Хотя мама уже не обращалась с ним со строгостью учителя, его уважительное отношение к ней сохранялось. Он расспрашивал, какие роли она играла, каким отдавала предпочтение — комическим или трагическим, кого из современных авторов считала наиболее выдающимся драматургом. Когда Виола, воспользовавшись возможностью, — она свое не упускала, — коснулась политического вопроса в пьесах миссис Инчболд, он поднял брови, задумчиво кивнул и попросил ее рассказать ему об этом побольше.

И хотя Кейт большей частью в этих разговорах не участвовала, ограничиваясь любезностями, уместными для утреннего визита малознакомого человека, он то и дело улыбался ей и благодарил за чай.

Мистер Блэкшир тоже поблагодарил ее — она не забыла заварить для него отдельный чайник крепкого чаю — и со свойственной ему сердечностью беседовал с ее родными, хотя порой она замечала, что он наблюдает за ней с озабоченно нахмуренным лбом. Один раз, когда Кейт возилась с чайником, он подошел к столу, чтобы подлить еще чая, и спросил, не знает ли она, прекратился ли дождь.

Это был явный предлог: он хотел, чтобы она прошла с ним к окну на дальнем конце комнаты, чтобы перекинуться словом с глазу на глаз.

Она не могла. Да и не хотела. И не только потому, что Виола увидит и сделает кое-какие выводы. Он пожелает снова извиниться и сказать, что поцелуй был ошибкой, и попытается заверить ее, что опасности нет и ошибка не повторится. Возможно, в знак доказательства отсутствия корысти со своей стороны повторит надежды, что ей удастся поймать в свои сети лорда Баркли.

Все это она уже знала и не хотела выслушивать еще раз.

— Полагаю, что будет сухо к тому моменту, когда вы соберетесь уходить, — ограничилась она лаконичным ответом и, наполнив его чашку, отошла от стола, чтобы занять свое место на диване.

Он понял, что получил отпор. Кейт видела это по его лицу, когда он снова сел и до конца визита сохранял рассеянное выражение, приправленное хмуро опущенным уголком рта.

Кейт, в свою очередь, чувствовала себя еще отвратительнее. Ведь она не может сказать, что не винит его ни в чем. И сожалела о том, что скорбно сжатые губы поневоле пробуждали в ней воспоминания о том, на что способен этот рот.

Глава 10

— Этот опыт стоил всех предпринятых усилий. — Баркли устроился в углу своего экипажа и бросил на сиденье рядом шляпу. Он настоял, чтобы Ник позволил ему подвезти его домой. Дождь так и не прекратился. — В другой раз, когда буду в гостях и кто-нибудь предложит сыграть любительский спектакль, я смогу поразить присутствующих.

— Прошу извинить за подбор материала. — Ник сидел в углу напротив, прижимая ноги к полу, чтобы не раскачиваться в такт с каретой. — Помнится, вы говорили, что «Генрих V» весьма далек от вашего опыта в армии.

Барон пожал плечами:

— Из реальности войны получилась бы очень скверная пьеса. В ней много скуки, которую не станет терпеть уважающая себя публика. И человек, испускающий дух, вряд ли способен сказать в этот миг что-нибудь поэтическое. Но я предпочитаю шекспировский взгляд на вещи.

В период между возвращением в Англию и уходом из семьи Уилл редко говорил о войне, а если говорил, то всегда каким-то легкомысленным тоном, похожим на нынешний тон лорда Баркли. Ник не знал, как увидеть то, что за этим стояло, да и стояло ли. Если бы он был брату лучшим другом или хотя бы мог выслушать его, возможно, Уилл не стал бы искать связи с женщиной, ради которой бросил все и всех.

Ник снял шляпу и, держа ее над устланным соломой полом, стряхивал дождевые капли.

— А вы могли бы сказать, что война вас сильно изменила?

Ник нахмурился, глядя на шляпу, притворяясь, что ее состояние волнует его больше, чем заданный вопрос. Тема могла оказаться неловкой для его собеседника, и, чтобы не усугублять эту возможную неловкость, Ник не смотрел на него в ожидании ответа.

— Изменила? Да. В значительной степени, хотя… — Барон покачал головой, когда Ник поднял на него глаза. — С учетом того, что наблюдал у других, не могу утверждать этого. Моя перемена, как я надеюсь, была благоприятного рода. Мне кажется, что до армейской службы я легкомысленно взирал на многие вещи. Я, кажется, упоминал, что мой брат Эстли не в восторге от моего нынешнего политического рвения.

— Я склонен думать, что политический энтузиазм должен относиться к перемене самого благоприятного рода, как и вызывать наименьшее удивление. Кто может в наибольшей степени заботиться о благе нации, как не человек, посвятивший несколько лет жизни этой самой заботе? Возможно, лорд Эстли просто сожалеет о потере того брата, которого помнил, чьи цели и устремления были ему понятнее.

Ник и сам перенес аналогичную потерю. Не отрывая глаз от своих рук, он в последний раз встряхнул шляпу и пристроил ее на сиденье рядом.

— Думаю, он предпочел бы, чтобы меня в большей степени заботило благосостояние семьи, а не страны. Как вам известно, я наследник титула маркиза второй очереди и, едва сошел на берег, как он насел на меня с требованием поскорее жениться.

От одной неловкой темы — прямиком к другой: как будто человек каким-то образом умудрился прочитать его мысли, пока находился в гостиной Уэстбруков. Придав лицу безразличное выражение, Ник поднял глаза.

— Правда?

— Он на десять лет меня старше и совершенно уверен, что умрет раньше, поэтому хотел бы, чтобы я обзавелся женой и сыном, а лучше двумя. Отсюда и мое присутствие на том рауте. Уверен, что он намерен заставить меня посещать все события этого сезона, пока я не сдамся и не сделаю предложения какой-нибудь даме, хотя бы ради того, чтобы он замолчал.

— Значит, личного желания жениться у вас нет? Ника не прельщала идея брака мисс Уэстбрук с мужчиной, который сделает ей предложение лишь затем, чтобы заставить замолчать брата, даже если ее собственный подход к замужеству отличался не меньшей прагматичностью.

— Но я уверен, что семейное положение мне понравится. — Барон переплел пальцы и с печальной улыбкой вытянул перед собой руки. — Однако я всегда представлял, что мысли о женитьбе обычно возникают после того, как встретишь достойную женщину. Думать в обратной последовательности вряд ли имеет смысл. — Он позволил своим рукам упасть. — А вы? Нет планов пересмотреть свою холостяцкую жизнь? Ни одна из мисс Уэстбрук вас пока еще не обольстила?

Не было ли это попыткой выяснить, нет ли у Ника права первенства? В любом случае, как ее друг он знал, что делать.

— Пока никаких планов или очарований. — Ник выпрямился и пожал плечами. — Хотя признаюсь в юношеском увлечении старшей мисс Уэстбрук, но ничего серьезного. По молодости все мы этим грешим.

Баркли кивнул, и его улыбка стала шире.

— Сказать по правде, я бы не поверил, если бы вы отрицали этот факт. Такая красота идеально отвечает вкусу молодого человека. Но, полагаю, вы были не в том положении, чтобы жениться.

— Нет. И за прошедшие годы мы стали скорее как брат и сестра, чем перспективная пара влюбленных. — От последней фразы повеяло фальшью, и Ник поторопился прикрыть ее другими, смягчающими словами: — Полагаю, в том нет ничего странного, что привычная близость развеивает загадочность, которой должна быть окружена дама в глазах кавалера, и наоборот. Во всяком случае, я жду того дня, когда смогу отпраздновать ее обручение с достойным человеком. Уверен, что и она порадуется за меня, когда я расскажу ей о леди, завоевавшей мое сердце.

— Ваша дружба заслуживает восхищения. Вам повезло.

Их дружба и вправду вызывала восхищение, и Ник действительно считал, что ему повезло. Но только до того момента в библиотеке Эстли, когда все вдруг вышло из-под контроля.

Она испытывала такую неловкость, когда он попытался поговорить с ней сегодня или когда смотрел на нее. Возможно, что он безвозвратно испортил их отношения. Впервые за все время Ника посетила кольнувшая мысль, что если ей удастся выйти замуж за лорда Баркли, ему, наверно, придется избегать их обоих.

Ник взял в руки шляпу и снова встряхнул ее над соломой, давая выход вспышке отчаяния. В таком случае ему никогда не занять места секретаря Баркли. Он так упорно трудился и так долго ждал шанса, как этот, и вот теперь из-за какого-то опрометчивого поцелуя ему, возможно, придется с этим шансом распрощаться.

Весь оставшийся путь до Иннз-Корт мужчины говорили о политике. И каждое разумное мнение, высказанное бароном, каждый довод в пользу того, какая хорошая работа ждет человека, ставшего его партнером, все больше убеждали Ника в том, что его мимолетная слабость в темной комнате может дорого ему стоить.

Похоже, он попал в какое-то сплетение осложнений, и второй день принес еще одно приглашение на бал в дом лорда Кэткарта на Гросвенор-сквер.

Приглашение исходило от леди Кэткарт, которая за все годы их знакомства не сказала ему и десятка слов, хотя косой небрежный почерк свидетельствовал, что текст писал виконт.


«Поскольку вы объявились на одном приеме, то из уважения к приличиям не можете отказаться появиться на другом… Только не говорите мне, что вам будет не с кем разговаривать; моя жена предусмотрела эту отговорку и пригласила вашего лорда Фокса Грея Голланда Баркли, чтобы вы вдвоем могли ошеломлять своих партнерш по танцам неожиданными разговорами о реформах… Леди К. также послала приглашение вашей прелестной мисс В., чьи родители, несомненно, пожелают еще раз обусловить ее появление у нас вашим присутствием. Трудно представить, что захотите разочаровать…»


Ник отбросил приглашение в сторону и, поднявшись из-за стола, прошел к окну, выходившему на Брик-Корт. На скамейке у солнечных часов сидела какая-то дама, ожидая, по-видимому, когда к ней выйдет барристер, чтобы поговорить, либо человек, которого можно попросить проводить ее наверх. Женщины без сопровождения не приходят к джентльменам, кроме как с одной конкретной целью. К нему порой захаживали миссис Симкокс или миссис Марбери, но с момента их последнего посещения прошло уже порядочно времени.

Ник вздохнул и, взъерошив волосы, отвернулся от окна. Кэткарт, несомненно, имел самые благие цели. Возможно, даже думал поскорее реабилитировать имя Блэкширов, подавая другим пример, вернее, возложив миссию признания Ника на свою супругу. Если Ник не ошибался в своих предположениях и если хотя бы один из гостей решит, что пора последовать примеру Кэткартов и перестать переносить вину одного Блэкшира на всех остальных членов фамилии, то это не только улучшит положение самого Ника, но и станет первым шагом в улучшении положения Эндрю и Кити. Его старший брат и сестра смогут постепенно восстановить свои многочисленные связи, которые были утрачены. К моменту, когда их дети достигнут брачного возраста, у них, возможно, появится шанс породниться с приличной семьей из общества.

Сложив на груди руки, Ник прислонился спиной к простенку между двумя окнами комнаты. Вот уж правда, все Блэкширы несли ответственность за проступок одного. Но истина состояла в том, что после вечерних событий вторника Ник не мог думать об Уилле без удушающего чувства осознания собственного ханжества. Его брат по крайней мере не покушался на целомудренную девушку. Не использовал в своей корысти ее пылкую реакцию на первое пробуждение страсти.

«Ты всего лишь поцеловал ее. И вовремя остановился, не дав ей повода сожалеть о чем-то еще, кроме поцелуя». О, как он ненавидел себя за то, что искал жалкие оправдания. В зале суда он никогда бы не позволил себе прибегнуть к подобному приему. «Заключенный, возможно, и украл кошелек, ваша честь, но умоляю вас о снисхождении, приняв во внимание тот факт, что он не последовал за пострадавшей домой, чтобы лишить ее всех остальных денег».

Ник оттолкнулся от стены и вернулся к рабочему столу, чтобы взять приглашение. Ответ, который следовало написать, не вызывал сомнения, но писать его сейчас было необязательно. Ник выдвинул ящик, куда складывал документы, не требовавшие немедленного внимания. На глаза ему попалась бумага, пролежавшая в ожидании уже несколько месяцев.

Она не стала для него откровением. Ник не забыл о ее существовании, но не понимал, почему не выбросил ее сразу, как только Марта уселась за его стол, чтобы воспользоваться ручкой и чернилами.

Добропорядочные дамы все же иногда поднимались без сопровождения в квартиры барристеров. Сестра, к примеру, могла явиться к брату, желая навязать свою волю и оставить подобный дерзкий документ.

Ник отложил приглашение и взял в руки бумагу, содержавшую всего две строчки текста, написанного рукой сестры. Все остальное пространство занимала схематическая карта. На широкой ленте, что слева направо пересекала ее рисунок, Марта изобразила крошечные волны, обозначив реку, хотя идущие вдоль этой ленты доки и без всяких волн доказывали это.