Мой магазин процветает, чему я несказанно рада. По средам я читаю детишкам разные сказки. Стоит ли говорить, как я люблю это занятие! Мне нравится все, что связано с «Синей птицей». Как и надеялся Энтони, этот магазин стал для меня настоящим райским уголком.

Вчера ко мне заявился агент по недвижимости и предложил продать «Синюю птицу». Мол, на ее месте собираются строить большой торговый центр. За это мне готовы заплатить в полтора раза больше того, во что обошлось это место Энтони. Видела бы ты этого типа в модном костюмчике и итальянских ботинках! Он буквально впорхнул ко мне в магазин с ворохом бумаг, ни капельки не сомневаясь, что я тут же все подпишу. Когда же я отказалась, он рассмеялся мне в лицо и заявил, что я полная дура, если надеюсь сделать деньги на продаже детских книг. Меня это настолько возмутило, что я даже не нашлась сразу, что ему ответить. Тем не менее последнее слово осталось за мной. Мы-то с тобой понимаем всю значимость книжной индустрии. Понимаем ценность литературы. И пусть эта работа не всегда должным образом оплачивается, я глубоко уверена в том, что наши с тобой занятия, при всем их внешнем различии, обладают реальной ценностью.

На этом заканчиваю. С нетерпением буду ждать твоего очередного письма.

С любовью, Руби.

P. S. Сегодня я получила посылку с новой порцией замечательных книжек. Должна признать, до недавних пор я игнорировала то, что выходило в серии «Little Golden Books»[12]. И все потому, что хозяйка того магазина, где я раньше работала, отзывалась о них как о безделице. Сейчас-то я понимаю, что она ошибалась. Просматривая последние заголовки (вроде «Малыш смотрит»), я не устаю поражаться тому, как просто и легко написаны эти вещи. Мы впихиваем в детские головки сказку за сказкой, хотя на самом деле им хочется читать про самих себя. Дети заглядывают в книги, пытаясь найти там отражение собственного мира. Это позволяет им лучше приспособиться к окружающей действительности. Разве это не тот стиль письма, который ты привыкла называть «здесь и сейчас»? Только теперь я начинаю понимать его истинную ценность.

Я кладу письма в ящик стола, а в голове у меня крутятся слова Руби: Оказывается, не так-то просто достучаться до того, кто раз за разом отвергает твои чувства. Не так ли чувствует себя сейчас Эми? Отвергнутой. Ненужной. Я вспоминаю, каким усталым и измученным тоном разговаривала она со мной в последний раз. А если она оставит попытки достучаться до меня? Что тогда? До сих пор мне достаточно было знать, что она хоть как-то пытается ко мне пробиться. В ее письмах и звонках я находила пусть слабое, но утешение. А если и это прекратится? Что я тогда почувствую – радость или огорчение?

В глубине души я знаю ответ, и этот ответ меня пугает.

Глава 10

Я дожидаюсь утра, чтобы постучаться к «Антонио». Я специально выжидала сутки – хотела быть уверена в том, что Гэвин и Адрианна успели попрощаться. Вдобавок, несмотря на заверения Адрианны, я все еще сомневаюсь в чувствах Гэвина. Что, если он по-прежнему ее любит? Тем не менее в десять я подхожу к дверям ресторана и с изумлением вижу на них табличку «Закрыто».

Закрыто. Сердце сжимается у меня в груди. Хотя ресторан открывается на обед лишь в половине двенадцатого, Гэвин приходит сюда с утра пораньше и никогда не запирает дверей. Заглянув в окно, я вижу, что на кухне горит свет. Я осторожно стучу в дверь, и через мгновение на пороге появляется Гэвин. Увидев меня, он улыбается.

– Привет, – говорит он, впуская меня внутрь.

– Привет, – отвечаю я. – А что означает эта надпись на дверях? Хочется с утра побыть одному?

– Ты же говорила с Адрианной, так ведь? – пожимает он плечами.

– Говорила, – подтверждаю я. – Но какое это имеет отношение к табличке на дверях?

– Теперь, когда Адрианна уехала, я вдруг засомневался, смогу ли в одиночку управиться с рестораном, – поясняет Гэвин, окидывая взглядом идеально чистую кухню.

– Не ты ли пару дней назад убеждал меня в том, что нет ничего невозможного?

Гэвин устало качает головой.

– Адрианна хочет побыть одна. Думаю, мне это тоже не помешает. В последнее время я только и делал, что работал. С тех пор как мы открылись, у меня не было ни минуты свободного времени.

– Ну так устрой себе отпуск, – говорю я, – но не бросай то, что тебе по-настоящему дорого.

Гэвин внимательно смотрит на меня.

– Весь последний год я только и жил, что рестораном. Вкалывал с утра до ночи, чтобы добиться успеха. А ведь это не единственное, ради чего стоит жить.

– Это правда, – киваю я. – Но ты говоришь так… будто хочешь закрыть «Антонио» навсегда.

Я стараюсь не смотреть Гэвину в лицо. Какое-то шестое чувство мне подсказывает: если наши взгляды встретятся, пути назад уже не будет. Но Гэвин не намерен отступать. Легонько взяв меня за подбородок, он заглядывает мне в глаза.

– Адрианна сказала, что поговорила с тобой. Поговорила о нас.

Я внимательно всматриваюсь в его лицо.

– Я не возражаю, если у нас что-то завяжется. Прости, – усмехается он, – я уже давно не говорил о чувствах. На самом деле я буду рад, если у нас что-то завяжется. По правде говоря, я совсем потерял голову, Джун. Мне хочется познакомить тебя с друзьями, с родителями. Остается надеяться, что и ты этого хочешь.

– Хочу, – киваю я. – Беда лишь в том, что я перестала доверять мужчинам.

– Мне ты можешь верить, – шепчет Гэвин, наклоняясь к моему лицу.

Его губы легонько касаются моих, и я ощущаю неземной прилив счастья. На мгновение все в этом мире становится на свои места.

– Давай проведем этот день вместе, – говорит Гэвин, целуя меня в лоб.

– Давай, – улыбаюсь я. – А что мы будем делать?

– Можем прогуляться на пароме до острова.

– До Бейнбриджа?


Мне всегда нравился этот маленький островок, расположенный в получасе езды от Сиэтла, но соглашаюсь я не сразу. У меня еще столько дел в магазине! Если я все-таки соберусь продать «Синюю птицу», нужно будет найти такого покупателя, который с уважением отнесется к моему наследию. Даже если он будет сносить магазин. Невольно содрогнувшись, я вновь перевожу взгляд на Гэвина. Он смотрит на меня с такой счастливой улыбкой, что я решаю забыть на день обо всех делах.

– До Бейнбриджа, – говорит Гэвин. – Мы можем погулять по острову и даже пообедать в Уинслоу. Я знаю там одно кафе, где делают изумительный крабовый пирог. Потом можно будет пройтись по набережной и просто посидеть на скамейке, послушать пение птиц. Так приятно хоть на время вырваться из города!

– Ну, кто устоит против крабового пирога? – улыбаюсь я в ответ.

* * *

День выдался ясным и теплым, и мы с Гэвином решаем устроиться на верхней палубе. Сильный ветер грозит растрепать мою прическу, но меня это ничуть не беспокоит.

– Люблю чаек, а ты? – спрашивает Гэвин, швыряя на палубу крекер. К нему тут же слетается с полдюжины птиц.

– И я люблю. Это как раз то, чего мне так не хватало вдали от Сиэтла, – говорю я. – Мне очень нравятся крики чаек. Они такие пронзительные! Многие считают их просто ужасными, но для меня в этих звуках есть что-то чарующее.

– Звучание моря, – улыбается Гэвин.

– Верно, – киваю я.

– Я рад, что Сиэтл пробуждает в тебе ностальгию, – замечает он. – Это значит, тебе не составит труда пустить здесь корни.

Я осторожно улыбаюсь. Гэвин говорит так, будто я уже решила распрощаться со своей нью-йоркской жизнью, обосновавшись здесь в качестве продавца книг. Если бы это было так просто!

– Ты тоже хочешь поселиться прямо над магазином?

Поселиться там – значит жить, как жила Руби: вставать с первыми лучами солнца, готовить себе простенький завтрак, а потом спешить вниз, к своей любимой «Синей птице». Я знаю, почему Руби так любила этот магазин, ведь я сама люблю его не меньше. Я вдруг отчетливо понимаю, что никогда не смогу продать его – ни застройщику, ни кому бы то ни было еще. Слишком уж он мне дорог.

– Мне нужно кое-что тебе рассказать, – говорю я Гэвину.

– Что такое? – встревоженно спрашивает он.

– Я не сказала тебе всей правды насчет… моих планов в отношении магазина, – не дождавшись ответа, я торопливо продолжаю: – Я финансист, и ты это знаешь. Вот только тебе неизвестно, что специализируюсь я на закрытии разорившихся предприятий. Кафе, магазинчики… В том числе и книжные. – Я старательно прячу взгляд. – Во время учебы я и помыслить не могла, что в интересах бизнеса буду действовать с такой неумолимой жестокостью. Представь, что ты смотришь в глаза семидесятилетней женщине, которая почти год не платит по кредиту, и говоришь: «Мне плевать, что ваша семья занимается этим бизнесом уже шесть поколений. Я закрываю эту лавочку». Но это то, что требуется от меня по работе, – вздыхаю я. – Я хорошо справляюсь с подобными задачами, и мне за это неплохо платят.

Я поворачиваюсь к Гэвину, но он смотрит куда-то вдаль. Я не знаю, о чем он сейчас думает. Может, о том, как жестоко он во мне ошибался.

– За эти годы я успела очерстветь. Но поняла я это лишь после того, как вернулась в Сиэтл, здесь на меня нахлынули старые воспоминания. Я искренне считала, что проведу тут пару деньков, разберусь с бумагами, а потом с чистой совестью продам наследство тетушки… Словом, поступлю как обычно. – Я печально качаю головой. – Вчера ко мне приходил агент по недвижимости, чтобы оценить магазин. Я не выдержала и пяти минут: невыносимо было смотреть, как он просчитывает все до последнего цента. Только тут мне стало ясно, что я не смогу продать этот магазин – уж слишком я его люблю. И всегда буду любить.

Гэвин молчит, и мне становится не по себе. Что, если он уже мысленно прикидывает стратегию отступления? Я нервно сжимаю руки, и в этот момент он поворачивается ко мне.

– По-моему, нужно немало мужества, чтобы признаться в этом, – замечает он.

– Прости, но это печальная истина. – Я стараюсь не смотреть ему в лицо.

Гэвин берет меня за руку, и я осмеливаюсь, наконец, взглянуть на него.

– В этой истории нет ничего печального, – возражает он, – ведь у нее счастливый конец.

– Пока что нет, – говорю я.

– Ты – та самая блудная племянница, – с улыбкой замечает Гэвин, – которая сбежала из дома, чтобы построить жизнь по своему усмотрению. Но оказалось, что такая жизнь тебе не в радость. Однако, чтобы понять это, тебе потребовалось вернуться домой и окунуться в ту любовь, которая тебя здесь окружает.

Я невольно улыбаюсь, хотя мои глаза пощипывает от слез.

– Благодаря твоим словам моя жизнь обретает романтический ореол, хотя на самом деле это настоящая неразбериха.

– Глупости, – хмыкает Гэвин. – Все, что тебе нужно, – уйти с работы и продать жилье. Думаю, тебе приходилось сталкиваться с задачами потруднее. – Он легонько целует мою руку. – А здесь ты можешь рассчитывать на мою помощь.

– Спасибо, – улыбаюсь я. – Правда, забавно, что ситуация всегда кажется гораздо сложнее, когда она является частью твоей собственной жизни? – Я вздыхаю. – Даже не знаю, как мне сказать обо всем Артуру.

– Кто такой Артур?

– Мой начальник. Это он обучил меня азам нашей профессии, превратил в ту бизнес-леди, которой я стала. Он и не подозревает, какой сюрприз я ему готовлю.

– Думаю, подозревает, – качает головой Гэвин.

– Почему ты так думаешь?

– Любому заметно, какой несчастной ты стала из-за своей работы. Твой Артур наверняка видел это, но предпочел не замечать твое состояние.

Я смотрю на Гэвина.

– Пожалуй, ты прав. Да и ему скорее всего эта работа тоже не доставляет радости.

– Ну так скажи ему обо всем, – замечает Гэвин. – Чем скорее ты сбросишь это бремя, тем лучше будешь себя чувствовать. И тем быстрее ты сможешь сосредоточиться на своей новой задаче.

– И откуда ты только взялся в моей жизни? – смеюсь я.

– Из дома по соседству, – отвечает он.

– Почему бы тебе не появиться до того, как я уехала из Сиэтла?

– В то время мы еще не были готовы для этой встречи, – улыбается Гэвин. – Нам нужно было преодолеть не один барьер, но мы с этим справились.

Одна из чаек подступает ко мне на пару шажков поближе.

– Прости, дружок, – говорю я, – но это был последний крекер.

Будто поняв мои слова, птица отступает назад и взмывает в воздух. С пронзительным криком она устремляется против ветра.

– Люблю смотреть, как они скользят по воздуху, – замечает Гэвин. – Такое чувство, будто они привязаны к небу.

– Мне всегда казалось, – улыбаюсь я, – что чайки играют в игру, в которой они пытаются победить ветер.

Тут мне вспоминаются слова Руби, которая любила повторять, что завидует птицам, ведь они в любой момент могут взмыть в воздух и улететь, куда им вздумается.

– Моя тетушка очень любила птиц, и не только чаек. Как-то раз я спросила ее, почему она назвала свой магазин «Синяя птица», и Руби рассказала мне про одну старую песню, которая ей очень нравилась. Там пелось о «синей птице счастья».