Сара Джио - Лунная тропа

Ее слова обжигают, но я продолжаю внимательно слушать.

– Меня мучила сама мысль о том, что Руби носит его ребенка. Что в ее жизни навсегда останется эта частица Энтони.

– Но у вас же была Мэй.

– Да, но Мэй к тому времени уже выросла, и у нее была своя жизнь. Я осталась совсем одна. А у вашей тети появился шанс начать все заново. Я отчаянно желала того же.

Я с опаской киваю, настраиваясь на продолжение.

– Я довела вашу тетю до того, что ей пришлось отдать сына, – говорит Виктория. – Я думаю, она испугалась моих угроз. Я заявила, что этот ребенок должен расти как настоящий Магнусон и что мои адвокаты обо всем позаботятся. Ей не оставалось ничего другого, как только согласиться на закрытое усыновление. Она умудрилась оставить меня в дураках.

– Неужели вы действительно смогли бы забрать ребенка у матери? – качаю я головой.

– В те годы я была настроена очень решительно, – вздыхает Виктория. – И Руби об этом знала. С моими деньгами я легко могла получить все, что захочу. Но со временем сердце мое стало смягчаться. Джун, я хочу, чтобы вы знали, – наклоняется она ко мне, – я глубоко сожалею о том, как вела себя в те годы. Из-за меня двое любящих людей так и не смогли стать семьей, и из-за меня же Руби осталась без ребенка. Я не имела права вмешиваться в их жизнь. С этими мыслями я и сойду в могилу. Остается лишь уповать на то, что Энтони простил меня.

Я смахиваю со щеки слезу и пересаживаюсь поближе к Виктории.

– Конечно, он простил вас, – беру я ее за руку. – И не только он, но и Руби.

– Мои поступки непростительны, – качает головой Виктория.

– Это не так, – мягко замечаю я. – Вы сильно изменились.

– Как бы мне хотелось повернуть время вспять, – говорит Виктория, – и исправить то, что было сделано.

В этот момент меня осеняет идея.

– В каком-то смысле вы можете сделать это и теперь. Книжный магазин в долгах. Он закроется, если я не найду достаточно средств, чтобы поддержать его на плаву.

Даже странно, что я обращаюсь с этой просьбой к Виктории после всего, что ей довелось пережить. Но в нынешней ситуации это решение кажется вполне уместным.

– Почему бы вам тоже не внести какую-нибудь сумму? – спрашиваю я. – В память об Энтони и Руби.

– Конечно, детка, – говорит Виктория. – Сколько тебе нужно?

Она отвечает так быстро, что я не успеваю сообразить. В этот момент дверь библиотеки распахивается. На пороге стоит Мэй. Она выглядит одновременно растерянной и раздосадованной.

– Мама, почему ты спустилась вниз? Тебе нужен покой.

– Все только и твердят о том, что мне нужен покой, – качает головой Виктория. – Вот когда доживешь до девяноста, поймешь, как это раздражает.

Мэй подходит к матери и внимательно смотрит на нее, после чего поворачивается к Джулии, которая уже стоит в дверях.

– Джулия, отведи маму наверх. Я буду через минуту.

– Приходится подчиниться, – подмигивает мне Виктория. – Надеюсь, еще увидимся.

– Конечно, – улыбаюсь я. – Большое вам спасибо.

Как только дверь за ними закрывается, Мэй решительно поворачивается ко мне.

– Хочу сразу сообщить, – говорит она, – что с мамой вы больше не увидитесь.

– Но…

– Я знаю, зачем вы пришли, – продолжает она. – Я слышала, как вы просили у мамы деньги.

– Вы неправильно меня поняли, – качаю я головой. – Это для магазина. Видите ли…

Во взгляде Мэй читается явное негодование.

– Вы покинете наш дом, и мама больше не будет общаться с вами.

– Но она сказала…

– Мама страдает слабоумием. Она сама не понимает, что говорит, – возмущенно заявляет Мэй. – Просто позор, что вы пытались воспользоваться ее положением.

– Но это не так. Я просто…

– Вы просто действовали в собственных интересах. До свидания, Джун.

* * *

В магазин я возвращаюсь в подавленном настроении и сразу принимаюсь за поиски «Разноцветных котят». Ничто не взбодрит меня так, как новая пара писем.

21 августа 1946 г.

Дорогая Брауни,

хоть я и скучаю по солнцу Флориды, до чего же приятно вновь оказаться дома. Думаю, Сиэтл куда лучше соответствует моей натуре, чем места с более теплым климатом. В ярком солнце есть некое безумие: жара заставляет людей думать, будто они все время должны что-то делать. Жара и покой – вещи несовместимые. А вот дождь и серые облака приносят умиротворение. Все сидят дома и устраиваются поудобнее с книжкой в руках.

Люсиль все-таки дала о себе знать. Она прислала мне открытку, в которой сообщила, что этой зимой они с мужем ждут первенца. Представляешь, моя сестра собирается стать матерью! Разумеется, я безумно рада за нее, но должна признать, что эта новость заставила меня внимательнее присмотреться к собственной жизни. Стану ли я когда-нибудь матерью, как та же Люсиль? Энтони ясно дал понять, что не желает больше детей, и я смирилась с этим решением, но это не значит, что я совсем лишена материнского инстинкта.

Я сама выбрала этот путь, потому что люблю Энтони. Но порой я просыпаюсь среди ночи в холодном поту. Мне снится один и тот же сон: я изо всех сил прижимаю к себе своего ребенка, но его у меня все равно забирают.

Только глупцы верят снам, так что я стараюсь не думать об этом. Вдобавок судьба с лихвой компенсировала мне отсутствие собственных детей: в моей жизни полно ребятишек, с которыми я познакомилась благодаря магазину. Маленькая Лоретта Франко принесла мне на прошлой неделе венок на дверь, а один маленький мальчик прислал чудеснейшую открытку. Я знаю, мне должно хватать такого внимания, но сердце жаждет испытать ту материнскую любовь, о которой мне лучше забыть.

Боюсь, своим нытьем я действую тебе на нервы, так что сменю-ка я лучше тему. Этим утром меня осенила замечательная идея. Я решила составить для своего магазина календарь событий, который выставлю позже в витрине. Каждый день у меня будет что-нибудь новенькое. По вторникам, к примеру, я планирую проводить занятия для юных писателей. Я раздам детишкам бумагу, ручки и карандаши, чтобы они могли сделать свои собственные книжки с картинками. Вместе мы будем придумывать интересные истории, которые дети дополнят рисунками. Представляешь, как весело нам будет!

Прошу тебя, отвечай поскорее и не забудь рассказать про новую книжку, которую ты сейчас пишешь.

С любовью,

Руби.

P. S. На мой день рождения Энтони уезжает по делам в Чикаго, так что праздновать мне придется одной.

25 августа 1946 года

Телеграмма

Кому: Руби Крейн

От кого: Маргарет Уайз Браун

Взяла билет на самолет до Сиэтла. Твой день рождения отпразднуем вместе!

Неужели Маргарет Уайз Браун действительно приезжала в «Синюю птицу»? Я вновь перечитываю телеграмму, а затем и письмо тетушки Руби, но не нахожу там упоминания о новых книгах. Это значит, у меня нет больше ключей для дальнейших поисков. Прошлое магазина манит еще сильнее, но я не знаю, как мне перевернуть очередную страницу.

Я вхожу в ресторан и с понурым видом опускаюсь на кухонный стул.

– Кое-кому, похоже, не помешает немного вина. – Гэвин тянется за стаканом и наливает туда рубиновую жидкость. – Что случилось?

– Я снова ходила к Магнусонам, – вздыхаю я. – Разговаривала с Викторией Магнусон.

– С королевой-матерью? – усмехается он.

– Да. Я рассказала ей про финансовые проблемы, которые обрушились на магазин, и она предложила помочь. Сказала, что хочет хоть немного расплатиться за свое обращение с Руби.

– Прекрасные новости, разве нет?

– Они были такими, пока в комнату не вошла ее дочь и не обвинила меня в том, что я пытаюсь выманить деньги у слабоумной старушки.

– Вот как!

Я делаю глоток вина.

– Я думаю, Мэй до сих пор переживает из-за того, что отец ее бросил.

– Ну, это можно понять, – дипломатично замечает Гэвин.

– Не знаю, – качаю я головой. – Я вообще не знакома с отцом, но совсем не чувствую себя брошенной.

Гэвин смотрит на меня так, будто видит меня насквозь.

– Это действительно так? – спрашивает он.

– Действительно, – говорю я. – Знаю только, что они с мамой встретились в баре и провели вместе ночь. Эми тоже не знает своего отца. Но тот, по крайней мере, задержался у нас до ее рождения. У меня нет ни малейшего желания искать своего папочку, но и брошенной я себя тоже не чувствую.

Гэвин кивает, но мне почему-то кажется, что я не до конца убедила его в своей искренности.

– Другое дело – Мэй, – продолжаю я. – Девочкой она обожала отца, но тот проводил с ней не так уж много времени. А потом у него и вовсе начался роман с Руби. Я прекрасно понимаю, что она должна чувствовать. Наверняка мой книжный магазин олицетворяет для нее давнюю обиду. Жаль, что она неспособна объективно оценить, как много он значит для города. Но больше всего мне жаль, что она не верит в искренность моих намерений.

– Перестань, – говорит Гэвин, – все это такие мелочи. Ты-то здесь ни при чем. Наверняка твоя Мэй скоро объявится и попросит прощения.

– Не думаю, – качаю я головой. – Видел бы ты выражение ее лица.

– Тогда нам нужно переключаться на план «Б».

– У вас есть идея, Ватсон? – интересуюсь я.

– Именно. Помнишь, ты говорила мне о переписке между твоей тетушкой и этой детской писательницей?

– Маргарет Уайз Браун.

– Так вот, почему бы нам не открыть магазин и не устроить здесь что-то вроде презентации? В благотворительных целях. Мы можем даже продать билеты, но об этом я сам позабочусь. Ты могла бы намекнуть о том, что мы готовим важное сообщение насчет литературного прошлого этого магазина. А на приеме мы бы рассказали о письмах между твоей тетей и писательницей.

– Блестящая идея, – говорю я. Мысли мои несутся с такой скоростью, что я с трудом поспеваю за ними. Про магазин и раньше писали в газетах. У Руби над столом даже висела статья в рамке, которую она вырезала из «Сиэтл Таймс». Думаю, местную прессу заинтересует мое предложение позаботиться о спасении всеми любимого магазина.

– Я так и вижу заголовок, – продолжает Гэвин. – «Создан фонд для сохранения всеми любимого детского магазина, в котором зародился замысел создания такой замечательной книги, как “Баю-баюшки, луна”».

Я вспоминаю последнюю пару писем между Руби и Маргарет. Что, если нам так и не удастся узнать конец истории.

– Я не уверена, что «Синяя птица» и правда послужила вдохновением для написания этой книги. Знаю только, что моя тетушка навела Маргарет на мысль написать что-нибудь о луне.

– Не знаешь, она когда-нибудь приезжала в магазин?

– Во всяком случае, планировала, – говорю я. – Мне удалось найти телеграмму, в которой говорилось о ее скором приезде. Не знаю только, произошло ли это на самом деле. Проблема в том, что я не могу обнаружить следующую пару писем.

– Наверняка есть подсказка, которую ты просто не заметила.

Я вытаскиваю из кармана письмо и телеграмму и вручаю их Гэвину.

– Посмотри сам. Никаких названий, – говорю я. – И что нам теперь делать?

С минуту он вчитывается в письмо, а потом на его лице появляется улыбка.

– Подожди-ка. А как насчет упоминания о самодельных книжках?

Он указывает на страницу, и я заново перечитываю эти фразы: По вторникам, к примеру, я планирую проводить занятия для юных писателей. Я раздам детишкам бумагу, ручки и карандаши, чтобы они могли сделать свои собственные книжки с картинками… Представляешь, как весело нам будет!

– Да ты просто гений! – вырывается у меня.

Гэвин оставляет на плите кипящую кастрюльку, и вместе мы устремляемся в магазин. Я спешу подвинуть лестницу к верхней полке, где Руби хранила те самодельные «сокровища», которые сделали для нее юные читатели. Вот они все. Обложки скреплены клеем, нитками, клейкой лентой. Я вытаскиваю одну из них, с яркой картинкой на титульном листе. «Сон Кораблика» Дженни Хамильтон.

Между страницами прощупывается какое-то утолщение. И точно: письма здесь.

– Я нашла их! – кричу я Гэвину.

– Прекрасно, – говорит он, поворачиваясь к двери. – Мне пора на кухню, а то соус выкипит. Приходи, как только сможешь, договорились?

– Хорошо, – киваю я. – А ты иди, доделывай свой соус.

Гэвин уходит, а я опускаюсь в кресло и с нетерпением открываю конверт.

2 сентября 1946 г.

Дорогая Брауни,

ты только что уселась в такси, которое довезет тебя до аэропорта. Как жаль, что тебе приходится возвращаться в Нью-Йорк! Этот день рождения был лучшим за всю мою жизнь. Я бесконечно благодарна тебе за то, что ты отправилась на другой конец страны, лишь бы не оставлять меня в одиночестве. Это не просто дружба: на такое способна лишь сестра.