Слышно, как объявляют посадку на самолет.

– Это наш рейс, – говорит мама. – Ну все, нам пора. Как только вернусь, сразу загляну к тебе.

Не нужно, хочется мне сказать, но я успеваю вовремя прикусить язык.

– До свидания. Желаю вам выиграть джекпот, – говорю я и спешно выключаю телефон.

Я вновь чувствую странную тревогу – совсем как в Нью-Йорке. Вытащив из сумки пузырек с лекарствами, я глотаю таблетку, после чего включаю ноутбук. Для человека, который привык проверять почту раз в четыре минуты, я на удивление расслабилась. За все время, что я провела в Сиэтле, я ни разу не подумала о работе! Я захожу в ящик и вижу, что там уже скопились письма. Некоторые из них в знак первоочередности помечены красным флажком. Я открываю верхнее, и сердце у меня тревожно сжимается. Это от Артура:


КОГДА ТЫ ВОЗВРАЩАЕШЬСЯ НА РАБОТУ? – А.

По правде говоря, я купила билет в один конец, поскольку понятия не имела, как долго мне придется разбираться с наследством. Я-то надеялась управиться быстро, где-нибудь за неделю, но оказалось, что все не так просто. Будущее магазина, тайны Руби, мои воспоминания – все смешалось в одну кучу. Я жму на кнопку «ответить» и печатаю:


ОСТАЛОСЬ УЖЕ НЕМНОГО. К ВЫХОДНЫМ БУДУ ЗНАТЬ ТОЧНЕЕ. ПОСТАРАЮСЬ ДЕРЖАТЬ ТЕБЯ В КУРСЕ. – ДЖУН.


Я нажимаю кнопку «отправить» и чувствую, как у меня вновь поднимается давление.

Надев кроссовки и прихватив куртку, я выхожу на улицу. Пора немного размяться. В соседнем ресторане еще не зажгли свет. Я быстро отворачиваюсь, заметив в витрине собственное отражение. Я надеялась увидеть Гэвина и при мысли об этом чувствую странную неловкость. На пробежке вокруг озера я вновь утверждаюсь в своем намерении поскорее разобраться с имуществом Руби. Я составлю список и распишу все по разным категориям. Так я поступаю в тех случаях, когда распродаю чье-либо имущество в интересах банка. Я найму рабочих, чтобы погрузить все в машины. Я найду хорошего покупателя. Словом, я разберусь с этим затруднением.

Пробежав вокруг озера пять миль, я перехожу на шаг, чтобы отдышаться, а потом присаживаюсь на скамью. Отсюда мне хорошо видна утка, которая пробирается к воде через заросли тростника. Она важно шествует по берегу, а за ней спешат шесть крохотных пушистых комочков. Последний утенок меньше своих братьев и сестер, и ему трудно угнаться за остальными. В какой-то момент он теряет их из виду и тревожно оглядывается по сторонам. Мне хочется помочь ему, перенести к матери-утке. Я поднимаюсь на ноги, но в эту секунду откуда-то из кустарника выскакивает большая крыса. Она хватает утенка, и оба в мгновение ока исчезают в густой траве.

«Нет! – кричу я. – Не смей! Оставь утенка!» Меня охватывают ужас и чувство беспомощности. Мне снова девять лет, и я стою рядом с Эми над заброшенным гнездом малиновки, гадая о судьбе несчастных птенцов. Я окидываю взглядом берег и только тут понимаю, что не я одна наблюдала за этой трагедией. Утка тоже знает, что сейчас произошло.

Поднимаясь от озера к перекрестку, я все время размышляю об увиденном. Я думаю про птичье гнездо и исчезнувшие яйца, про утку и ее птенцов. В мире всегда будут крысы и утята, хищники и их жертвы. А еще – банки и разорившиеся компании. И люди вроде меня, которые, как крысы, будут хватать причитающуюся им добычу. Это естественный цикл, но сейчас мне не очень нравится то место, которое я в нем занимаю.

Раскрасневшаяся и измученная, прохожу я мимо ресторана «Антонио». Дверь слегка приоткрыта, и до меня доносится аромат чеснока и каких-то приправ. Должно быть, Гэвин уже на месте. «Эй?» – заглядываю я внутрь.

Не дождавшись ответа, я захожу в ресторан. Помещение радует глаз насыщенной отделкой стен и изящно расставленными столиками. У бара – широкая деревянная стойка, за которой могут усесться человек шесть. И все же комната выглядит маленькой и уютной, и я сразу проникаюсь к ней симпатией.

Очаг позади стойки топится дровами, и я чувствую свежий запах вишневых веток. С кухни доносится грохот, как будто там уронили что-то железное. Затем дверь открывается, и на пороге появляется Гэвин. Увидев меня, он широко улыбается. На белом полотенце, которое свисает с его пояса, краснеют пятна помидорного сока.

– Привет, – говорит он. – Прости, что заставил ждать.

– Нет, нет, я только что зашла. Я возвращалась с пробежки и решила заглянуть сюда, чтобы поздороваться.

– Привет, – повторяет он, все так же улыбаясь. В этот момент из кухни доносится гудок таймера.

– Пойдем со мной, – говорит Гэвин. – Посмотришь, как мы тут обустроились.

Я киваю и прохожу за ним на безупречно чистую кухню. По размеру она чуть больше, чем зал. По обеим сторонам от духовки тянутся полки с посудой. В центре комнаты стоит широкий стол на крепких ножках. Такое чувство, что его привезли со старой итальянской виллы.

– Сегодня у нас день ньокки. – Гэвин кивает на усыпанную мукой разделочную доску, на которой высится горка теста с оранжевыми вкраплениями. – Ела когда-нибудь ньокки из сладкого картофеля?

– Нет, но звучит весьма заманчиво.

– Прекрасно, – кивает он. – Тогда можешь помочь мне, а заодно заработать себе обед.

Я улыбаюсь и иду к раковине, чтобы помыть руки. У стола Гэвин показывает мне, как раскатывать тесто на длинные змееподобные полоски. Затем мы режем полоски на небольшие кусочки. Гэвин вручает мне деревянную штучку, которую называют лопаткой для ньокки. Мы прокатываем по ней полоски, и тесто принимает законченный вид.

После этого мы кладем кусочки на противень, присыпанный кукурузной мукой, и вновь принимаемся за тесто. Как же приятно работать руками, не отвлекаясь ни на какие посторонние мысли!

– Ты всегда любил готовить? – спрашиваю я, отправляя на противень новую порцию ньокки.

– Да, – кивает Гэвин. – Мы с братом и сестрой часто играли в ресторан. Мне нравилось быть шеф-поваром.

– А детская плита у тебя была? – улыбаюсь я.

– Нет. Зато она была у моей младшей сестры, но та никогда не давала мне поиграть с ней, – смеется Гэвин. – Как-то ночью я выбрался из постели и стащил ее из комнаты сестры. Помню, что собирался испечь шоколадное печенье, но все кончилось тем, что я съел все тесто.

– Тоже неплохо, – улыбаюсь я.

– По правде говоря, только в ресторане я и мог бы работать. Мне нравится эта энергетика. Такое чувство, будто каждый вечер ты выходишь на сцену. – Он бросает на меня внимательный взгляд. – А чем ты зарабатываешь на жизнь? Помимо книжного магазина, разумеется.

Этот вопрос возвращает меня к действительности.

– Не могу сказать, что моя работа такая уж интересная.

– Уверен, что это не так. – Гэвин не сводит с меня выжидательного взгляда.

– Я работаю в банке, – говорю я. – Финансы и все, что с ними связано. Сам видишь, весьма скучное занятие.

Я не собираюсь углубляться в детали своей работы. Мало кто относится с симпатией к тому, чем занят наш отдел, – я давно успела уяснить это по общению с другими людьми.

– И все же, – улыбается Гэвин, – я не прочь узнать, как ты увлеклась финансами. Тебя всегда интересовала работа в банке?

Я заканчиваю очередную партию ньокки, попутно размышляя над его вопросом.

– Хочешь знать, играла ли я в детстве в банкира? Ничего подобного. Больше похоже на случайный выбор.

– Тебе нравится твоя работа?

– Я хорошо с ней справляюсь.

– Я вовсе не это имел в виду, – замечает Гэвин.

– А что же?

– Взять, к примеру, меня, – говорит он. – Сразу после колледжа я начал изучать юриспруденцию.

– Почему?

– Почему? Да в общем-то из-за девушки.

– Вот оно что, – улыбаюсь я. – По крайней мере, ты следовал зову сердца.

– В том, что касается чувств, возможно. Но в том, что касается карьеры… – Гэвин стал серьезным. – Понимаешь, из меня мог получиться хороший юрист. Я был лучшим в своей группе. Неудивительно, что меня приняли на работу в одну крупную бостонскую компанию. Мне ничего не стоило сделать головокружительную карьеру. Вот только… – Он задумчиво пожимает плечами.

– Только что? – спрашиваю я. Мне бы не хотелось признаваться Гэвину, но наши с ним истории – по крайней мере в том, что касается карьеры, – похожи друг на друга как две капли воды.

– У меня не было к этому настоящего интереса, – поясняет он. – Я хорошо работал, но настал момент, когда я решил заново переосмыслить свою жизнь. И выяснилось, что я терпеть не могу законотворчество. Оно не имело никакого отношения к моему истинному призванию.

Я ловлю каждое его слово.

– Вот тогда я и перебрался сюда, – продолжает Гэвин. – Родители решили, что я просто спятил. В чем-то они, наверно, были правы. Разве нормальный человек откажется добровольно от блестящей карьеры и солидной зарплаты? – раскатав еще одну полоску теста, он снова поворачивается ко мне. – Но я нашел свой путь. Я проработал в нескольких ресторанах, прежде чем решился открыть свой собственный.

Я понимающе киваю.

– А как же девушка?

– Она бросила меня в тот же день, когда я ушел с работы, – отвечает он после секундного замешательства.

Он произносит это с неизменной улыбкой, и я тоже улыбаюсь в ответ.

– А тебе удалось… найти новую любовь?

Гэвин что-то напряженно обдумывает и уже открывает рот, чтобы ответить, как вдруг дверь на кухню распахивается. На пороге появляется молодая женщина в серых леггинсах и черной куртке. В руках она держит большую коробку с баклажанами, кожица которых отсвечивает густым фиолетовым цветом.

– Гейв! – восклицает она от дверей, балансируя тяжелой коробкой. – Ты даже не представляешь, какие роскошные баклажаны продавались сегодня на рынке. Я знаю, что купила слишком много, но разве тут удержишься, когда они такие красавцы?

С Гэвином она говорит как со старым знакомым.

Гэвин бросается ей на помощь и забирает из ее рук коробку, а у меня вдруг возникает чувство, что я здесь лишняя. У женщины весьма примечательная внешность: чувственные губы, большие карие глаза, высокие скулы. Она примерно моего возраста или чуть помоложе. Не удивлюсь, если окажется, что в ней течет итальянская кровь. Длинные темные волосы забраны в хвост. На лице – ни следа макияжа. Да он ей и не нужен. Ее красота и так бросается в глаза.

В этот момент она замечает меня, но тут же вновь поворачивается к Гэвину.

– Я не знала, что ты не один.

– Адрианна, это Джун, – говорит он. – Наша новая соседка.

– Соседка? – Она морщит свой носик.

– Ее тетушка Руби недавно скончалась и оставила Джун книжный магазин.

Адрианна холодно улыбается.

– Кажется, Лилиан упоминала что-то о новой хозяйке. – Она наконец-то поворачивается ко мне. – Искренне сочувствую вашей потере.

– Спасибо, – отвечаю я.


Адрианна принимается за баклажаны. Она относит их к раковине и начинает заботливо перемывать.

– Я слышала, вы хотите продать магазин, – несмотря на дружелюбный тон, это очень похоже на колкость.

На мгновение я замираю. Я ни с кем не делилась планами насчет магазина и теперь чувствую себя крайне неловко. Что подумает обо мне Гэвин?

– Нет, – поспешно говорю я. – Мне…

– Не нужно слушать чужие сплетни, Адрианна, – бросается мне на выручку Гэвин.

Я улыбаюсь, но на душе у меня нехорошо. Интересно, что думают обо мне соседи? Неужели кто-то подслушал мой разговор с транспортной компанией? Или их сбила с толку моя профессия? Мои мысли вновь возвращаются к Гэвину и Адрианне.

– Все в порядке, – говорю я, стараясь рассеять возникшее напряжение. Только тут до меня доходит, что я понятия не имею о том, кто такая Адрианна. Подружка Гэвина? Или сестра? Господи, пусть она будет его сестрой.

– Так вы… – начинаю я.

– Мой партнер по бизнесу, – быстро говорит Гэвин. – Мы с Адрианной вместе владеем этим рестораном.

Я киваю, но мое замешательство только возрастает. Они или женаты, или помолвлены. А может, все еще сложнее. В любом случае я чувствую, что Адрианна не рада моему присутствию. Я встаю и стряхиваю с рук муку.

– Спасибо за полезный урок, – говорю я Гэвину, – но мне пора возвращаться. В магазине еще полно работы.

– Ты даже не попробовала ньокки, – хмурится он.

Адрианна оглядывает стол, после чего выкладывает на доску баклажан и берется за нож.

– Как-нибудь в другой раз, – говорю я.

– Как хочешь. – Гэвин явно разочарован. – Заглядывай к нам иногда.

Я киваю и выхожу из кухни. Миновав главный зал, я оказываюсь на улице. Еще пара минут, и я уже у себя в магазине. И что это сейчас было? Впредь я решаю избегать ненужных контактов. Так будет спокойнее.

* * *

Весь день я перебирала ящики с книгами. Как я ни старалась сосредоточиться только на работе, мои мысли вновь и вновь возвращались к тому, что я услышала сегодня от Гэвина.

В два я поднимаюсь наверх, чтобы перекусить зачерствевшей булочкой, которую купила накануне в соседнем кафе. Я думаю об Артуре, своем непосредственном начальнике. В наших с ним отношениях нет и намека на личное. Он ничего не знает обо мне, а я знаю только то, что вся жизнь Артура вертится вокруг работы (может, поэтому-то жена и сбежала от него десять лет назад). Неужели и мне уготована такая же участь?