Первой, рассмеявшись, отодвинулась жена.

– Самое неподходящее время… – Голос у нее дрожал, а лицо раскраснелось. Поцелуй ее взволновал.

Подхватив корзину, Китти пошла в тень, где только что прятался от жары Тревис.

– Я принесла тебе обед. Джон спит. Сегодня утром он вел себя как настоящий дьяволенок, и я едва смогла его успокоить. Вот тут жареный цыпленок, пирожки со сладким картофелем, а еще я приготовила немножко лимонаду.

– У меня голод не на еду, Китти.

Она склонила голову набок и улыбнулась, сверкая синими глазами:

– Тревис Колтрейн, опомнись! Уж не хочешь ли ты заняться любовью прямо тут?

– Лучшего места и не придумать! – хрипло прошептал он.

Взяв Китти за руку, Тревис повел ее подальше в лес и нашел там то, что искал, – мягкую постель из сосновых иголок. Он расстегнул жене платье и, как собственник, взял в руки ее обнажившиеся груди. Медленно целуя розовые соски, Тревис опустился на колени и потянул Китти за собой.

Они разделись, и Тревис лег поверх жены. Китти чувствовала его твердую пульсирующую плоть.

– Так всегда будет, Тревис? – спросила Китти, видя над собой полные желания глаза мужа. – Так же прекрасно, как сейчас?

Тревис молчал. Говорить за себя он поручил своему телу. Сейчас он поднял ноги Китти повыше, и они обвили ему шею. Так ему нравилось больше всего, потому что можно было глубже проникнуть в лоно Китти, чувствуя, как ее тело двигается в такт с его собственным. Иначе же разрядка произойдет быстрее, чем надо. А Тревису хотелось наслаждаться каждым мгновением, продлить удовольствие как можно дольше. Но это было не так-то просто, потому что, как только Тревис проникал в мягкое, бархатное тело Китти, ему приходилось изо всех сил одерживать себя, чтобы не выплеснуть всю свою страсть к ней в один миг.

Он снова поцеловал жену, ощущая дивный вкус ее языка, и почувствовал, что Китти хочется как-то шевельнуться под ним, чтобы передать ему свой восторг. Тревис углубился в нее еще больше и, не в силах сдерживаться, мощными толчками наполнил лоно Китти всем, что у него было для нее. Затем он громко выдохнул воздух, почувствовав, что душа покинула его тело и перелилась в тело жены.

Ногти Китти царапали ему спину, впивались в плечи; тело ее содрогалось. Тревис прижал жену к себе еще плотнее и стал раскачиваться вместе с ней взад-вперед, пока она не вернулась к нему из дивного путешествия к пику наслаждения, заставившего ее всю трепетать.

Чуть погодя, повернувшись на бок, Тревис на минуту предался покою, нежно проводя пальцем по мягкой щеке Китти. А потом прошептал:

– Да, моя принцесса. Теперь так прекрасно будет всегда.

– Тревис, ты мне делаешь больно!

Незаметно для себя Тревис изо всех сил сжал Китти. Улыбнувшись, он расслабил руки.

– Похоже, я слишком увлекся.

Она приложила к его губам пальцы для поцелуя.

– Я чувствую себя… чувствую, что вся принадлежу тебе.

– Так оно и есть! – широко улыбнулся он. – Я тобой владею. Как и тем упрямым мулом, который стоит вон там. Ты вся моя. И никогда об этом не забывай!

Китти игриво взъерошила его темные волосы, потом села и стала одеваться.

– А теперь, когда мы утолили один из твоих голодных порывов, пора утолить и другой. Иди-ка к ручью и вымойся, а я пока приготовлю для тебя обед.

Когда Тревис вернулся, на земле была расстелена скатерть, а на ней стояла еда. Удобно усевшись, он взял цыпленка и начал есть.

Китти с минуту задумчиво смотрела на мужа, а потом нерешительно сказала:

– Сегодня утром ты не очень-то много вспахал, Тревис. Может быть, не откажешься от моей помощи? Я бы стала пахать, а ты бы занялся посадками.

– О нет! Будь все проклято! – Тревис швырнул подальше куриную кость и уставился на жену.

Ее глаза наполнились слезами. Китти не боялась ничего, кроме вспыльчивого характера своего мужа. Нет, он никогда не срывал своего зла на ней, но его холодные серые глаза наводили страх, когда сверкали как молнии. Сейчас Китти опустила голову и сложила руки на коленях. Ей не хотелось, чтобы муж видел, как она плачет, как она испугалась.

Тревис мгновенно раскаялся. Он взял жену за руку, приподнял ей подбородок и заставил взглянуть ему в глаза. А потом прошептал:

– Прости, малыш. Но ведь ты же знаешь, как я отношусь к тому, чтобы ты работала в поле. Я этого не допущу. У меня сердце разрывается, когда я вижу, как тяжело тебе достается эта работа. Но пусть меня разразит гром, если я позволю тебе идти за плугом, как это делают простые батрачки.

– Я тяжелой работы не боюсь.

– Знаю. Но пока ты моя жена, работать в поле ты не будешь. Не будешь никогда! Так что давай эти разговоры прекратим.

Китти резко вздернула подбородок, что обычно означало ее желание стоять на своем.

– Все женщины вокруг работают в поле. Я не считаю себя лучше других. Про меня и так говорят, что я слишком высокомерна, словно все еще замужем за самым богатым человеком в Уэйне.

Еле сдерживаясь, Тревис проговорил:

– Кори Макрей не был самым богатым в графстве Уэйн, Китти, даже тогда, когда наворовал все, что только мог, будь он проклят! И ничего высокомерного я в тебе не нахожу. Когда же ты наконец научишься не обращать внимания на то, что говорят про нас необразованные соседи? Что должно происходить здесь, говорю я, и тебя должно беспокоить только это.

– А ты мне не хозяин! – зло взорвалась Китти, прекрасно понимая, что в данный момент взывать к голосу разума бесполезно. – Ну что же! Мы просто опоздаем с посадками, опоздаем со сбором урожая. Да в этом году и урожай у нас скорее всего будет плохой. – Поджав губы, Китти встала. – Я возвращаюсь в дом.

– Ты никуда не пойдешь. – Тревис схватил жену за талию. – Сиди здесь и дуйся, сколько душе угодно.

Китти села, подложив под себя юбку. Вызывающе вздернув подбородок, она не проронила ни слова.

В конце концов Тревис указал ей на остатки обеда и спросил, собирается ли она есть. Китти резко качнула головой, и он рассмеялся:

– Делай как хочешь. Теперь я наверняка знаю, откуда у Джона такое упрямство. И клянусь, я еще никогда не видел подобной женщины… – Он не закончил фразы, услышав приближающийся топот копыт.

Через поле кто-то ехал. Тревис быстро вскочил и подал Китти знак оставаться на месте. А сам поспешил вытащить из сапога нож. Даже после двух лет пребывания здесь он никому не доверял и всегда носил с собой этот нож.

Сузив глаза, Тревис вгляделся в подъезжавшего всадника. И тут его лицо озарилось улыбкой. Торопливо убрав нож, он замахал над головой обеими руками:

– Сэм! Сюда, сюда!

– Что привело тебя в наши края? – спросил он Сэма Бачера, когда тот осадил лошадь, вылез из седла и стал споро пробираться сквозь кусты. Остановившись, он поцеловал Китти, подставившую ему щеку, и только после этого от всего сердца стиснул руку Тревиса.

– Интересно! Как это получается, что я всегда застаю вас обоих в кустах? – хохотал Сэм, и его карие глаза при этом тепло лучились. – Во время войны, как я помню, куда бы и когда бы я ни взглянул, вы повсюду наслаждались любовью.

– А вот это, Сэм, уж и вовсе неправда, – выдохнула Китти. – Ведь в последний раз, когда ты нагрянул, мы сидели дома и ели.

– Да я знаю, девочка, знаю! – кивнул Сэм и засмеялся. – Только мне ужасно нравится тебя дразнить, солнышко. Ужасно нравится, когда твои розовые щечки розовеют еще больше!

Китти смутилась, но все равно рассмеялась. Сэм знал про них почти все, что можно было знать. Он вошел в ее жизнь одновременно с Тревисом. Вместе они хлебнули достаточно горя. Сэм был здесь тогда, когда Тревис убил Натана. Он помог им выкопать могилу для Джона Райта. И именно он шептал последние слова молитвы над гробом ее отца.

Китти внимательно взглянула на гостя. Сэм не очень-то изменился за эти годы, если не считать появившейся седины в каштановой шевелюре и такой же каштановой бороде. Над добрыми, внимательными глазами нависли густые брови. Да еще прибавилось несколько лишних фунтов вокруг талии. А в остальном – в остальном это был все тот же милый Сэм. Хотя Китти нередко поддразнивала его из-за этих лишних фунтов.

– Как сын? – спросил Бачер, поглаживая бороду.

– Спит. Никогда не знала, что трехлетний ребенок может быть таким активным. Боюсь, он вдобавок может оказаться и таким же упрямым, как его отец. – Китти многозначительно кивнула в сторону Тревиса.

– А вы оба чертовски упрямые, моя девочка, – усмехнулся Сэм. – Пожалуй, такого сходства характеров, как у вас с Тревисом, я никогда не встречал. Так что малышу Джону все передается по справедливости.

– Неизвестно, кто из нас более упрямый! – улыбнулся Тревис с таким довольным видом, что Китти разозлилась. – Садись-ка, Сэм, и поешь. Китти наготовила много всего, но сейчас дуется и есть не хочет. А поскольку в наши дни еду достать не так-то легко, не будем же мы ее выбрасывать!

Сэм сел и с жадностью облизал губы:

– Никогда не мог отказаться от еды, приготовленной Китти. – Бросив взгляд на молодую женщину, он шепотом спросил: – Из-за чего ты дуешься, солнышко? Если он только посмеет тебя обидеть, обращайся ко мне за помощью.

– Китти считает, что может выполнять мужскую работу, – выпалил Тревис.

– Ну что ж тут такого – ведь она всегда выполняла мужскую работу, – удивился Сэм, приподнимая бровь. – Вспомни, в тех проклятых госпиталях она делала то, от чего теряли сознание взрослые мужчины.

– Тогда было все по-другому. Тогда была война. А сейчас она хочет стоять за плугом. Но моя жена никогда в поле работать не будет.

Китти умоляюще сложила руки:

– Ну скажи мне, Сэм, что плохого, если жена помогает мужу? Сколько ты знаешь фермерских жен, которые бы не работали в поле?

– Достаточно того, что она мчится верхом в самую полночь, чтобы родить ребенка, – продолжал Тревис, не давая Сэму сказать и слова. – Я удивляюсь, как она до сих пор не надумала оставить мне Джона и уехать в Голдсборо, чтобы там круглосуточно работать в больнице.

– Тревис, это несправедливо! – Китти отчаянно моргала, твердо решив, что ни за что не заплачет.

Сэм похлопал ее по плечу, понимая, как ей трудно:

– Успокойся, дорогая. В любом случае ты слишком хорошенькая, чтобы жариться на солнце. А кроме того, ты сама знаешь не хуже меня, что если твоему мужу что-нибудь взбредет в голову, то спорить с ним бесполезно.

Китти взглянула на Тревиса и выдержала его твердый взгляд. Сэм абсолютно прав. Воля у Тревиса такая же железная, как у нее. Но поскольку он мужчина, то обычно выигрывает именно он. А с этим Китти никогда смириться не могла, несмотря на всю ее любовь к мужу.

– Стоит мне ей поддаться, и она начнет лечить всех вокруг. – Тревис снова повернулся к Сэму. – Ей все равно, что эти люди ее ненавидят и будут ненавидеть всегда.

– А меня вовсе не все ненавидят, – возразила Китти. – Здесь есть и славные люди, например, вдова Мэтти Гласс и ее мальчики.

– Но ты не врач, ты – моя жена!

Тут вмешался Сэм:

– Китти всегда была умницей по части лечения, Тревис, и…

– Чего ради ты сюда приехал, Сэм? – резко оборвал друга Тревис. И тут же голос его смягчился. – Как твои дела?

– В городе спокойно, – ровным тоном отвечал Сэм. – Пожалуй, даже слишком спокойно. У меня это вызывает тревогу.

Китти посмотрела на шерифскую звезду Сэма, сверкавшую на широкой груди, пытаясь понять истинную причину его приезда.

– Тебе по-прежнему нравится быть шерифом? – спросила она.

– Пожалуй, да. После того как Тревис перебрался жить сюда, я не планировал оставаться в Луизиане. Колтрейн для меня почти как брат, и второго такого друга у меня никогда не будет. Или лучше сказать, он мне как сын. Я-то ведь его постарше, как ты знаешь. – Сэм замолчал, налил себе стакан лимонада и добавил: – Но нельзя связывать себя симпатиями. Каждому нужно жить своей жизнью. Недавно мне предложили одну работу получше, правда, временную. Так что мне придется уехать из страны: я не хочу упустить эту работу.

– Так ты уезжаешь? – воскликнул Тревис. – Ты, Сэм, единственный здесь человек, не считая Китти и малыша, который мне дорог?!

– Да я уеду ненадолго, честное слово, – мягко сказал Сэм. – Понимаешь, по поручению правительства я должен поехать на Гаити и в Санто-Доминго. А мне хочется повидать мир.

У Тревиса глаза полезли на лоб.

– Гаити и Санто-Доминго? Зачем?

– Привет! Ты разве не знаешь, что творится в мире? – съехидничал Сэм. – Слишком уж ты засиделся здесь, на этой ферме, Тревис.

Китти заметила, каким огнем разгорелись глаза мужа, когда Сэм стал ему все объяснять. Дело в том, что Гражданская война показала, что американцам нужны островные военно-морские базы в Карибском бассейне. Сам госсекретарь Стьюарт подчеркнул важность этой проблемы.

– В январе нынешнего года в палате представителей на эту тему прошли большие дебаты, – рассказывал Сэм. – Госсекретарь Стьюарт убедил президента Джонсона, чтобы тот внес специальное предложение в конгресс – ввести Санто-Доминго и Гаити в состав Соединенных Штатов. Но конгресс его предложение отклонил. А теперь избрали Гранта, и он собирается дать этому делу ход. Он направляет в этот район специальную комиссию, чтобы все осмотреть на месте.