Я решаю начать поиски с сайта, который помогает приемным детям наладить связь с их кровными родственниками. Я регистрируюсь, а потом вывешиваю там свое объявление:


Я ищу родного сына своей тети, замечательной женщины из Сиэтла, которая умерла совсем недавно. Ребенок родился в Сиэтле 12 мая 1975 года. На свидетельстве о рождении указано имя Джи Пи Крейн. Точной даты я не знаю, но думаю, что усыновление произошло вскоре после его появления на свет. Если вы располагаете какой-то информацией, напишите мне, пожалуйста, на сайт. Заранее спасибо!


Затем я включаю старенький проигрыватель и кручу ручку, пока не нахожу свою любимую станцию – «Радио-джаз». Я часто слушала ее в школьные годы, уносясь мечтами в прокуренные джаз-клубы Нью-Йорка. Кто бы мог подумать, что позже, просиживая за столиком в таком клубе, я буду размышлять о том, не совершила ли я ошибки, навсегда уехав из Сиэтла!

Облазив все полки, я нахожу, наконец, первое издание книжки «Когда подул ветер». Там меня ждет очередная пара писем.


19 июля 1946 года

Телеграмма

Кому: Маргарет Уайз Браун

От кого: Руби Крейн

Купила красный купальник. Буду в Майами 23 июля.

Остановлюсь в отеле «Савой». Как насчет поездки в Ки-Уэст 26-го?


20 июля 1946 года

Телеграмма

Кому: Руби Крейн

От кого: Маргарет Уайз Браун

Купила зеленый купальник. Ки-Уэст не подозревает, что его ждет.


Под телеграммами лежат два конверта. Я открываю первый – мне не терпится прочесть, как прошел отдых в Майами.

5 августа 1946 г.

Дорогая Маргарет,

я всего неделю как дома, а уже скучаю по тебе и по Флориде. Ах, эти солнечные деньки! Ты ужасно понравилась Энтони. Он сказал, что мне здорово повезло, раз у меня есть такая преданная подруга. И он абсолютно прав!

Ну и повеселились же мы в Ки-Уэст! Похоже, я запаслась хорошим настроением на всю оставшуюся жизнь. Я даже особенно не думаю про Люсиль, которая снова перестала со мной разговаривать. Я сказала себе: даже если в моей жизни уже никогда не произойдет ничего чудесного, я буду вспоминать два эти дня и наполняться счастьем. Ах, эти пляжи! А ужины в ресторанах! Напитки с ломтиками лимона по краям. Кокосовые орехи, свисающие прямо с деревьев.

Поверить не могу, что мы пришли прямо к дому Эрнеста Хемингуэя и, как ни в чем не бывало, позвонили ему в дверь. Более того, он сам открыл нам и даже пригласил разделить с ним напиток (точнее, с десяток таких напитков!). Ну и шутник же он, правда? И при этом такой джентльмен. Знаешь, Брауни, он явно положил на тебя глаз. Заметила, как он на тебя смотрел? Я бы посоветовала написать ему, да только не думаю, что тебе нужен именно такой мужчина. Боюсь, он доведет тебя до белого каления. Скорее вы оба доведете друг друга. Уж очень вы вспыльчивые и темпераментные. Эрнесту нужна женщина тихая и заботливая. Да и тебе нужен мужчина поспокойнее. К тому же, если не ошибаюсь, он уже вроде как женат?

Стоит ли говорить, что этот вечер навсегда останется в моей памяти. Но до чего же странные у Эрнеста кошки! Смотрят на тебя почти как люди. А один из котов даже шестипалый. Ты заметила? Это тот, у которого голубые лапки. Бедняга, должно быть, вляпался в краску!

Ладно, пойду расставлять по полкам новые книжки. Жаль, что тебя нет сейчас рядом. На улице льет дождь, и я уже тоскую по тропикам. И по тебе.

С любовью,

Руби.

Улыбнувшись, я принимаюсь за чтение второго письма.

14 августа 1946 г.

Дорогая Руби,

что и говорить, мы божественно провели время в Ки-Уэст! Будь у меня хоть какие-то матримониальные планы, непременно бы вышла замуж за Эрнеста. Но ты права: такой брак – не для нас. Мы бы и полгода не смогли прожить под одной крышей! Но на первых порах все было бы очень даже забавно. Можешь представить, как я вью гнездышко в Ки-Уэст, в компании Эрнеста и всех его кошек? Я бы носила длинные платья и соломенные шляпы, а ходила бы исключительно босиком.

Но нет, это невозможно сразу по двум причинам. Во-первых, Эрнест носит бороду. Сбривать ее он не собирается, а я не потерплю, чтобы эта щетина царапала мое лицо. Во-вторых, нельзя забывать об ураганах. Сама мысль о том, что они в любой момент могут обрушиться на твой дом, пугает меня до смерти. Подумать только, если бы не борода и ураганы, я могла бы обрести в Ки-Уэст свое семейное счастье!

А вот кошки Хемингуэя до сих пор не выходят у меня из головы. Мне ужасно понравился этот симпатяга, который умудрился выпачкаться в краске. Голубые лапки, ну и ну! Пожалуй, в один прекрасный день я напишу книжку про двух котят, которые вылили на себя банку с краской. Я назову ее «Разноцветные котята». Как тебе моя идея?

Погода в Нью-Йорке стоит хуже некуда. Ветер с такой силой бьет в маленькую белую калитку перед моим домом, что она распахивается каждую пару секунд. Распахивается и захлопывается, и так без конца. Хоть я и рада была вернуться домой, меня не оставляет мысль о том, насколько я тут одинока. Я – как та калитка, которая не в силах устоять перед порывами ветра. Если бы кто-нибудь защелкнул замок и избавил меня от этого бесцельного раскачивания!

Думаю, нечто похожее ты испытываешь при мысли о Люсиль. Утратить связь с тем, кого ты любишь, все равно что потерять частицу своей души. Я всегда повторяла и буду повторять: ты только не отчаивайся. Возможно, настанет день, когда тебе придется оплакать свою потерю и двинуться дальше. Нельзя, чтобы другие загоняли нас в тупик своими решениями.

Ладно, мне пора возвращаться к работе. Редактор хочет, чтобы я подкинула ему что-нибудь новенькое, а все мои идеи еще слишком сыроваты. Я постоянно возвращаюсь мыслями к теме луны, о которой ты упомянула несколько месяцев назад. Думаю, здесь есть над чем поработать.

Посылаю тебе свет и любовь,

М. У. Б.

Я думаю о том, что Маргарет написала про кота Хемингуэя. Очевидно, что именно этот инцидент вдохновил ее на написание «Разноцветных котят»! В детстве я не раз читала эту книжку. При мысли о том, как тетя Руби и Маргарет распивают коктейли с Хемингуэем, я вновь улыбаюсь.

Но тут мои мысли возвращаются к другим словам Маргарет. Возможно, настанет день, когда тебе придется оплакать свою потерю и двинуться дальше. Что, если я не готова пока двигаться дальше? Если я все еще на что-то надеюсь? Моя рука тянется к телефону, но я тут же отдергиваю ее. Не сегодня. Возможно, завтра.

Глава 16

На следующее утро Гэвин приносит мне в магазин чашку кофе.

– Я буду скучать по кафе Джо, – замечает он.

– Я тоже, – говорю я, прихлебывая приготовленный им американо.

– Ну как, удалось тебе напасть на след таинственного Джи Пи?

– Боюсь, это труднее, чем я думала. Но я разместила объявление на сайте об усыновлении. Если этот парень интересуется своим прошлым, он непременно на него наткнется. Многое зависит от того, как сложилась его судьба.

Мой мобильный звонит. Я беру его и вижу нью-йоркский номер.

– Алло?

– Привет, Джун. Это Шэрон. Можешь говорить?

– Секундочку. – Я прикрываю трубку рукой и поворачиваюсь к Гэвину. – Это мой агент по недвижимости.

Он кивает, а я вновь возвращаюсь к разговору с Шэрон.

– Ну что, у тебя есть для меня лакомое предложение? Скажи, что я не ошиблась!

– Предложение у меня есть, – вздыхает Шэрон, – вот только лакомым его не назовешь.

– И сколько?

– На десять процентов ниже заявленной стоимости, – говорит она, – что при нынешних условиях не так уж плохо. Я думаю, нам стоило бы его принять.

– Но я и так продаю себе в убыток, – возражаю я.

– При нынешней ситуации на рынке вряд ли мы можем надеяться на лучшее. Поверь, Джун, это хорошее предложение. Вдобавок ты получишь всю сумму сразу.

– А поторговаться мы не можем?

– Мы можем сделать все, что ты захочешь, но лично я побоялась бы спугнуть покупателя. Думаю, тебе стоит соглашаться.

Я бросаю растерянный взгляд на Гэвина, который стоит рядом с книжной полкой. Он выглядит таким сильным, таким уверенным в себе. А его улыбка успокаивает меня. И я вдруг сразу же решаюсь.

– Ладно, Шэрон, я согласна.

– Прекрасно, – говорит она. – Сегодня же отправлю тебе все бумаги.

Пару секунд я ошеломленно смотрю на телефон, зажатый в руке.

– Знаешь, я только что продала свою нью-йоркскую квартиру.

– Вот и прекрасно, – замечает Гэвин. – Это стоило бы отметить.

– Увы, но я продаю в убыток себе.

– Ясно.

– Боюсь, у меня не хватит денег, чтобы спасти магазин.

Мне хочется плакать и смеяться одновременно. Неожиданно для себя я разражаюсь смехом. Я смеюсь и смеюсь, пока по щекам у меня не начинают течь слезы.

– Тебя что-то забавляет? – спрашивает Гэвин.

– Моя жизнь, – отвечаю я. – Это нечто.

Гэвин ободряюще улыбается мне.

– Это прекрасное нечто, – говорит он.

* * *

После обеда, одолжив у Гэвина машину, я отправляюсь в салон на Квин-Энн-Хилл, чтобы привести в порядок волосы. Банкротство банкротством, а хорошо выглядеть я должна при любых обстоятельствах.

Сделав стрижку и укладку, я собираюсь вернуться к Зеленому озеру, как до меня вдруг доходит, что я нахожусь совсем рядом с домом Магнусонов. Неожиданно для себя я решаю вновь заглянуть в этот старый особняк.

Припарковавшись напротив дома, я размышляю о недавнем вторжении в магазин и загадочном предупреждении Виктории Магнусон насчет ее дочери. Неужели это и правда дело рук Мэй? Очень может быть, хотя в глубине души я в это не верю. Что ни говори, с ее стороны было очень мило прислать мне фотографию маленького Джи Пи.

Я решительно выхожу из машины. Почему бы мне вновь не встретиться с Мэй? А вдруг она вспомнит что-то такое, что поможет мне напасть на след ребенка? Я направляюсь к железным воротам, за которыми открывается выложенная кирпичом дорожка. Конечно, это жилище не из тех, куда заглядывают просто так – посетители приходят сюда исключительно по договоренности. Но у меня нет времени на подобные формальности: надо как можно скорее найти Джи Пи.

Дверь открывает женщина с типично испанской внешностью.

– Чем я могу вам помочь? – спрашивает она с заметным акцентом.

– Меня зовут Джун Андерсен. Я хотела поговорить с Мэй, если она, конечно, дома.

Женщина бросает на меня скептический взгляд.

– Мисс Магнусон нет дома. Но я могла бы…

Неожиданно дверь распахивается шире, и на пороге появляется мать Мэй.

– Я сама займусь ей, Джулия. – В голосе Виктории слышится неожиданная властность. Она ничем не напоминает ту рассеянную старуху, с которой я столкнулась в свой прошлый приход.

– Но, мэм, – протестует служанка, – мисс Магнусон сказала, что вы должны оставаться в постели.

– Я устанавливаю тут правила, а не мисс Магнусон, – заявляет Виктория. – Это все еще мой дом, так ведь?

– Да, мэм. – Джулия отступает на шаг назад.

– Прошу вас, – говорит мне Виктория. – Я провожу вас в дом, мисс?..

– Андерсен. Джун Андерсен.

– Джун, – кивает Виктория. По ее взгляду трудно понять, помнит ли она о нашей встрече двухнедельной давности.

Мы усаживаемся в библиотеке.

– Если что, мэм, я наверху, – говорит Джулия хозяйке.

Как только за служанкой закрывается дверь, Виктория сразу поворачивается ко мне.

– Я очень рада, что вы пришли, – замечает она.

– Спасибо, что пригласили меня в дом, – говорю я. – Я случайно оказалась рядом с вашим домом и решила заглянуть. Мне бы хотелось кое-что с вами обсудить.

Виктория складывает руки на коленях и выжидательно смотрит на меня.

– Я понимаю, что вам не очень-то хочется ворошить прошлое, – начинаю я.

– Нужно было отпустить его к ней, – неожиданно произносит она. Теперь уже Виктория смотрит не на меня, а куда-то в угол, на тени из своего прошлого. – Пусть бы они поженились. Все равно я никогда не любила его так, как Руби. Когда я узнала про ребенка, то почувствовала себя задетой. Да что там, оскорбленной.

– Это естественно, – говорю я. – Многие на вашем месте почувствовали бы то же самое.

– Верно, но дело было не только в этом. Я хотела, чтобы они заплатили за свою любовь. Я с самого начала отказывалась дать ему развод. Говорила, что в этом случае он останется без единого цента. – Она промокает глаза носовым платком. – Поначалу это срабатывало. Но к тому времени, когда Руби забеременела, ему уже было плевать на деньги. Он собирался уйти от меня. Собирался бросить все, лишь бы остаться с ней. Но я не хотела отпускать его так легко. Заявила, что сообщу обо всем в газеты и опозорю его на всю страну. Но и это не подействовало. Энтони уже принял решение. Он намеревался сообщить о своих планах Руби… в тот самый вечер, когда умер. Но и потом я не оставила вашу тетю в покое. Угрожала ей. Хотела превратить ее жизнь в пытку.