухо и положила его ладонь себе на лобок. Старик с удивлением нащупал влажное отверстие ровно там, где начинались чешуйки рыбьего хвоста. Гладкое и безволосое лоно напомнило, как в Рио он выпивал кайпиринью в компании потаскушек.

– Ai, papi[12], как мне нравятся грубые руки честного трудяги. У тритонов, что якшаются с богатыми сучками, руки мягкие, изнеженные.

Он запустил в нее пальцы, и она прильнула к нему. Расстегнула штаны старика, вытащила на свет божий его мужское достоинство и принялась надрачивать его. Старик чересчур возбудился и, чтобы ненароком не кончить, начал думать о постороннем: о львах на побережье Сьерра-Леоне, о штормах близ Нового Орлеана, о двоюродной бабушке Эсмеральде.

– Войди в меня.

Она повалила его на себя, сильная, как носорог, которого старик убил в Малави. Он и русалка сношались, как животные – грубо, безудержно. Казалось, в лодке сейчас происходит великая борьба двух начал: мужчины и женщины, человека и рыбы, самого старика, наконец, и всех женщин, которых он когда-то брал, его первой любовницы и тех, что последовали за ней.

Старик кончил первым: выстрелил в русалку семенем, чисто и гладко, как из длинноствольного ружья. Она застонала и затряслась, словно бык, павший под ударом шпаги опытного тореро, вроде мастера Хоселито, на мадридской арене.

– А-ах, Sahib[13], как мощно ты в меня излился.

– Si… bueno[14]… уф… Я уже восемьдесят четыре дня не кончал. Левую руку часто сводит, а я как раз ею себя ублажаю. Ну, может, заглянешь со мной в Гавану? Хлопнем по стаканчику мохито, а то и по дюжине?..

Идеальные замшевые лодочки, £129

Джонни Боден всегда говорит: когда занимаешься сексом у стенки, главное – правильно подобрать угол. Мы придумали необычное решение – дерзкие туфельки с каблуком высотой 5, 7 или 10 сантиметров! Купите пару для каждого партнера. (Настоятельно рекомендуем использовать специальный защитный спрей для замши.)

Вопрос модели:

– Марселина, какая ваша любимая поза?

– Я француженка, и потому – «французская любовь», bien sur!

Библиотека – это бесконечная, непрерывная мозаика из шестигранных галерей, наслоенных одна на другую. Библиотека напоминает исполинские соты, которым не видно конца и края. Каждая галерея по структуре – близнец своего соседа по вертикали и горизонтали.

Галереи связаны между собой зеркальными коридорами и винтовыми лестницами. Некоторые библиотекари всю жизнь проводят в одной ячейке за переводом и интерпретацией хранимых в ней текстов. Некоторые ищут лишь одну книгу с Оправданием их жизни. Я Инквизитор и ищу Компендиум, совершенный кодекс, содержащий суть всех томов Библиотеки. Однако недавно моя цель переменилась.

Вчера при тусклом свете ламп в Пурпурном Шестиграннике я, как обычно, погрузился в чтение тома ин-октаво в переплете из желтого шелка, как вдруг моего слуха коснулись дивные звуки. В Библиотеке дозволено лишь шептаться, но где-то поблизости пела женщина. Я поднял взгляд и увидел перед собой сирену в прозрачной блузке и очках. Не успел я опомниться, как она перегнулась через стол и поцеловала меня. Затем, сверкнув убранными в пучок волосами, вышла в узкий коридор и поманила за собой. Там, прижав меня к зеркалам, вновь поцеловала.

Я беспокоился, поскольку все еще был девственником, как и многие библиотекари. По счастью, во время странствий я как-то натолкнулся на палимпсест, написанный самоедско-литовской жрицей в четвертом веке до нашей эры. То был трактат по искусству секса, и он содержал поистине ошеломляющие литографии для пояснения особенно замысловатых позиций.

Расстегнув на себе блузку, моя сирена приспустила бюстгальтер, и я заметил: ее приятной симметрии обелиски представляли собой практически идеальные копии шаров донны Памелы Андерсон. Я поцеловал их и принялся за постижение синтаксиса, грамматики, морфологии и клитики женского удовольствия. Тело женщины – сплошная тайна, и я твердо вознамерился проникнуть за ее покров.

Я стянул с сирены юбку и под пологом прозрачных трусиков увидел темнеющий пушок на холмике лобка. Мой член набух до титанических размеров. Я запустил пальцы женщине под трусики и принялся обследовать ее сад на перекрестке двух дорог. Ощутив влагу и свежесть, упал на колени и приник к нему губами. Сирена ахнула, и я пустил в ход язык – проник им под таинственные своды.

Тут она снова подняла меня на ноги и, расстегнув ширинку моих брюк, направила мой фаллос в свой лабиринт. Я погружался в него глубже и глубже; стенки его пульсировали, сжимаясь вокруг меня. В зеркалах было видно, как я совокупляюсь с женщиной, и голова закружилась от мысли, что это происходит в бесконечных пространствах и мирах.

Внезапно, немало огорошив меня, сирена отстранилась и встала лицом к зеркалу. Ее улыбка повторилась бесконечное число раз в отражениях. Сирена вновь взяла меня за член и направила в свои элевсинские таинства. Каждый раз, как я приближался к пику, она предлагала сменить позицию. Изучая возможности плоти, мы осваивали все новые и новые способы соединения наших тел, рвением не уступая иному каббалисту.

Наша страстная милонга ускорялась, пока сирена, вся мокрая, не кончила и, дрожа, не исторгла слоги: «хлёр у фанг аксаксаксас млё», что на праязыке Тлёна означает: «Луна поднялась над рекой», а на нашем: «О боже, я кончаю!» Мышцы влагалища сокращались столь сильно и интенсивно, что за ее оргазмом тут же последовал и мой.

Опустошенные, мы рухнули на пол. Она опустила голову мне на плечо, и я, поддавшись неге, задремал. Проснулся же один, не зная, в каком шестиграннике скрылась моя сирена. Поиски Компендиума я забросил, посвятив себя преследованию одной лишь женщины. Теперь я не Инквизитор, а тот, кого называют Сталкером.

Сияние монитора падает на коврик для мышки; там лежит сдувшийся член.

Вот он коснулся мышки и – опля! – на экране возникло маленькое и жутко голодное поисковое устройство.

Член принялся искать забавные картинки.

В понедельник он наткнулся на пару сисек и все равно остался неудовлетворен.

Во вторник ему попалось любительское видео из бывшей Югославии, и все равно он остался неудовлетворен.

В среду он увидел, как сантехник по имени Дольф помогает одной Hausfrau[15] чинить протекающие трубы, и все равно остался неудовлетворен.

В четверг он наблюдал, как группа чирлидерш со скуки в школьной душевой устроила групповое мытье голов, и все равно остался неудовлетворен.

В пятницу он смотрел, как стоматолог устроил необычный прием одной толстухе, и все равно остался неудовлетворен.

В субботу бригада боливийских пожарных пыталась погасить огонь в борделе: они складывали пирамиду из обнаженных тел и заливали пламя собственными струями, при этом группа лесбиянок играла на свирелях «Оду к радости» Бетховена.

В ту ночь член наконец нашел удовлетворение.

На следующий день он стер историю браузера и отправился в паб обедать с родственниками жены.

Недалеко от Лонгборна жила семья, с которой у Беннетов сложились особенно близкие отношения. Мистер Беннет находил леди Лукас куда более приятной, нежели собственную глуповатую супругу, а потому стремился поддерживать меж двух домов плотное общение. Никто не удивился, что после бала в Незерфилде обитатели Лукас-Лоджа почтили визитом Беннетов, дабы обсудить недавнее событие. Старшая дочь Лукасов, Шарлотта – девица двадцати семи лет, благоразумная и строгая, – была любимицей Элизабет Беннет. Когда дочери Лукасов прошествовали в дом и хозяева, как полагается, справились о здравии родственников гостей, всех без исключения, Шарлотта и Элизабет, желая поговорить с глазу на глаз, поспешили уединиться в комнате последней.

– Мистер Дарси с каждой встречей становится все несноснее, – пожаловалась Элизабет. – Почти всегда молчит и рот раскрывает лишь затем, чтобы исторгнуть оскорбление. Недавно заявил: «Не красавица, меня не возбуждает». Надо же такое выдумать! На самом деле это он мне неприятен, и я почту за неудачу внимание с его стороны.

– Дорогая Элиза, – возразила Шарлотта, – давно известно, что мужчины, которым недостает манер, просто нуждаются в заботе. Ты нравишься Дарси, это несомненно. Другой вопрос, сумеет ли он удовлетворить твои потребности.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Элизабет. – Мистер Дарси – человек большого состояния, дом его устроен исключительно богато и удобно.

– Ты меня не поняла. Да, муж может быть полезен жене в том, что касается обеспечения ее материальными благами: жильем, слугами, нарядами, пропитанием, папиросами и тому подобным. Однако угодить жене он может далеко не во всем.

Шарлотта отошла от окна и присела рядом с Элизабет на кровать.

– Те из нас, кто менее востребован в силу необычной внешности, должны быть более практичны, – сказала она. – Я наняла для себя особенно прелестную горничную, у нее невероятно ловкие руки. Теперь у меня в гостиной царят идеальный порядок и чистота. А сколько дивных вечеров прошло, когда она поддерживала огонь в камине или взбивала мне подушки!

– Шарлотта, у меня уже есть горничная, – возразила Элизабет, на что ее подруга со вздохом ответила:

– Я выразилась образно, Лизи. Едва узнав о плотских наслаждениях, я поняла, что в этой области мне предстоит искать счастья окольными путями. В конце концов, плотская любовь не обязательно бывает лишь между мужчиной и женщиной. Кто, кроме женщины, достоверно знает, как устроена женщина?

– Мужчина?

– Нет! – едва сдерживая раздражение, ответила Шарлотта. – Если соизволишь прилечь, я все наглядно тебе продемонстрирую.

Озадаченная, Элизабет откинулась на перины, а Шарлотта приподняла юбки своей наперсницы и расшнуровала ей панталоны.

– Вот это, – сказала она, – твой клитор. Сомневаюсь, что миссис Беннет сумела растолковать тебе его истинное предназначение. Если потрогать его, вот так… – Повисла пауза. – Лизнуть, вот так… – Возникла еще заминка, на сей раз продолжительней. Слышно было, как снаружи, во дворе, кудахчут курицы. – Сама увидишь, что я не зря хочу раскрыть тебе секреты твоего тела, – закончила Шарлотта.

– Кажется, я поняла, – ответила Элизабет, едва восстановив дыхание.

Уже в следующий раз, прибыв на бал в Незерфилд – в компании новенькой служанки, – она куда спокойнее воспринимала пренебрежение со стороны мистера Дарси.

В стремлении выразить себя, презрев правила дорожного движения, мы дали по газам и неслись мимо зеленых сельских равнин. Сквозь дымку выхлопов я любовался домишками, чистыми, опрятными и незамысловатыми. Потом на горизонте возник идущий с северо-запада холодный атмосферный фронт. Большинство людей не поняли бы этой приметы, но я много чего знаю о лошадиных силах, сцеплении покрышек с дорогой и духовных практиках племени чуп’ик, что живет на Аляске. До меня сразу дошло: у следующей заправки надо сделать остановку.

Я маякнул попутчикам, Мэтью и Энн Нортвудам, дескать, пора исследовать наши параллельные жизненные пути, и мы свернули к вшивенькой придорожной закусочной. У стойки Мэтью и Энн, почти не думая, купили себе еды, тогда как я призвал на помощь весь свой богатый жизненный опыт и выбрал наконец корн-дог.