Джулия Гарвуд - Львица

Браун поспешно повел Ричардса и Рона вверх по лестнице, а Лайон загородил своим телом жену от их глаз.

Когда его друзья поднялись наверх, Лайон накинулся на жену:

– Господи, что ты делала на улице?

– Нет необходимости кричать на меня, – повысила голос и Кристина. – Ты нашел?..

– Ты хоть представляешь, сколько там этих чертовых кустов? Нет? – заорал он, когда она отрицательно покачала головой. – Твой дед, наверное, был помешан на них. Их там сотни.

– О Боже! – воскликнула Кристина. – Значит, ты не нашел? Я же говорила, что мне следует поехать с тобой. Я могла бы помочь.

– Кристина, ты кричишь на меня, – заявил Лайон. – Я нашел эту проклятую коробку. Успокойся.

– Я не кричу на тебя, – возразила Кристина. Она подняла мокрые пряди и перекинула их через плечо. – И не могу тебе посочувствовать. Я потеряла эту чертову собаку.

– Что?

– Я потеряла эту чертову собаку, – повторила Кристина, пытаясь успокоиться. – Похоже, у нас обоих день был мерзким. Поцелуй меня, Лайон. А потом надень, пожалуйста, камзол и помоги мне найти щенка Дианы.

– Ты сошла с ума? Ты никуда не пойдешь в такой ливень, и хватит об этом.

Кристина схватила Лайона за мокрую рубашку, поцеловала его в сердито сжатые губы, повернулась и направилась в заднюю часть дома.

– Я должна найти собаку. Диана сейчас наверху и очень старается себя убедить, что я не съела это глупое животное, – пробормотала она.

Смех Лайона остановил ее. Она обернулась и сердито взглянула на него.

– Любимая, ну не может же она и вправду считать, что ты способна на такое!

– Мне не следовало так шутить, – печально призналась Кристина. – Я сказала, что лишь дразнила ее. Однако она мне не верит. Последний раз щенка видели со мной. Я слышала, как Диана несколько раз говорила об этом тете Харриет. Лайон, я только хотела дать щенку немного побегать. Бедняжка выглядел таким несчастным на привязи! А потом он погнался за кроликом, и после этого я полдня искала его.

В этот момент Рон протопал вниз по лестнице. Его тихие проклятия привлекли внимание Кристины. Не обратив на них никакого внимания, Рон открыл входную дверь и вышел из дома.

Они услышали, как он свистит, зовя собаку.

– Видишь? Рон помогает искать щенка, – заметила Кристина.

– Ему приходится. Он на все готов ради Дианы. И я уступаю тебе только по той причине, что тоже ради тебя на все готов. Поняла? – пробормотал он, прежде чем захлопнуть за собой парадную дверь.

Кристина сдерживала смех до тех пор, пока муж не ушел, зная, что если он услышит ее, то его раздражение превратится в настоящую бурю.

Маркиз нашел непослушного щенка примерно через час. Собака свернулась клубочком под навесом за конюшнями.

Когда Лайон высох и согрелся, настроение его улучшилось. После приятного обеда он, Рон и Ричардс отправились в библиотеку с бутылкой бренди. Кристина была рада возможности остаться одной. Ее желудок отказался принять только что съеденный сытный обед, и ей до сих пор было не по себе.

Лайон поднялся наверх около полуночи. Кристина ждала его, свернувшись калачиком в центре постели.

– Я думал, ты уже спишь, – заметил Лайон, принимаясь сбрасывать с себя одежду. Кристина улыбнулась ему:

– Чтобы я упустила возможность посмотреть, как раздевается мой красавец муж? Ни за что. Лайон, я, наверное, никогда не устану любоваться тобой.

По его самодовольной ухмылке она поняла, что ему приятны ее слова.

– Я покажу тебе кое-что еще более красивое, – поддразнил ее Лайон. Он подошел к каминной полке, взял стоявшую на ней покрытую черным лаком коробочку и принес ее к постели. – Я переложил драгоценные камни из старой коробки в эту, более прочную.

Кристина подождала, пока Лайон сядет рядом с ней, и лишь потом открыла коробку. Лоскут ткани закрывал камни. Казалось, она не решается поднять его и посмотреть на драгоценности.

Лайон не понимал причины ее промедления. Он взял лоскут, развернул его и высыпал на него драгоценные камни.

Они сияли всеми цветами радуги – сапфиры, рубины, бриллианты. Эти двадцать камней могли очень и очень надолго удовлетворить даже самого алчного человека.

Лайон был озадачен, видя безучастность Кристины.

– Любимая, ты хотя бы представляешь себе, какова цена этих камней?

– О да, Лайон, – прошептала Кристина. – Они стоили жизни моей матери. Пожалуйста, убери их сейчас же. Я не хочу смотреть на них. Они кажутся мне омерзительными.

Лайон поцеловал жену, прежде чем выполнить это желание. Вернувшись к кровати, он заключил Кристину в свои объятия. Он хотел было сказать, что барон Сталински вернулся в Лондон, но потом решил, что плохую новость можно сообщить и утром.

Кристина полагала, что у них еще есть время для осуществления задуманного. Ее день рождения миновал две недели назад, и она решила, что, раз он не приехал в Англию, у ее отца, очевидно, есть другие дела.

Лайон задул свечи и закрыл глаза. Он не мог вспомнить, когда последний раз чувствовал себя таким уставшим. Он уже почти засыпал, когда Кристина спросила:

– Лайон, ты можешь пообещать мне кое-что?

– Все что угодно, любовь моя.

– Никогда не дари мне драгоценных камней.

Он вздохнул, услышав ожесточенность в ее голосе.

– Обещаю.

– Спасибо, Лайон.

– Кристина!

– Да?

– Обещай, что будешь любить меня вечно.

– Обещаю.

Он почувствовал, что она улыбается и внезапно понял, что вовсе не так устал, как ему показалось.

– Скажи, что любишь меня, велел он.

– Мой Лайон, я люблю тебя и буду любить вечно.

– Большего и желать нельзя, – сказал Лайон, поворачивая жену к себе.

Он думал, что будет любить ее медленно и нежно, но в итоге верх снова взяла необузданная страсть, доставившая обоим немыслимое наслаждение,

Одеяла и подушки упали на пол. Кристина заснула, и тело Лайона согревало ее вместо покрывала. Он был так счастлив, что не хотел засыпать. Ему хотелось насладиться этими минутами: где-то в подсознании у него уже промелькнула мысль, что эта ночь может оказаться всего лишь затишьем перед бурей.

"Прости меня, что так давно ничего не писала в дневнике. Я была довольна жизнью и не хотела вспоминать прошлое. Но сейчас мы готовимся покинуть наше убежище. Я теперь многие месяцы не смогу говорить с тобой с помощью дневника – тюка мы вновь не обоснуемся. Мне хотелось бы присоединиться к какому-нибудь каравану повозок. Дорога на запад заполнена переселенцами. Долина внизу – единственный путь, по которому повозки могут добраться до гор. Кто-нибудь обязательно должен сжалиться над нами и предложить нам помощь!

Неужели моя надежда, что мы с тобой выживем, тщетна?

Я заканчиваю эту запись одной просьбой, Кристина. Я молю тебя дать мне обещание, дитя мое. Если ты действительно выживешь и когда-нибудь прочтешь этот дневник, помяни меня добрым словом.

И помни, Кристина, всегда помни, как сильно я тебя любила".

Запись в дневнике

20 мая 1796 года

Пришло время встретиться с шакалом лицом к лицу.

Кристина волновалась, но все же не так сильно, как ее муж. Лайон был мрачнее тучи. От лондонского дома до дома Портеров они ехали в полном молчании. А когда добрались до места, Лайон, казалось, не хотел выпускать Кристину из кареты.

– Любимая, ты уверена, что с тобой все в порядке?

Кристина улыбнулась мужу.

– Я чувствую себя прекрасно, правда.

– Господи, как бы я хотел, чтобы можно было обойтись в этом деле без тебя! – прошептал он. – Ты так бледна.

– Тебе следовало бы сделать мне комплимент по поводу нового платья, Лайон. Ведь ты сам выбирал ткань, помнишь? – спросила Кристина, открывая дверь кареты.

– Я уже, говорил, как прекрасно ты выглядишь, – пробормотал Лайон.

Выбравшись наконец из экипажа, Лайон повернулся, чтобы помочь жене. И подумал, что она выглядит не правдоподобно прекрасной. На ней было ярко-голубое бархатное платье с небольшим вырезом. В шелковистые пряди волос вплетена тонкая голубая бархатная лента.

Кристина подалась вперед, чтобы смахнуть пылинку с черного камзола Лайона.

– Ты тоже великолепно смотришься, – сказала она.

Лайон покачал головой и набросил голубую накидку ей на плечи.

– Ты специально это говоришь. Не пытайся успокоить меня. Ничего не выйдет.

– Тебе нравится тревожиться, муж?

Лайон не потрудился ответить и вместо этого потребовал:

– Пообещай мне еще раз.

– Я не отойду от тебя ни на шаг. – Она повторила обещание, которое давала ему по меньшей мере раз десять. – Что бы ни случилось, я буду рядом с тобой.

Лайон кивнул. Он взял ее за руку и начал подниматься по ступеням.

– Ты правда не боишься, любовь моя?

– Немного, – прошептала Кристина. – Ричардс заверил меня, что правосудие в Англии такое же, как те законы, по которым живут индейцы племени дакота. Надеюсь, он говорил правду, Лайон, иначе нам придется брать дело в свои руки. – В голосе ее появились жесткие нотки. – Стучи, Лайон. Давай быстрее покончим с этим фарсом радостного воссоединения семьи.

Ричардс ожидал их в прихожей. Кристина удивилась его радости. Лайон тоже уже больше не хмурился. Он вел себя так, словно давно не видел друга. Именно такое впечатление они и пытались создать у всех.

Поздоровавшись с хозяином дома, угрюмым грузным человеком, Кристина спросила, спустился ли барон Сталински в зал.

– Представляю, как вам не терпится встретиться с отцом! – возбужденно воскликнул Портер. – Он еще наверху, но вот-вот спустится. Я сократил число гостей до минимума, моя дорогая, чтобы у вас было больше возможности пообщаться с отцом. Думаю, у вас обоих столько новостей, что хватит на целую книгу.

Лайон снял накидку с Кристины, передал ее ожидавшему дворецкому и сказал Портеру, что отведет жену в гостиную – дожидаться барона.

Взяв ее за руку – холодную как лед, – он чувствовал, как она дрожит. И хотя улыбка не покидала ее лица, он едва справился с непреодолимым желанием немедленно отвезти ее домой и вернуться, чтобы встретиться с бароном самому.

Да, индейцы племени дакота были правы, решил Лайон. Как утверждала Кристина, словесного оскорбления было вполне достаточно для того, чтобы последовал открытый вызов. А дальше – бой насмерть. Расправа была короткой. Может, эта система и была несколько варварской, но Лайону нравилась ее простота.

В гостиной находилось всего лишь восемнадцать гостей. Лайон пересчитал их, пока Кристина долго беседовала с хозяйкой дома. Хотя они стояли рядом, он не вслушивался в разговор двух женщин. Подошел Ричардс, и Лайон попытался переключить внимание на него: тот повел беседу об удачной перемене погоды.

Когда миссис Портер отошла, Кристина повернулась к Ричардсу:

– Вы знаете, что хозяин дома раньше работал на ваше правительство, занимаясь тем же, что и вы?

– Знаю.

Она подождала, пока он разовьет свой ответ, и, так и не дождавшись этого, не преминула выразить свое неудовольствие.

– Лайон, миссис Портер, несомненно, преувеличивала заслуги своего мужа. Но все же она упомянула один факт, который я нахожу чрезвычайно интересным.

– И что это за факт, любимая? – спросил Лайон, обнимая ее и притягивая к себе.

– Она сплетница, – начала Кристина. – Увидев, как Ричардс приветствует тебя, она похвасталась, что ее муж, когда был моложе, пользовался таким же почетом. Я спросила ее, почему он ушел со службы, и она сказала, что не знает всех подробностей, но ей известно, что последнее задание расстроило его. Похоже, он занимался делом, которое причинило его другу некоторое неудобство. Да, именно это слово она и употребила. Неудобство.

– Неудобство? Не понимаю. А вы, Ричардс? – спросил Лайон.

Ричардс пристально посмотрел на Кристину.

– Вы бы принесли много пользы, работая на нас, Кристина. Вы за несколько минут выведали то, на что мне потребовались многие часы работы.

– Лайон, ты догадываешься, как звали доброго друга Портера?

– Сталински, – ответил Лайон.

– Портер не допустил никаких ошибок, Кристина. Единственная его вина в том, что он подружился с бароном. Он доверял ему – и по сей день доверяет, кстати. Не забывайте, барон гостит в его доме. Ей-богу, думаю, вы поймете, как легко довериться барону, когда наконец встретитесь с ним.

– Может, по английским меркам и так, но не по моим, – ответила Кристина. – Внешность и манеры часто скрывают черную душу. Вы, значит, все еще не убеждены, что мы с Лайоном правы в отношении барона?

– Я-то убежден, а вот суд может по-иному взглянуть на это. Поэтому мы и действуем в обход нашей правовой системы. Ведь многие считают, что Джессика лишилась рассудка. Рассказ о том, что вашей матери показалось…