– В итоге мы разорвали нашу помолвку, – продолжает Гэвин. – Но поскольку ресторан – наша общая собственность, нам пришлось как-то подстраиваться друг под друга. Поначалу Адрианна восприняла все очень болезненно. Я знаю, что ей и сейчас нелегко, но она смирилась с такой ситуацией.

– А вдруг она просто ждет и надеется, что ты снова изменишь свое решение?

– Может, и так, не знаю, – пожимает плечами Гэвин.

– Как же нелегко ей, должно быть, приходится. Встречаться с тобой каждый день в надежде на то, что ты все-таки раскаешься в своей ошибке.

– По правде говоря, я стараюсь не думать об этом, – замечает Гэвин. – Я и правда считал, что ей удалось справиться с чувствами, пока не увидел вчера, как она на тебя смотрит.

– Совместная работа – не лучшее решение для вас, – говорю я. – По крайней мере, с учетом вашего прошлого.

Гэвин понимающе кивает.

– Я и сам тревожусь из-за этого. Но мы оба любим ресторан. Любим нашу работу. И я надеюсь, мы все-таки сможем подняться над личными недоразумениями.

– Не так-то это просто. – Я вновь вспоминаю Эми. – Когда сталкиваешься с такой болезненной ситуацией, нельзя просто сделать вид, что ничего не было. Адрианна слишком долго любила тебя. А теперь ей нужно в одно мгновение переключиться и увидеть в тебе просто друга. Это не для женского сердца.

Гэвин вновь кивает.

– Я старался вести себя как можно тактичнее. Ни с кем не встречался, чтобы не добавлять ей переживаний. Но последний месяц, казалось, все изменил. Адрианна сказала, что познакомилась у «Джо» с каким-то парнем и они неплохо провели время. Я решил, что она наконец-то исцелилась. А потом я встретил тебя. – Он внимательно всматривается в мое лицо. – Мне трудно это объяснить… но меня потянуло к тебе, как магнитом.

Я улыбаюсь, но не нахожу, что ответить.

– Я понимаю, что все не так просто, – быстро добавляет он, – и не настаиваю на чем-то серьезном. Мне лишь хочется… получше с тобой познакомиться. Ты как, не против?

– Конечно, нет, – говорю я.

– Хорошо. – Лицо его вновь озаряется улыбкой. – Слушай, у нас сегодня намечается неплохой вечерок. Первую пятницу каждого месяца мы приглашаем в ресторан джаз-группу и готовим какое-нибудь новое блюдо. Почему бы тебе тоже не заглянуть к нам? – Он встает и поворачивается к двери. – Ну как, до вечера?

– До вечера, – киваю я.

* * *

Дверь закрывается, а я в этот момент жалею только о том, что Руби нет рядом. Я бы бросилась в порыве чувств ей на шею и поведала самые потаенные свои мысли – вроде тех, какими она делилась с Маргарет Уайз Браун. У меня было не так уж много подружек, что правда, то правда. Зато я всегда могла обратиться к Руби. Тут мне приходит на ум последняя пара писем и проскользнувшее там упоминание о «Сбежавшем крольчонке». Я тут же приступаю к поискам и обнаруживаю на верхней полке первое издание книги. Обложка у нее слегка покоробилась от времени. Я переворачиваю страницу и вот, пожалуйста! Внутри меня ждут очередные два письма.

26 апреля 1946 г.

Дорогая Руби,

ты умеешь не только торговать книжками, но и исцелять. Переизбыток (скажем так) материнской любви, о котором я тебе писала, обернулся для меня гриппом, но твое письмо сыграло роль настоящего лекарства – и для тела, и для души.

Спасибо тебе за поддержку. Я вернулась к сочинительству и могу сказать, что мысль о кролике на луне представляется мне весьма заманчивой. Тебе удалось затронуть мое воображение. Я так и вижу маленького крольчонка, который сидит у себя в детской. И на каждой странице обязательно будет луна. Пока что это не столько идея, сколько ощущение, но оно все разрастается и крепнет. Не знаю, чем все в итоге обернется, но я намерена прислушиваться к своим героям, чтобы потом выплеснуть их слова на бумагу. Если из этого когда-нибудь получится книга, я непременно посвящу ее тебе.

Как я и надеялась, цветы сыграли роль волшебной палочки. Точнее, не просто цветы, а тюльпаны. Ну чье недовольство устоит перед букетом роскошных желтых тюльпанов? Как только Роберта их получила, сразу же позвонила мне. Она извинилась за то, что во время последней нашей встречи проявила излишнюю чувствительность (я бы даже сказала, критичность). И хотя отношения между нами остаются натянутыми, мы, по крайней мере, разговариваем друг с другом. Со временем, надеюсь, она все-таки сможет принять меня и мою жизнь. Это все, на что я могу надеяться. В конце концов, нас объединяют воспоминания об общем детстве, когда мы гуляли с ней, держась за руки. Мы вместе смотрели на звезды, бродили по лесу и мечтали о той жизни, которая поджидает нас за оградой дома. Повзрослев, Роберта отбросила эти воспоминания, но я не сомневаюсь, что смогу со временем пробудить их вновь. Пусть она вспомнит, что мы, несмотря на наши взрослые тела и привычки, по-прежнему остаемся детьми.

В прошлом письме ты лишь вкратце упомянула об Энтони. Надо сказать, я рассчитывала на большее. Меня немножко тревожит ваша связь. Я знаю, что ты по уши влюблена в этого человека. Боюсь только, что однажды он разобьет тебе сердце. Тебе, наверно, странно слышать такой практический намек от меня, которая никогда не следовала общепринятым правилам. Но друзья для того и есть, чтобы напоминать друг другу о практической стороне жизни. Надеюсь, ты все-таки напишешь мне об этом человеке чуточку подробнее. В конце концов, если ты ему доверяешь, то и я не стану мучить себя подозрениями. Но я действительно боюсь, что в конце этого пути тебя ждет лишь сердечная боль (я слишком часто сталкивалась с ней сама, чтобы не упомянуть об этом). Обещай, что постараешься оградить себя от подобного исхода.

Готова допустить, что мое настроение слегка подпорчено моими личными тревогами. Доктор обнаружил у меня в груди опухоль, так что на следующей неделе мне предстоит операция. Что потом, я и сама не знаю. Но ты не переживай – со мной все будет в порядке. Главное, что я снова пишу. И мечтаю. И очень часто улыбаюсь. А это единственное, что имеет для меня значение.

Чтобы немножко подбодрить меня, члены нашего «Общества пустоголовых» устроили на прошлой неделе чаепитие у Безумного Шляпника[9]. Все мы нарядились в самые немыслимые головные уборы, пили чай и ели сдобные булочки. А еще хохотали до тех пор, пока совсем не выдохлись. Ну и здорово же было!

Беда в том, что порой мы относимся к себе слишком серьезно. Не далее как вчера я глянула на себя в зеркало и увидела там свою мать. А кажется, еще недавно я была одиннадцатилетней девочкой с косичками. И я по-прежнему та же девочка – просто надо почаще напоминать себе об этом. Для меня невыносима сама мысль о том, что я могу утратить связь со своим внутренним ребенком. Ты знаешь, это то, чего я боюсь больше всего.

Буду с нетерпением ждать твоего нового письма, так что прошу, отвечай поскорее.

С любовью из Нью-Йорка,

Брауни.

29 апреля 1946 г.

Дорогая Маргарет,

как ты себя сейчас чувствуешь? Мне невыносима сама мысль о том, что ты больна. Остается надеяться, что операция уже прошла и ты понемножку оправляешься от недуга. Что говорит доктор? И сильно ли успела распространиться опухоль? Ты даже не представляешь, как я тебе сочувствую.

Как бы мне хотелось оказаться сейчас рядом с тобой, чтобы помочь тебе побыстрее встать на ноги. Счастье еще, что муза тебя не покинула и ты по-прежнему пишешь книжки! Твои истории для тебя – все равно что воздух.

Твоя задумка насчет тюльпанов привела меня в полный восторг. Это и правда самые трогательные из цветов. В их присутствии просто невозможно сохранять мрачное настроение. Пожалуй, мне стоит опробовать эту тактику в отношении Люсиль. Пожелай мне удачи. Прочитав в твоем письме о том, что у вас с сестрой много общих воспоминаний о детстве, я тут же вспомнила парочку случаев из нашего с Люсиль общего прошлого. Как-то раз мы упаковали с ней свои сумки и «сбежали» из дома на целый день. Мы прошли несколько миль по пыльной дороге и потратили последние деньги на жевательную резинку. Потом мы пробрались на чей-то двор и залезли на дерево. Там и нашел нас отец. Я не говорила тебе, что сохранила обертку от той жвачки? Все эти годы она лежит в моей шкатулке. Она олицетворяет первое мое приключение в большом мире, и это приключение у нас с Люсиль было общим. Не знаю только, помнит ли она о нем?

Еще я хочу поделиться с тобой замечательной новостью. Я знаю, ты беспокоишься из-за Энтони, и все же, невзирая на осторожность и здравый смысл, я должна признать, что совсем потеряла голову.

Даже не представляю, как сообщить тебе обо всем. Ты ведь знаешь, что я всегда мечтала о собственном магазине, в котором будут продаваться только детские книжки? Так вот, Энтони предложил купить мне такой магазин! Должна признать, его предложение оказалось для меня полной неожиданностью, и я до сих пор еще не привыкла к этой мысли. Энтони уже нашел чудесный кирпичный дом неподалеку от Зеленого озера. На первом этаже можно сделать магазин, а на втором будет располагаться уютная квартирка. Он хочет обставить помещение мебелью и наполнить его книгами (первым делом я закажу «Маленький остров», последнюю из твоих историй!). Словом, я приняла его предложение.

Я знаю, о чем ты сейчас подумала, но, поверь мне, для Энтони важно только одно – сделать меня счастливой. Такого доброго человека я еще не встречала. Он сказал, что любит меня, и эта покупка – способ выразить свои чувства. Но он добавил, что такой подарок меня ничем не обязывает, и если я решу расстаться с ним, то смогу и впредь распоряжаться магазином (договор составлен на мое имя).

Я уже придумала название для магазина: «Синяя птица». Как тебе? Ах, Брауни, жаль, что ты не можешь этого видеть! На первом этаже есть даже камин (система отопления тоже, но камин придает помещению дополнительное очарование). Благодаря высоким потолкам мы сможем разместить там множество полок. Энтони уже нанял плотника, чтобы тот сделал лесенки на колесах – так я смогу дотягиваться до книг на самом верху. Как я уже писала, на втором этаже находится очень уютная квартирка. Мне нужно научиться готовить, чтобы я смогла угостить Энтони ужином.

Чувствуешь, как я счастлива?

Позже напишу обо всем подробней. И я буду все время думать о тебе и твоем здоровье.

С любовью, Руби.

Я улыбаюсь, вспоминая ее слова о том, что все эти годы она хранила обертку от жевательной резинки. Моя рука сама тянется к деревянной шкатулке, которая стоит на столике. Я роюсь в куче украшений – тут и кольца, и ожерелья, и браслеты – и в какой-то момент замечаю у задней стенки кусочек вощеной бумаги. Я вытаскиваю бумажку и прижимаю ее к носу. Запах жвачки давным-давно выветрился, но дух приключения по-прежнему жив. Я смотрю на обертку и представляю, как Руби и Люсиль спешат по пыльной дороге, дружно хихикая и размахивая руками.

И я вспоминаю о другом приключении. Как-то раз мы с Эми стащили наволочки с подушек и привязали их к длинным прутьям (что-то подобное мы видели в одной из серий «Смурфов»[10]). Потом мы набили их всякой всячиной – главным образом книжками и мягкими игрушками – и тоже пустились в бега. До самой темноты бродили мы по окрестностям, пока не проголодались так, что решили даже залезть на дерево за яблоками (моя идея). Но закончилось все тем, что мы вернулись-таки домой. Нас никто не искал, как это бывает обычно в фильмах. А для чего еще бегут дети из дома? Чтобы родители поспешили отыскать их, заверив в своей бесконечной любви. Ну а мы с Эми вернулись домой с печальными сердцами и пустыми желудками.

Воспоминания о Эми не дают мне покоя. А может, так будет всегда. Может, мне надо просто смириться с этим.

Но есть еще кое-что, что не дает мне покоя. Это загадочный мужчина из тетушкиных писем. Я достаю ноутбук и усаживаюсь на постель Руби. Я вбиваю в поисковую систему имя Энтони Магнусона, и мне тут же выдают не одну тысячу результатов. Первым делом я щелкаю на некролог в «Сиэтл Таймс», датированный 9 декабря 1974 года.

В память Энтони Магнусона

Сиэтл оплакивает потерю Энтони Магнусона. Он умер в этот вторник в больнице от травм, полученных во время катания на Зеленом озере. Ему было 62 года. Жители Сиэтла бесконечно благодарны Магнусону за поддержку благотворительного фонда, который был основан его отцом столетие назад. У Энтони Магнусона остались жена Виктория и дочь Мэй. Соболезнования можно направить по адресу благотворительного фонда Магнусонов.

Я ищу в Интернете адрес благотворительного фонда и щелкаю на ссылку, которая ведет на официальный сайт. Здесь, в разделе «о нас», указано, что Виктория Герхардт Магнусон является почетным председателем фонда, а Мэй Магнусон – исполнительным директором. Я нажимаю на электронный адрес и вбиваю в открывшееся поле записку: