Ее чувство благодарности заполнило собой все пространство между ними.

— Мне не нужен герцог, это нереально. Хватит с меня и маркиза.

— Знаю, так-то лучше, дерзкая мисс Уэстбрук. — Ник оторвал плечи от стены. Необязательно было держаться скованно и отчужденно. Зачем? Она многим сокровенным с ним сегодня поделилась, и он сделал ей свое смелое признание. Так порой складываются отношения у мужчин и женщин. Юношеская односторонняя влюбленность сначала расцветает, а потом сохнет на корню. — Ну что, идем теперь наверх? Я хочу засвидетельствовать почтение всем остальным членам семьи. И может статься, мы вызволим молодых людей из плена просвещения.

Кейт повернулась вполоборота, давая ему возможность снять с ее плеч сюртук. И не было ничего противоестественного в том, что он представил на мгновение, как склоняется к ее затылку для поцелуя. Любой бы на его месте мог это представить. Видение возникло и пропало. Когда девушка снова стояла к нему лицом, ни в его глазах, ни в мыслях уже не оставалось и следа о нем.

За обедом Кейт сидела между мистером Стерлингом и мистером Грином, оба недавно стали объектами папиной благосклонности. Оба были достаточно молоды, чтобы предаваться всякого рода глупым фантазиям, оба проявляли с трудом сдерживаемые признаки готовности пасть жертвами ее очарования. Мистер Блэкшир расположился рядом с папой. Они, как было нетрудно заметить, говорили об адвокатских делах. В лице мистера Блэкшира отмечалось заметное оживление, проявляемое в глазах, линии рта, выразительных движениях бровей. Такое случалось с ним лишь при обсуждении этого предмета, который, несомненно, был самым любимым. На нее он не обращал ни малейшего внимания.

Теперь Кейт знала его запах. Простого чистого мыла. Этот запах передался ей с его сюртуком, и до сих пор она ощущала его на своих плечах. Особенно если сосредоточиться на обонянии.

Он не пользовался парфюмерией, как другие мужчины. Вероятно, следовал правилам мистера Браммела — каждый день принимать ванну, вместо того чтобы маскировать свои запахи духами. Хотя было трудно представить, что он вообще придавал значение чьим-то высказываниям. Особенно упомянутого Красавчика. Скорее презирал модника за то, что тот жил не по средствам, а потом сбежал от кредиторов, или в целом презирал за излишнее внимание к собственной персоне и стилю. Но это при условии, что мистер Блэкшир знал, кто такой Красавчик Браммел. Может статься, что и не знал вовсе.


В любом случае сюртук мистера Блэкшира пах мылом. Как и он сам, что стало известно Кейт в те несколько минут, что они стояли рядом в тесном пространстве под лестницей. Никогда так близко не находилась она рядом ни с одним мужчиной. Она слышала его дыхание, ощущала его по размеренному ритму едва уловимых движений его руки, то приближающейся, то удаляющейся от нее.

— Вам нравятся романы, мисс Уэстбрук? — Мистер Стерлинг справа от нее пользовался ароматам сандалового дерева. И необязательно было стоять рядом с ним, чтобы это заметить. — Мои сестры без ума от чтения. Каждый раз, когда я обедаю дома, они сообщают мне в подробностях, о чем прочитали в последней из принесенных домой книг. Я полагаю, что в ближайшие три месяца они перечитают все, что есть в публичной библиотеке.

— Ну, это вы преувеличиваете. — Виола, сидевшая напротив, проявила свое обычное нетерпение. Новые гости не произвели на нее впечатления, и она развлекалась тем, что придиралась к ним по поводу и без повода. — Кроме романов, большинство известных мне библиотек предлагают книги по истории, философии, экономической теории и другим, самым разнообразным предметам. Некоторые дамы находят в этих книгах желанный отдых от зловещих и фантастических историй, которыми наполнена беллетристика.

— Не все романы зловещие. — Кейт адресовала свою мимолетную теплую улыбку мистеру Стерлингу, пока он не успел осмыслить нелюбезные замечания ее сестры. — Я только что взяла в библиотеке «Гордость и предубеждение». Там нет никаких рушащихся замков или бродящих по болотам духов, но есть тонкая зарисовка простой сельской жизни с описанием множества забавных моментов. Я бы рекомендовала книгу вашим сестрам, если они еще ее не читали.

— «Гордость и предубеждение», — повторил мистер Стерлинг и вынул из кармана маленькую книжечку с карандашом, чтобы записать название. — «Гордость и предубеждение», — произнес он снова.

— Автор все та же непревзойденная леди, которая подарила нам «Чувство и чувствительность», — внес свою лепту в разговор с видом авторитетности и легким ароматом лимона и гвоздики мистер Грин слева от нее. — Еще «Мэнсфилд-Парк» и «Эмму». Обожаемые не только сестрами джентльменов, но и самим принцем-регентом. Хвалю ваш вкус, мисс Уэстбрук.

Он поднял в ее честь стакан.

Взгляд Виолы переметнулся с Кейт на мистера Грина и его стакан, затем снова на Кейт. Она не закатила и не прищурила глаза, не сжала рот, тем не менее взгляд получился красноречивый.

Именно по этой причине она и сидела в холле внизу. Если бы мистер Блэкшир взглянул на нее в этот момент, они бы поняли друг друга без слов.

Но он этого не сделал. Он что-то увлеченно рассказывал папе, вращая в воздухе правой кистью с ножом, которым только что резал ветчину в своей тарелке, а теперь будто крутил в воздухе невидимые колеса, помогая своему рассказу двигаться вперед.

Она уже немного познакомилась с контурами узловато-угловатого запястья его левой руки. Но не правой. Хотя, возможно, внешне они ничем не отличались.

Похоже, он остался безучастен к тому факту, что провел несколько минут почти в интимной близости с ней, хотя и называл себя восприимчивым. С другой стороны, наверняка это было для него не так уж ново, как для нее. Несомненно, он водил знакомство с женщинами, которые могли дать ему любую близость, какую только пожелает. Как большинство мужчин, чей возраст приближался к тридцатилетней отметке. У благородных дам дела обстояли иначе.

Кейт провела левой ладонью по правой руке вверх до локтя и обратно. У них и вправду состоялся необычный разговор, знаменательный не только тем моментом, когда они стояли, соприкоснувшись руками, но и более ранним эпизодом, когда он спросил позволения быть искренним.

Джентльмен не должен говорить подобные вещи леди, и все же… его искренность пришлась ей по душе.

Подозревать человека в том, что нравишься ему, взвешивая каждое его слово и взгляд как знак доказательства этого, было гораздо большим испытанием для нервов, чем простое признание этого факта. Теперь ей не придется гадать, не было ли в их разговоре какого-то тайного подтекста. Они могли говорить открыто и без опасений, зная, что не подходят друг другу.

Кейт взяла стакан.

— Сколько у вас сестер, мистер Стерлинг? И есть ли у вас братья, или вы прискорбно одиноки, как наш Себастьян?

У нее еще будет время позже, чтобы побеседовать с мистером Блэкширом, а пока стояла задача сделать пребывание новых для их дома гостей непринужденным. Когда же они распрощаются и довольные гостеприимством Уэстбруков уйдут, она наберется смелости, чтобы поговорить с родителями о леди Харрингдон.

Глава 6

— Ты совершеннолетняя. — По рубленым бесстрастным фразам Кейт могла судить, что мама чувствует себя задетой. — Если бы ты пришла к нам и сказала, что тебе сделали предложение и ты хочешь выйти замуж, мы бы не смогли помешать твоему браку, несмотря на свое отрицательное отношение к твоему избраннику. Думаю, это правило применимо и в вопросе твоего решения относительно предложенной должности. — Ни единого признака напряжения на ее лице, в позе, в руке, в которой мама держала блюдце с чашкой. — Мы с твоим отцом можем лишь выразить наши сомнения по поводу вашего соглашения — и, поверь мне, выразим, — но решение в итоге принимать тебе.

Кейт положила руки на подлокотники кресла и сжала пальцы. С равнодушным родителем было бы легче иметь дело, или с тем, кто устроил бы шоу из своих эмоций, чтобы вызвать у отпрыска чувство вины, но мама, несмотря на прошлый опыт драматической актрисы, презирала подобные сцены. Как бы она ни была рассержена или обижена, она всегда в первую очередь руководствовалась разумом. По этой причине дети Уэстбруков еще острее переживали чувство вины, когда обижали или сердили ее.

— Я еще не решила, соглашаться или нет на эту должность. Но хотела бы побывать на некоторых из приемов, если удастся, чтобы посмотреть, кому меня представят.

О возможности очаровать герцога пока лучше помалкивать.

— Я не понимаю, Кейт. — Папа облокотился о спинку кресла, в котором сидела мама, как он любил это делать, когда семья собиралась в гостиной. Все гости разошлись, кроме мистера Блэкшира, который переворачивал страницы нот для Би за фортепиано. — Ты же знаешь, какие у тебя родственники со стороны Уэстбруков. Они составили ложное, несправедливое мнение относительно характера твоей мамы, основанное лишь на том, что она выступала на сцене, и сегодня, спустя двадцать три года, предпочитают, придерживаться этого мнения. Зачем тебе искать расположения таких людей?

Кейт хмуро уставилась на ладонь своей правой руки и разжала пальцы, затем снова сжала их. «Нет, я совсем их не знаю. Потому что ты никогда ничего не рассказывал о них, кроме того, что они обошлись несправедливо по отношению к маме. Но одно это не характеризует их в полной степени. Если бы характеризовало, ты бы не хранил все те письма.

А я ищу их благосклонности, потому что не могу себе позволить быть такой гордой, как ты. Ни одна из ваших дочерей не может».

Роуз сидела на диване и вышивала, подсознательно покусывая нижнюю губу. После того дня, когда ее шелк для вышивания был завязан на узлы, она больше не сообщала о проделках своих одноклассниц, но, возможно, просто скрывала.

Кейт заставила себя выпрямить спину.

— Мне хотелось бы, чтобы наши родственники Уэстбруки обладали непредубежденным умом, чтоб увидеть, что женщина — хоть в прошлом и актриса — способна быть добродетельной леди. То, что они этого не поняли до сих пор, свидетельствует не о злом умысле или злой воле, а об отсутствии воображения. Об отсутствии смелости, которая позволила бы им избавиться от жестких рамок условностей и принимать решения самостоятельно.

И они наша семья.

Но как сказать о лорде Харрингдоне и вдове, когда Кейт не знала, как и начать.

— Допустим, что я мог бы согласиться с этим пунктом, все же не понимаю, что подвигло тебя искать с ними связи. — Отец, как обычно, загорелся вести дебаты. — Я надеялся, что мы научили тебя ценить непредубежденность, воображение и независимость мысли выше внешней влиятельности, которую олицетворяют лорд и леди Харрингдон.

— Вы говорите о леди Харрингдон? — Виола обернулась через спинку дивана, на котором сидела, и отложила в сторону книгу. Ее нисколько не заинтересовало описание графского дома, которым Кейт и ограничила свой рассказ о вчерашнем визите. Сейчас, очевидно, вырисовывался более интересный предмет разговора. — Что она сделала? Обещала милостиво кивать тебе, когда будешь проходить мимо, если отречешься от нашей матери?

Теперь все члены семьи были посвящены в суть разговора, включая мистера Блэкшира. Он взглянул на Кейт. Изгиб его бровей выражал сострадательную озабоченность. По крайней мере именно так она это и воспримет, чтобы укрепиться в мысли, что имеет рядом понимающего союзника.

— Она не просила меня ни от кого отрекаться. — Кейт вновь переключила внимание на родителей. — Я посылала ей поздравления по всем случаям, которые считала подобающими, и наконец она пригласила меня прийти с визитом. Я подумала, что она хочет оказать нашей семье какую-то услугу. И графиня предложила вывозить меня на приемы и представлять своим знакомым, чтобы я могла понять, что значит быть компаньонкой, и решить, насколько мне это подходит.

Это была не совсем правда. Но если она скажет, что позволила леди Харрингдон поверить, что согласна на такую работу, то ей ни за что не разрешат.

— Компаньонкой? Боже правый. — Ви сложила руки на спинке дивана и положила на них подбородок, устраиваясь поудобнее, чтобы досмотреть до конца этот унизительный спектакль. — Послушай, я не думаю, что женщина, занимающая место компаньонки, жертвует большей личной свободой, чем вышедшая замуж. Там, где жена выигрывает в своем положении, компаньонка по крайней мере сохраняет физическую неприкосновенность.

Вот что получается, если уделять слишком мало внимания условностям и слишком много — свободе воображения и независимости суждений: девушка, свободно говорящая в смешанной компании о неприкосновенности тела.

— Я не собираюсь жертвовать никакой свободой. — Кейт почувствовала, как румянец заливает ее щеки до самых кончиков ушей. Она старательно удерживала взгляд на пианино. — Как я уже сказала, я всего лишь буду в некоторых случаях сопровождать тетю на светские собрания. Это ни к чему другому меня не обязывает.