— Ничего, милая. Я просто что-то не то съела, и у меня заболел животик.

Милли поглядела на нее беспомощным взглядом, а потом предложила:

— А ты попроси бабушку погладить тебе животик. Мне всегда от этого легче становится.

И она умчалась наверх с воплем:

— Тетя Мэнди приехала! А еще она плачет, потому что у нее животик болит!

— Значит так, — сказала Валери, опомнившись. — Ты сейчас же все расскажешь Оливии. Она должна все узнать. Хватит! — Она потрясла головой. — Оливия и так сделала все возможное, чтобы спасти семью, но теперь уже слишком поздно.

Все мысли Мэнди были только о том, как выпутаться из этой ситуации, но выхода она так и не нашла.

— Ладно, мам, пойду наверх, — со вздохом сказала она. — Хочу побыстрее с этим покончить. Ради всеобщего блага.

Мэнди сглотнула. Ей было жутко. Валери склонила голову дочери на плечо:

— Хочешь, я с тобой пойду?

— Нет, мам, спасибо. Подожди нас здесь, мы спустимся. Можешь пока присмотреть за девочками. Займи их чем-нибудь на полчасика.

— Конечно, — кивнула Валери. — Я сейчас схожу за ними, а ты поговори с Оливией у нее в спальне.


Мэнди открыла дверь и осторожно присела на краешек безупречно заправленной кровати сестры:

— Солнце, мне с тобой надо поговорить. Тут кое-что произошло, и я… — Мэнди умолкла, зная, что ее новость больно ранит сестру. В этот момент она ненавидела Робби за то, как он поступил по отношению к своей прекрасной семье, за то, что он поставил ее в такое неловкое положение, но еще больше она ненавидела себя — здесь у нее даже слов не находилось. Она взглянула на замершую в ожидании сестру. В этой мешковатой белой хлопковой пижаме она казалась двенадцатилетней девочкой. После мытья волосы у нее стали очень пушистыми.

Оливия вдруг побледнела, на глазах у нее выступили слезы. Чтобы унять дрожь в руках, она скрестила их на груди.

— Ты про Робби хотела поговорить, да? — спросила она наконец.

Мэнди неподвижно сидела на кровати. Она смогла только кивнуть.

— Как ты узнала? — спросила она.

Оливия закусила губу и обвела взглядом комнату, словно вдруг перестала понимать, где находится. Она поджала пальцы ног, будто в попытке уцепиться за ковер и сохранить равновесие, но все равно слегка покачнулась.

— Женщина всегда сердцем такое чувствует, — тихонько прошептала она, обращаясь не то к Мэнди, не то к себе самой. — Я знаю, когда Робби грустно, когда он радуется, когда на него накатывает вдохновение или когда он чем-то разочарован. Я все про него знаю. — Она улыбнулась, будто на секундочку забыв, что находится не на вечеринке, где можно рассказать дамочкам, как она любит своего мужа. Она вся переменилась в лице, даже глаза, казалось, потемнели. — Что ты видела?

Мэнди глубоко вздохнула:

— Я была на автозаправке.

— Где? — выпалила Оливия.

— В Челси, — едва слышно пробормотала Мэнди, — на Кингс-роуд. Робби зашел в магазин на заправке, когда я уже расплатилась и вернулась к себе в машину. Я увидела, что в машине у него сидит женщина.

— И?..

— И… и… — У Мэнди задрожала нижняя губа, а по щекам потекли слезы. Она старалась со всей возможной деликатностью рассказать сестре, что видела. — И он ее обнял, а потом поцеловал… — Мэнди чувствовала себя ужасно неловко. — А она поцеловала его в ответ. Они явно не просто хорошие знакомые, назовем это так.

Оливия прочистила горло. Она с детства так делала, когда нервничала. Она зло смахнула текшую по щеке слезу:

— Как она выглядит, Мэнди? И не пытайся врать из деликатности, просто скажи мне правду. Она что и впрямь такая красавица?

Мэнди внимательно поглядела на сестру:

— Она старше тебя.

— Насколько старше? — продолжала Оливия свой нетерпеливый расспрос.

— Не знаю точно, но я бы сказала, года сорок три — сорок четыре.

— Опиши ее, — тут же последовала просьба.

Мэнди сосредоточилась, стараясь припомнить все в подробностях.

— Длинные рыжие волосы, голубые глаза. Кажется, она была в шубе. И да, еще у нее были накладные ресницы, губы она жирно мажет блеском, а еще она показалась мне очень худой.

— Худой? — эхом отозвалась Оливия. — Насколько?

— Очень худой, насколько мне удалось рассмотреть, — мрачно сказала Мэнди.

— Худее меня? — спросила Оливия с несчастным видом.

— Не болтай ерунды. Какая разница?

Оливия с такой силой обхватила голову руками, что казалось, еще немного — и голова треснет. Когда она подняла взгляд, в глазах у нее стояла такая злоба и ненависть, что Мэнди была поражена и на мгновение даже испугалась.

— Огромная разница, — закричала она во весь голос. — Я все время только и делаю, что стараюсь, черт возьми, быть такой, какой он хочет меня видеть! Такой, какой все хотят меня видеть! Я веду хозяйство, воспитываю детей, слежу за собой лучше, чем любая из моих знакомых! Я развлекаю его друзей и делаю вид, что мне чертовски интересно то, что они построят еще одно здание, которое ничем не будет отличаться от предыдущего!

Мэнди в жизни не видела сестру в такой ярости. Оливия плакала и кричала.

— И с папой было то же самое. Я была для него словно какой-то маленький циркач, я каждый раз должна была выступать с очередным номером. Я все время старалась показать какой-нибудь новый фокус, но ни разу не смогла угодить, ведь так, да? — Она кричала на Мэнди, наклоняясь к ней все ближе и ближе. — Так?! — Она уже кричала во весь голос. — Всегда находился кто-то, кому уделяли больше внимания, кто всегда был в чем-то лучше меня. — Она с горечью улыбнулась. — Для папы это была мама или ты. А обо мне он всегда думал в последнюю очередь! Другие мужчины гордились тем, что встречаются со мной, или тем, что подцепили меня, ведь со мной всегда было легко и весело. И боже упаси, если мне хоть что-то от них было нужно! Мне никогда нельзя было расслабиться и просто побыть самой собой. А сейчас… — она запнулась, — мужчина, которому я больше всего старалась понравиться, тоже считает, что я недостаточно хороша…

Оливия всхлипнула, упала на колени и закрыла лицо руками.

— Что я делаю не так, Мэнди?

Она рыдала так сильно, что проглатывала слова, и Мэнди едва ее понимала.

— Что я делаю не так?

Мэнди опустилась на колени рядом с сестрой и крепко обняла ее. Оливия разрыдалась у нее на груди, и Мэнди утешала ее и убаюкивала.

— Ты очень красивая, — тихонько шептала она, откидывая у сестры волосы со лба. — И всегда была красавицей. Тебе надо только поверить в это. И не пытайся быть совершенством во всех отношениях. Определись, что тебе действительно нужно, и работай в этом направлении. А если ты кому-то не нравишься такой, какая ты есть, ну и черт с ними! Это их проблемы. На самом деле ты заслуживаешь куда большего, поэтому не трать попусту силы.

Оливия рыдала в объятиях Мэнди добрых минут десять. Мэнди многое бы отдала, только бы все сложилось по-другому, только бы сестра так не страдала.

Робби и та другая женщина причинили Оливии нестерпимую боль. Мэнди начинала понимать, что и «та женщина» в семье, которую она готова разрушить, чувствует примерно то же, что и ее сестра. Мэнди стало тошно от себя самой. И как это ее угораздило сделать такую гадость?

Самым печальным в истории Оливии и Роберта было то, что в свое время Робби по-настоящему любил Оливию такой, как она есть. И папа, кстати, тоже. И все Оливию любили, но в какой-то момент она почувствовала себя обделенной, утратила свое истинное «я». Она стала холодной и практичной, маниакально стремилась все на свете взять под свой контроль. Эти перемены происходили последние несколько лет. Робби наверняка тоже заметил их. Оливия резко изменилась, и, по правде говоря, рядом с ней становилось все труднее и труднее жить. По иронии судьбы все ее попытки достичь совершенства сделали ее непривлекательной и бездушной, а раньше Оливия всегда была очень дружелюбной, веселой и эмоциональной. Да что с ней такое случилось? Ведь настоящая любовь, она в радости и в горе, да? И хотя Робби и подпал под чары другой женщины, Мэнди знала, как сильно он любит Оливию. Или он стал об этом забывать, потому что Оливия была уже не той женщиной, на которой он женился? А если так, то чья в том вина? Людям свойственно меняться. Так, может, во всем этом никто не виноват?

— Вопросы, вопросы, — вздохнула Мэнди, — в голове крутится столько вопросов. Одному богу известно, что ты сейчас чувствуешь. — Мэнди поцеловала сестру в затылок.

И тут Оливия ни с того ни с сего начала смеяться… и остановиться уже не могла. Она смеялась и смеялась.

— Ну и чего ты смеешься? — ошарашенно спросила Мэнди, сама уже готовая истерически расхохотаться от чудовищного напряжения. А Оливия держалась за живот и хохотала во весь голос.

— Нет, только ты могла заметить накладные ресницы! — выдавила она сквозь смех. — Я тебя обожаю, Мэнди. Ты неподражаема!

Теперь они хохотали уже на два голоса. Отсмеявшись, Оливия крепко обняла Мэнди. Да, кажется, теперь она пришла в себя после потрясения.


Мэнди вернулась домой, обуреваемая чувством вины. На душе было мерзко. Она разрыдалась и позвонила верному Джорджу. Тот, в свою очередь, позвонил моралистке Дине, а та связалась с крепкой на выражения Асей.

Вскоре все они сидели у Мэнди на кровати и в один голос твердили:

— Не смей этого делать!

Для Мэнди разговоры с Джорджем были чем-то сродни исповеди, в церкви. Она рассказала ему о событиях минувшего дня и излила так долго сдерживаемые чувства. Она рыдала почти час и никак не могла остановиться. Бедняга Джордж перепутался не на шутку. Мэнди не выдержала всех сложностей своих отношений с Джейком и той боли, что испытывала сестра. Джордж никогда не видел ее такой несчастной. Ей явно было очень плохо, и сама она никак не могла справиться с ситуацией. Он очень переживал за нее.

От слез Мэнди полегчало. Она пересказала друзьям все события дня, рассказала и про чувство вины, про то, что ничем не может помочь сестре, и про то, как ей тяжело. Но зато теперь она знает, как покончить с этим кошмаром. Мэнди решила послать к черту все предосторожности и позвонить Джейку, хоть он вполне мог сейчас быть рядом с женой и детьми. Она понятия не имела, где он и который там час. Ей было известно только то, что он сейчас где-то на горнолыжном курорте.

Ей нужна была поддержка. Срочно.

Она ждала ответа с рюмкой водки в руке.

— Автоответчик, — печальным шепотом констатировала она и прочистила горло перед своей эпохальной речью.

Трое ее друзей переглянулись. Каждый продумывал выход из ситуации, но ничем, кроме личного присутствия, помочь они не могли.

— Привет, Джейк, это я, Мэнди.

Мэнди глядела в пол, пытаясь сосредоточиться и стараясь не думать о том, что друзья будут слышать каждое ее слово.

— Прости за беспокойство. Но ты ведь знаешь, я бы не стала звонить тебе без веских причин, а причина у меня и впрямь серьезная… — Она умолкла, и Джордж взял ее за свободную руку, чтобы поддержать. — Видишь ли, сегодня кое-что произошло. Муж моей сестры встречается с другой женщиной, и я их застала, я их видела… — Мэнди сглотнула подступивший к горлу ком. Ей было так тяжело и так грустно. — А еще я видела, как сестра переживает, и после этого чувствую себя совершенно убитой…

По щеке у Мэнди скатилась слезинка, потом еще одна, и вскоре слезы хлынули сплошным потоком.

— Мне стало так плохо, я сама себе противна после всего, что мы с тобой натворили. Так что я приехала домой… — Мэнди уже рыдала, не таясь. — Мы поступили очень плохо, Джейк, и после случившегося я просто не могу продолжать видеться с тобой. Мне тошно. Я просто представить себе не могу, что ты чувствуешь, когда остаешься с семьей.

Джордж дернулся было к Мэнди, чтобы прервать ее. От нахлынувших чувств мысли у нее путались.

— Поэтому я просто… позвонила попрощаться, наверное. Мне ужасно жаль, что не удалось толком с тобой поговорить, но я даже не рискну еще раз тебе звонить… — У Мэнди уже не было сил выдерживать напряжение, но она все же договорила: — Да, и вот еще что: не звони мне, пожалуйста. Спасибо за все чудесные моменты, что ты мне подарил. Я никогда этого не забуду, но поддерживать отношения, связь — называй это, как хочешь, — я больше не могу. После того что случилось в моей собственной семье, я просто не могу позволить этому продолжаться. Будь счастлив… — Мэнди задержала дыхание на несколько мгновений и выпалила: — Я люблю тебя, прощай.

Она нажала на кнопку отбоя и рухнула в объятия Джорджа.

— Джордж, — всхлипнула она, — я ведь не хотела говорить ему «прощай», но так было надо, да?

Джордж баюкал ее и гладил по голове.

— Солнце, у этого романа все равно не было будущего. Вся эта история просто не могла для тебя хорошо закончиться. Я тоже очень люблю бриллианты, но ночью в постели они не согреют. Рано или поздно кому-нибудь пришлось бы испытать боль. Ты поступила правильно, точно тебе говорю. — Он мельком взглянул на девушек — те сидели тихо под впечатлением от услышанного. — Девчонки, а вы как считаете? — Задавая вопрос, он подавал им знаки, чтобы они его поддержали.