– Как Шей справляется?

– Она расстроена, что и понятно,  – сказал я.  – Мне не стоило связываться с Кейденом, не поставив ее в известность о том, что мы делаем.

Кевин провел рукой по щеке и кивнул, молча соглашаясь со мной.

– Я хотел защитить Шей. Я никогда не думал, что Кейден начнет ее искать… Я должен был понять…

– Что понять?

– Что Кейден узнал меня, он видел меня с Шей в ту ночь, когда мы выезжали с миссией помощи. Он проследил за мной, и я привел его прямо к ней.

– Ты не мог этого знать.

– Это не умаляет моей вины. Не известно, что случилось бы, если бы в то время мимо не проезжала полицейская машина.

Кевин вздохнул.

– Я заеду в тюрьму и разузнаю насчет Кейдена, выясню, что можно сделать для его защиты. Если он не пожелает со мной говорить, а я подозреваю, что он этого не захочет, тогда я пообщаюсь с его адвокатом.

– Я бы поехал с тобой, но я хочу убедиться, что Шей в курсе, чем мы заняты.  – Я уже один раз все испортил и лишь надеялся научиться на собственных ошибках.

Кевин кивнул.

– Хорошая идея.

Он поднялся, чтобы уйти, и я проводил его до двери. Открыв ее, я тут же увидел Линду Кинкейд, стоящую у стола Мэри Лу и беседующую с ней. Она подняла взгляд, когда я открыл дверь и Кевин вышел из моего кабинета. Глаза ее были темными и серьезными, и я ощутил приближение новых проблем.

Не то чтобы это стало неожиданностью. В тот же миг, как только я увидел утренние выпуски новостей, я понял, что отдача будет сильной.

Для Шей. И для меня.

– Входи,  – поприветствовал я Линду.  – Хочешь кофе?

Она покачала головой:

– Дрю, это не визит вежливости.

– Я догадался.

Обойдя стол, я сел на свое место. У меня было отчетливое ощущение, что мне стоит присесть, прежде чем я услышу новости.

– Насколько я понял, ты слышала об инциденте с Кейденом Бенсоном.

– Слышала об этом? – повторила она, скрестив руки на груди. Она стояла по ту сторону стола, словно мраморная статуя, непоколебимая сила.  – Сегодня утром об этом трубили все телеканалы, как ты, несомненно, знаешь.

– Перед церковью до сих пор околачиваются репортеры с камерой? – спросил я. С тех пор как я вошел в кабинет, в окно я не выглядывал.

– Благодарение Господу, нет.

Я тоже был благодарен Ему, хоть и не стал говорить этого вслух. Я ожидал, что репортеры вернутся для полуденного эфира, а затем, скорее всего, еще вечером. Главные новости часа и дня обычно разделялись и повторялись. Каждая кроха новой информации преподносилась как невероятное откровение. Этих репортеров сложно будет прогнать.

Линда начала мерить кабинет шагами.

– Разве я не предупреждала тебя, что не стоит селить Шей в эту квартиру? – осведомилась она высоким голосом, полным раздражения.

– Насколько я помню, ты действительно выразила свое мнение.

– Которое ты проигнорировал.

Я встретил ее взгляд, не дрогнув.

– Я сделал это ради безопасности Шей.

– И совершенно не помогло, так ведь?

Она расхаживала взад-вперед какое-то время, затем остановилась и покачала головой, словно не зная, что еще сказать.

– Дрю, ты совершенно не думаешь головой.

– Я люблю Шей.  – Я устал защищать перед Линдой свои решения. Я пытался взглянуть на вещи с ее точки зрения, но это не меняло ни моих чувств к Шей, ни потребности ее защищать.

– А я боюсь, как бы любовь к Шей не стоила тебе твоего пасторства,  – огрызнулась Линда.

Слова зависли в воздухе, как брошенные ручные гранаты.

Я отлично знал, что вскоре произойдет и почему. И расправил плечи, решив встретить новости без экивоков.

– Я пыталась объяснить тебе раньше,  – напомнила она мне, беспомощно разводя руками.  – Сделала все, что в моих силах, чтобы ты понял, на какой риск идешь, пуская Шей в эту квартиру.

– Никогда не думал, что ты из тех, кто любит фразу «я же говорила»,  – ответил я совершенно бесстрастно.

Ничто из сказанного не могло заставить меня передумать. Даже после всего случившегося я ни о чем не сожалел. Даже несмотря на то что сама церковь и земля вокруг нее попали во все выпуски утренних новостей, представ там далеко не в лучшем свете.

Я смотрел новости, и меня передергивало. Первый репортер говорил о проблеме бездомных в Сиэтле, стоя прямо перед ступенями церкви, словно желая намекнуть, будто церковь игнорировала потребности живущих на улице.

– Ну так скажи мне, что меня ждет? – Я подготовился к худшему, уже догадываясь, что услышу.

Линда тяжело опустилась в кресло, признавая свое поражение.

– Мне очень жаль, Дрю.

– Говори.

Линда вздохнула.

– Алекс созывает церковный совет, на котором поставит вопрос о вотуме доверия.

Мои плечи поникли. Вотум доверия, собственно, означал, что старейшины собираются рассказать пастве о своих серьезных сомнениях в способности священника вести ее за собой. Если голосование будет не в мою пользу, меня сместят. Пастору требовалась поддержка церковного совета. Если я сумею выжить, тогда придется налаживать множество отношений и строить множество мостов. Даже сам созыв совета был ужасной новостью. И для единства церкви, вне зависимости от итогов голосования, мне лучше было самому покинуть свой пост.

– Понятно,  – сказал я, чувствуя, как болит сердце.

Оно болело оттого, что мужчины и женщины, которым я доверял и служил все эти годы, решили собраться и сказать мне, что больше не верят в мою способность быть лидером нашей церкви.

– Он просит голосования старейшин,  – продолжила Линда.  – Но это не значит, что решение уже принято.

Я знал, что должно за этим последовать. Меня попросят встретиться со старейшинами. Алекс изложит свое дело, а остальные одиннадцать человек будут голосовать. Если большинство проголосует против меня, об этом сообщат пастве.

– Ллойд делает все возможное, чтобы этого не произошло.

– Я благодарен ему за это,  – прошептал я, но, насколько я понимал, жребий был уже брошен.

– Дрю, мне очень жаль. Ты этого не заслуживаешь. И Шей тоже.

Ее раздражение сменилось сочувствием и пониманием.

Линда всегда прикрывала мне спину, даже сейчас, когда все, казалось, обернулось против меня.

– Спасибо, что поставила меня в известность,  – сказал я, принимая тот факт, что придется готовиться к грядущей буре противоречивых слухов.

Мы поговорили еще несколько минут, Линда сделала все, чтобы меня подбодрить. После ее ухода я сидел, уставившись в пустоту и позволив тревоге и сомнениям овладеть мною.

Вскоре после этого Мэри Лу постучала в дверь кабинета.

– Не хочешь пообедать? – спросила она с явным беспокойством.

Я не осознавал течения времени. Покачав головой, я отказался.

– Я не голоден.

К этому моменту я уже был уверен: Мэри Лу знает, что творится в церкви. Она с тревогой хмурилась.

– Пастор, я могу как-то помочь? – спросила она.

Я покачал головой. Встречу, назначенную на два часа, отменили. Я подозревал, что Мэри Лу наверняка имела к этому какое-то отношение. Так или иначе, спасибо ей за это.

Как только мои мысли пришли в порядок, я отправился в церковь и сел на переднюю скамью. Я сидел там множество раз, особенно в течение первых месяцев после смерти Кэти. Сюда я приходил, когда на сердце бывало особенно тяжело. Мне казалось, что за любовь к Шей мне придется заплатить огромную цену, и даже если эта любовь будет стоить мне пасторства, то я был готов на это.

Шей вернула свет в мою жизнь, она возродила мою веру, она полюбила моих детей, а они полюбили ее. Каждая проведенная с ней минута дарила мне счастье. То, как она меняла свою жизнь, заставляло меня гордиться ею. Я чувствовал всей душой, что и Кэти полюбила бы ее, дорожила бы ее дружбой. Я сидел там так долго, что совершенно утратил ощущение времени.

Я услышал, как открылась дверь, но не поднял взгляда, надеясь, что вошедший поймет мой намек правильно и оставит меня в покое.

Несколько минут спустя я почувствовал, как кто-то садится рядом со мной. И, не открывая глаз, я понял, что это Шей. Она потянулась к моей руке и уткнулась лбом мне в плечо. Мы не обменялись ни словом, и все же я ощутил, как тяжесть уходит с души лишь оттого, что она оказалась рядом.

Я подавил вздох, потому что ко мне вернулась боль сомнений. Но я решил приложить все усилия, чтобы двигаться дальше и следовать туда, куда поведет моя дорога. Ничего другого я не мог сделать. Решение принимал не я.

Когда я закончил молиться и поднял голову, я увидел, что Шей тоже опустила голову, обращаясь к Господу.

Из церкви мы вышли вместе. В коридоре между святилищем и кабинетом она остановилась и вцепилась в мою руку, глядя на меня снизу вверх яркими от непролитых слез глазами.

– Дрю, мне так жаль.

Я мог лишь догадываться, что ей сказали, и это взбесило меня. Больше всего на свете я хотел быть уверенным, что Шей не коснется происходящее. Ее вера была новорожденной, еще хрупкой, подобное могло ее уничтожить.

– Ты ни в чем не виновата, понятно? Я не знаю, что Линда тебе наболтала…

Шей остановила меня:

– Линда сказала, что мне следовало бы повидаться с тобой во второй половине дня. Она ничего не говорила мне, пока я ее не спросила.

– Не говорила? – Я ошибочно осудил подругу: решил, что она отправилась к Шей и стала винить ее во всем случившемся, что было бы крайне несправедливо.

– Дрю, Линда любит тебя, как родного сына. Ты и твои дети очень важны для нее. Я осознаю, что я не та женщина, которую она хотела бы видеть рядом с тобой, но она уважает тебя настолько, что изо всех сил старается принять меня.

Я обнял Шей, желая лишь держать ее вот так, согреваться ее утешением и любовью.

– Я рассказала представителю обвинения о своем брате – сегодня, до встречи с Линдой. Ему только что поручили это дело. Кейдену предоставили бесплатного адвоката. Вот и все, что он смог сказать мне на данном этапе. Я не хочу контактировать с Кейденом, но я хочу знать, что с ним случится.

Тот факт, что она продолжала беспокоиться о брате после всего, что он сделал, говорило о многом. Я надеялся, что, как только Кейден протрезвеет и окажется в здравом уме, он оценит такое отношение Шей и перестанет видеть в ней лишь способ достать очередную дозу.

В зависимости от тяжести выдвинутых обвинений и времени, которое ему придется провести в тюрьме, я готов был пойти на все, лишь бы определить его в программу реабилитации наркозависимых. Кейдену понадобится вся помощь, которую он сумеет принять.

Когда я вернулся в кабинет, Мэри Лу посмотрела на меня с сочувствием.

– Внеочередное собрание старейшин назначено на сегодняшний вечер.

Так быстро. Впрочем, именно этого мне следовало ожидать. Мэри Лу сообщила мне время.

– Спасибо,  – поблагодарил я.

Я заметил, что Шей кусает нижнюю губу. То, что Линда рассказала ей о происходящем, было к лучшему. Это избавило меня от необходимости объяснять, зная, что она будет во всем винить себя.

– Я останусь с детьми,  – заверила она меня.  – Хочешь, чтобы я им что-то об этом рассказала?

Я покачал головой.

– Пока нет. Эта встреча означает, что соберутся старейшины, которые для начала должны проголосовать. Если голосование пройдет в мою пользу, все может закончиться уже сегодня. Не надо расстраивать детей и давать им повод для беспокойства.

Я сомневался, что Шей разбирается во внутренних механизмах работы церкви. Ей вовсе не обязательно было знать все детали. Ее любви и поддержки было достаточно, чтобы провести меня через это.

* * *

Когда я вошел в зал собраний, двенадцать старейшин уже ждали моего появления. Алекс Тернбулл сидел во главе стола. Сухо поздоровавшись, он попросил меня занять свое место и подождал немного, прежде чем начать свою речь. Он перечислил все то, что считал моими недостатками, а также упомянул о том, что мои отношения с Шей привлекли нежелательное внимание к церкви. Произошедшее сегодня утром было главным тому примером. В завершение он заявил, что во время воскресной службы видел среди прихожан бездомного.

Он говорил о Ричарде, которого я тоже заметил: он тайком пробрался на одиннадцатичасовую службу, чтобы занять место на самой дальней скамье. Мне было забавно и приятно видеть, как он во весь голос распевает завершающий гимн. Он сидел в противоположном конце церкви, но я слышал его и с кафедры. Я радовался тому, что он находится здесь, и в глубине души я знал, что Господь тоже рад этому. На прошлой неделе Ричард привел с собой нескольких друзей, и я тепло поприветствовал каждого из них.

– Тебе есть что сказать в свою защиту? – спросил Алекс, после того как я ответил на его вопросы.

Все взгляды в комнате были прикованы ко мне, от меня явно ожидали горячих возражений. Их не последовало.

– Нет, Алекс, все, что ты сказал, правда. Единственное, что я хотел бы добавить: до тех пор, пока я пастор в этой церкви, ее двери будут открыты для всех входящих. Помимо этого мне больше нечего сказать.