— Я думаю, что должна считаться с мудростью вашей светлости. — Скромная улыбка в сопровождении скромно потупленного к ковру взора. То, что тема разговора столь быстро переключилась на ухаживание, послужило добрым знаком. — Ваш успех в собственном браке и удачном замужестве ваших дочерей говорит сам за себя.

— Вы мне льстите. Однако делаете это довольно искусно. — В глазах графини блеснули веселые огоньки. — А как вы, моя дорогая? Как случилось, что столь красивая и благовоспитанная молодая леди все еще не замужем? Только не говорите мне, что не было предложений.

Их у нее и вправду не было. Чем Кейт несказанно гордилась. Она всегда бдительно наблюдала за намерениями мужчины и если замечала их серьезность, то спешила убедить его в тщетности его намерений, прежде чем он успевал сказать или сделать нечто такое, о чем будет вспоминать с горечью обиды.

Но сообщать об этом леди Харрингдон было необязательно.

— Я знаю, что в моих жилах течет кровь Уэстбруков и к чему это обязывает.

Кейт слегка приподняла голову и ощутила, как ее голос резонировал где-то под ребрами.

— Жаль, что ваш отец был иного мнения, — ответила графиня без колебания. — Если помните, только половина ваших предков восходит к нему. О второй мы и говорить не будем, лишь укажу, что они делают невозможной партию, достойную имени Уэстбруков. Жаль, как я уже сказала. — Она покачала головой, воплощение благовоспитанного сожаления. — Вы могли бы стать бриллиантом своего сезона.

Кейт сидела в полной неподвижности. Она не позволит ни единому мускулу дрогнуть на своем лице, хотя речь графини подействовала на нее, как ушат холодной воды, обрушившейся на голову.

Какая же она была глупая и самоуверенная. Ее услужливое воображение наделило леди Харрингдон льстивым для себя планом и мотивацией, в то время как у нее не было ни единого доказательства в пользу этих фантазий. Мистер Блэкшир предупреждал ее, что она строит воздушные замки, и оказался прав.

Но глубоко внутри ядро ее гордости взбунтовалось. Кейт не собиралась признавать поражение при первой же неудаче. Если ее воздушные замки не в состоянии устоять, она начнет строить основательнее и прочнее, по одному кирпичику.

— Жизнь, несомненно, была бы легче, если бы меня не заботили родственные связи. Соответствующее поведение и манеры ничего тебе не дают, если в обществе тебя не считают леди только потому, что твоя мать происходит из актерской семьи. — Кейт приподняла плечо, чтобы показать, что давным-давно свыклась с положением, в котором выросла. — По крайней мере избегаешь тисков жалости к себе, получая ее в излишестве от других людей, — от других дам, должна признаться. Господа не такие жалостливые.

Джентльмены не видят во мне ничего, достойного жалости. Пусть эта правда прорвется наружу в тишине и ударится о стены Уильяма Кента. Пусть она во всех других отношениях отстает от своих кузин по линии Уэстбруков, но одного достоинства у нее не отобрать ни при каких обстоятельствах. Кейт очень хорошо знала, как и сама леди Харрингдон, что ни одну из дочерей этого дома никто не называл «бриллиантом сезона».

Ее тетка смотрела на нее в задумчивости, сложив губы и прикрыв глаза. Теперь она может выбросить ее вон за наглость, но если Кейт не просчиталась…

— Гордая, как любой из Уэстбруков, да? — Уголок ее губ дрогнул в подобии понимающей улыбки. — Но это приличествующая и вполне обоснованная гордость, я бы сказала. Вы наверняка раздосадованы своим положением, которое занимаете не по праву. Как и я была бы раздосадована, будь на вашем месте. И в то же время вы знаете, какое место занимаете, и не переступаете границы. Ваши записки на протяжении всех этих лет были сама корректность. Без признаков дерзости или инсинуаций. Я это оценила, поверьте.

— Вы очень добры, ваша светлость. Я глубоко чту оказанную мне честь быть сегодня сюда приглашенной.

Кейт остановила взгляд на спаниеле и подождала.

Леди Харрингдон было что сказать. Она это чувствовала. «Я это оценила» было началом, переходом, оправданием тому, что дальше последует. Позор ей, если второй ушат ледяной воды застанет ее врасплох.

— Я и вправду добра к тем, кто этого заслуживает. — В голосе ее тетки прозвучали такие веселые нотки, что Кейт не удержалась и подняла взгляд. — У меня есть к вам, моя дорогая, предложение. Хочу спросить, свободны ли вы в следующий вторник?

Сердце Кейт отозвалось глухими ударами, несмотря на всю решимость не давать воли надежде. Она знала, что упоминание раута у леди Эстли не было случайным.

— Я свободна и к вашим услугам.

Ее упрямая, дерзкая часть сознания незамедлительно задалась вопросом, что надеть.

— Именно этого я и желаю. Мне хотелось бы знать, не пожелаете ли вы сопровождать меня на раут, о котором мы при вас говорили.

Графиня просияла, став вдруг похожей на добрую фею из сказки.

И снова заговорила:

— У меня есть идея найти вам место компаньонки какой-нибудь гранд-дамы. И лучший способ начать — это взять вас на прием, где вы можете произвести впечатление своими очаровательными манерами.

Кейт насильственно улыбнулась и захлопала ресницами. Господи, как же ее вновь угораздило подвергнуть себя разочарованию? И так скоро после первого раза?

— Я не… — Она по крупицам собирала ускользающее самообладание, рассыпавшееся шариками ртути по полу. — Я не планировала стать компаньонкой.

«Компаньонка…» — это слово оставляло кислый вкус во рту и ощущение сухости. «Компаньонка» значила печальное, зависимое существование, подходящее женщине, не имеющей абсолютно никакого выбора. Положение чуточку выше гувернантки, но не слишком. Компаньонка — это положение не для девушки, чья красота могла бы сделать ее бриллиантом сезона.

— С вашим происхождением у вас и вправду мало шансов получить такое место. — Леди Харрингдон почесала спаниеля за ушком. Воплощение милостивого снисхождения. Очевидно, она думала, что Кейт потрясена великодушием ее предложения. — Однако я думаю, что под моим патронатом ситуация меняется. Если вас увидят на рауте со мной, то примут без дальнейших вопросов. Мое одобрение имеет большое значение в приличном обществе.

Каждое предложение звучало пощечиной. Разумеется, патронат ее тетки способен многое изменить, ее могли принять без вопросов. Она надеялась продвинуться с помощью одобрения леди Харрингдон. Обо всем об этом она мечтала. Но только без слова «компаньонка». Позовут ли ее сюда снова, если низведут до столь низкого положения?

Позовут ли ее сюда, если она откажется?

— Боюсь, я незнакома с обязанностями компаньонки.

Привкус слова не улучшился при повторении.

— Тогда раут. И вы начнете учиться.

— Мне нужно спросить разрешения у родителей.

Это даст ей время решить, что делать.

— Безусловно. Надеюсь, они поймут, что это уникальная возможность.

Ее тетя сидела далекая, как королева, в своем углу дивана. За ней была вся роскошь этой комнаты и всего дома, лестницы, колонн, декора, и Кейт не могла не чувствовать, что все, чего она хотела, стало от нее еще дальше, чем было до этого визита.

Глава 5

Ник пришел к Уэстбрукам на обед в субботу. Не пойти было бы с его стороны трусостью. Он и без того чувствовал себя трусом после того, как не рассказал всей правды о себе лорду Баркли.

Если мисс Уэстбрук, ее брат или сестра попытаются затронуть неловкую тему, он сможет твердо и вежливо отказаться от ее развития. Это было его право. Еще Ник собирался определиться с формой своих дальнейших отношений с мисс Уэстбрук, полагая сделать их теплыми, но без особого сближения. Если он надеялся продвинуться благодаря связи с лордом Баркли, то должен был вести себя соответственно, чтобы стать уважаемым джентльменом двадцати девяти лет. Прошло время, когда он мог позволить себе некоторую фамильярность и беспечный флирт, из-за чего в свой прошлый визит к ним попал в неприятную ситуацию.

В прихожей дома на Гауэр-стрит он отдал пальто и шляпу лакею и когда приготовился следовать за ним наверх, вниз спустилась сама мисс Уэстбрук в простом домашнем платье, вроде тех, что дамы носят по утрам. На этот раз луч солнца не освещал ее, как тогда в Олд-Бейли, в том платье она могла остановиться, чтобы дать собой полюбоваться. На ее лбу лежала печать какой-то внутренней озабоченности, сжавшей ее губы в линию, лишив их обычной милой пухлости. В этот момент никто не мог бы назвать ее ангелом или богиней.

Но ее красота все равно пробрала его, как озноб лихорадки, заставив забыть все остальные несвоевременные мысли.

Она подняла взгляд и увидела его.

— Мистер Блэкшир. — Ее лицо озарилось удивлением и радостью. За две ступеньки до него она остановилась. — Я не была уверена, что вы придете. Но так рада, что пришли. Я рассказала отцу о вашем выступлении на процессе и знаю, что ему не терпится услышать ваш отчет.

— Простите, что заставил сомневаться в своем приходе.

Ожидая, что она заговорит о том, что случилось в Олд-Бейли, Ник внутренне собрался. Момент для этого был подходящий.

— О, по субботам у нас все по-простому, как вы знаете. — Кейт махнула рукой, рассеивая его тревоги. — В гостиной уже находятся два джентльмена, которых, похоже, никто не приглашал.

— Ясно. А вы куда-то уходите? — Он указал головой на нижнюю ступеньку лестницы, напоминая Кейт о направлении, в котором она двигалась. — Уж не навестить ли вашу тетушку-графиню?

Наверно, это прозвучало несколько насмешливо и даже фамильярно. Но со временем он найдет нужный тон.

— Нет. — Радость на лице девушки слегка померкла. — Я всего лишь вышла из гостиной ненадолго.

Она устремила взгляд на нижнюю ступеньку, но не пошевелилась, лишь качнулась на пятках. Выше на несколько ступеней стоял лакей и ждал конца разговора со свойственным слугам терпением.

Мисс Уэстбрук внезапно подняла голову:

— Я собираюсь несколько минут посидеть на скамейке внизу. Не желаете составить мне компанию?

Ему не следовало, если он планировал установить между ними приличествующую дистанцию. Отказ посидеть с ней наедине мог бы послужить отличным началом.

Но Нику было любопытно узнать, что явилось причиной грусти в ее глазах, а также что заставило покинуть гостиную, чтобы предаться одиночеству. Ник поклонился и сошел с лестницы вниз.

Мисс Уэстбрук отпустила лакея и прошла к скамейке. Скамейка стояла, наполовину спрятавшись под лестницей, предоставляя обзор входной двери тем, кто на ней сидел, и не была на самом деле уединенной, поскольку находилась между входной дверью и лестницей, ведущей вниз, по-видимому, в кухонные помещения, что предполагало людское движение. Все же Ник предпочел встать у стены, оставив скамейку в полном распоряжении хозяйки.

— Почему мы ушли в этот коридор? — начал он с наиболее легкой, как полагал, темы. — Не хотите находиться в обществе молодых людей, которых не приглашали?

— Не совсем. — Кейт в некотором смущении разгладила юбки. — Я обратила внимание, что мое присутствие порой отвлекает внимание молодых людей, которые у нас бывают.

— Ага. — Ник сложил руки и уткнулся взглядом в пол. Это могло бы стать идеальной темой для подтрунивания над ней, но стало хорошим испытанием для его решимости. — Судя по вашему бегству из гостиной, вы руководствуетесь чисто практическими соображениями.

— Там очень скучно. — Кейт взглянула вверх, как будто могла увидеть сквозь пол незваных гостей. — Я рассчитываю быть замеченной — с моей стороны было бы нечестно говорить обратное, — но не вижу причины, почему должны отвлекаться на меня совершенно неинтересные мне люди.

— Понимаю. — Это было похоже на жалобу мисс Виолы, которая из всех Уэстбруков в наибольшей степени нуждалась во внимательной аудитории. — Полагаете, они просвещаются, пока мы тут с вами беседуем? Раз им не приходится отвлекаться на ваше присутствие?

Кейт посмотрела на него и улыбнулась. Ник понял, что она, как и он, представила, как ее сестра произносит речь перед группой жаждущих просвещения молодых студентов юстиции.

Вопреки своим строгим намерениям он тоже улыбнулся в ответ. Прошло несколько секунд в улыбчивом молчании, прежде чем Кейт первой отвела взгляд.

— Должна сказать, что вы исключение, так как уделяете должное внимание всем членам семьи. — Она аккуратно сложила руки на коленях. — Никто не считает вас глупым или скучным.

— Я стараюсь не быть скучным. Но, боюсь, мне не всегда удается не проявлять глупости.

Ник сделал многозначительную паузу, чтобы она поняла, что он имел в виду.

Нечто в этом духе он сказал, когда они встретились недавно в суде. Некий намек на извинение. Из соображений благоразумия этим и следовало бы ограничиться.