– Мисси Китти? Это я, Лотти.

Китти повернулась на звук мягкого голоса и улыбнулась, увидев такое дорогое для нее лицо старой негритянки.

– О Боженька! Вы все такая же красавица, как и раньше, мисси Китти. – Лотти поедала Китти глазами и от удивления даже раскрыла рот. – Ну нисколечко не меняетесь. Вы выглядите точно так же, ну совсем так же, как в то время, когда были любовницей у… – Голос Лотти осекся.

Китти пересекла комнату и обняла Лотти, благодарно шепча:

– Ну что бы я делала без тебя, Лотти? Я так рада, что ты согласилась посидеть сегодня вечером с Джоном. Мотти также собирается на этот бал и остаться с ним не сможет.

Лотти засмеялась:

– Да для меня это совсем и не трудно, моя мисси! Я этого молодчика люблю, словно он мой собственный, вы же сами знаете. К тому же я всегда рада, если могу что-нибудь для вас сделать.

– Вот только денег тебе заплатить у меня нет, – извиняющимся тоном сказала Китти. – Я могу дать тебе хорошую жирную курицу для тушения.

– Я не собираюсь у вас что-либо брать, мисси Китти! У меня дела идут просто прекрасно. Да еще если мы с моими ребятами будем летом работать у вас на уборке урожая и войдем с вами в долю, то у нас всего будет вволю до самого конца зимы.

Китти поспешно приложила палец к губам. Нельзя, чтобы это услышал Тревис.

– Не надо говорить об этом сейчас, Лотти. Тревис пока что ничего о моих планах не знает. Я хочу рассказать ему все сегодня вечером, все-все сразу. Только так.

– Мисси Китти, а вы уверены, что хотите именно этого? – нахмурилась Лотти, и в ее шоколадных глазах промелькнуло сомнение. – Этот человек вас просто боготворит, а вы пытаетесь заставить его от вас уехать. О Боже! Ведь он может так обидеться, что никогда к вам больше не вернется. Вам хочется именно этого?

– Ты же знаешь, я этого совсем не хочу. – В голосе Китти послышалась боль. – Но другого выхода нет! Тревису не предназначено судьбой быть фермером. А я по наивности полагала, что когда-нибудь он сможет им стать. Он ко мне вернется, Лотти. Кто знает, может, он создаст для нас новую жизнь в каком-нибудь другом месте.

Лотти смотрела на Китти во все глаза, почти не скрывая укора.

– И вы бы отсюда уехали? Вы бы продали землю своего папочки и потащились черт знает куда, потому что так хочется Тревису? Вы ведь сами мне говорили, что дали своему папочке обещание.

– Знаю, знаю, Лотти! Я никогда эту землю не продам. Я буду ее беречь для Джона. Наступит день, и он будет обрабатывать свою собственную землю, если того захочет. А сейчас мне надо доказать Тревису, что он для меня значит гораздо больше, чем эта земля. Он отдал мне целых два года своей жизни, делая то, что, по его мнению, должно доставить мне радость. Теперь же пришло время и мне доказать ему, что я тоже хочу видеть его счастливым. Отец меня бы понял, я это знаю.

А я поеду в любое место, куда меня повезет Тревис. Когда же они с Сэмом вернутся с Гаити, я расскажу ему со всеми подробностями, почему все сложилось именно так. Но только после их возвращения! Тревис ни за что не захочет от меня уехать, если узнает, что я все заранее продумала.

– Это уж точно, не захочет. Да я и сейчас не очень-то уверена, что он уедет. По-вашему, он взбесится, когда узнает, что вы собираетесь делать. Но это вовсе не означает, что он бросится укладывать вещи и сразу же уедет.

Китти упрямо вздернула подбородок:

– Он обязательно уедет. В последнее время, Лотти, наша жизнь стала походить на ад. За две недели я превратилась в мегеру и грызла Тревиса по любому поводу: из-за плохо вспаханной земли, неубранного инвентаря. Я придиралась к каждой мелочи, только бы его уколоть. Я даже ставила ему в пример Джерома Дантона и твердила, что тот во всем преуспевает, а мы такие бедные. Говорила все самое гадкое, что только можно было придумать. – Китти вытерла злые слезы. – Ты даже не знаешь, как я себя ненавижу. Иногда бывало так, что Тревис просто с изумлением смотрел на меня, а в его прекрасных серых глазах было столько обиды, что я еле-еле сдерживалась, чтобы не рассказать ему всю правду. О, Лотти, мне пришлось несладко, но я была вынуждена поступать именно так. И мы отдалялись друг от друга все больше и больше.

Лотти покачала головой и вздохнула:

– Я думаю, вы, мисси, знаете, что делаете. Такой человек, как он, да еще любит вас так сильно! Если вы его действительно выгоните и он к вам никогда не вернется, вы себе этого до конца жизни не простите.

– Мне только надо все время самой себе говорить, что в конце концов мы все будем счастливее, чем сейчас, Лотти. Вера в это помогает мне жить. Я хочу дождаться того дня, когда смогу ему сказать, что все было игрой, что я никогда не думала о нем так плохо, как это могло показаться.

– Верно, – снова вздохнула старая негритянка. – Я лишь надеюсь, вы сами знаете, что творите.

«Ты не можешь надеяться на это больше, чем я сама», – подумала Китти. Это была не жизнь, а живой ад, с каждым новым днем становившийся все страшнее. Они с Тревисом постоянно ругались. Иногда так ругались, что по ночам не осмеливались даже друг к другу прикоснуться. Сколько же времени прошло с тех пор, как он крепко сжимал ее в объятиях, заставляя ее тело петь от счастья, которое дарила его страстная любовь? Последний раз это было в лесу в тот самый день, когда она наконец-то осознала, что своими руками сделала его жизнь несчастной.

– Как же вам удалось уговорить его пойти сегодня вечером на этот бал? – поинтересовалась Лотти. – Господин Тревис ненавидит балы и приемы.

– Нет, это неправда, – возразила Китти, поворачиваясь к зеркалу. – Во время войны он ходил на военные балы. Он как офицер обязан был присутствовать. А здесь же, в графстве Уэйн, Тревис слишком хорошо знает, как к нему относятся местные граждане.

– Я знаю. Эта шлюха Нэнси Дантон ну никак не дает никому забыть, что господин Тревис убил господина Натана. Только тот Натан свою смерть заслужил. Точно так же, как и господин Макрей. Сегодня вечером она будет на приеме и, как всегда, всех взбаламутит.

Китти кивнула, а потом спросила:

– Когда ты у нее работала, Лотти, она про нас с Тревисом не вспоминала?

Лотти фыркнула:

– Да я у нее работала недолго. Люди у Нэнси не задерживаются, хотя один Господь знает, как моей семье нужна была работа. Но ужиться с этой капризной дамой мало кому удается. Вас с Тревисом она и впрямь вспоминала. И не раз! Она ведь точно знала, что я работала у вас, мэм, когда вы были женой господина Макрея. Она все время говорила гадости. Говорила, как собирается выгнать вас из города. Эта женщина сумасшедшая. Никому она не нравится.

– Я могу этому всему поверить. Но к сожалению, муж у нее очень богат и имеет большую власть. А Нэнси может многое заполучить. Она фактически королева всей общины в Голдсборо. И уж если она кого-нибудь заносит в свой черный список, этих людей наверняка не примут ни в одном другом доме. Люди боятся ей не угодить. Интересно, – задумчиво добавила Китти, – известно ли ей, что на сегодняшнем благотворительном балу буду и я.

– Гм! – снова фыркнула Лотти, но на сей раз гораздо громче. – Эта пройдоха знает все про всех. Она знает, что вы будете на балу, и наверняка уже заранее поострее наточила свои когти специально для вас. Ни я, ни моя семья никак не можем понять, почему она вас так ненавидит. Все знают, что мистер Натан ее никогда не любил и никогда бы на ней не женился, ни за что! Тогда она стала бегать за мистером Макреем, как настоящая шлюха. И даже гонялась за мистером Тревисом.

– Не будем об этом говорить, – отвернулась Китти, вздрогнув. Никогда не забыть ей той ночи, когда она в одной из гостиниц Голдсборо застала в объятиях Тревиса голую Нэнси. В то время Китти была замужем за Кори. Тревис тогда не захотел ее выслушать, отказавшись поверить, что она стала женой Кори только в состоянии полного отчаяния, оставшись одна с ребенком, его, Тревиса, ребенком. Та сцена врезалась ей в сердце навечно: сильное чувственное тело Тревиса, мерцающее в неясном свете, и прижимающаяся к нему Нэнси. Китти снова всю передернуло.

– Я вижу, ты уже готова и сгораешь от нетерпения.

Голос Тревиса был холодным как лед.

Китти повернулась к мужу, а Лотти поспешила скрыться в кухне, где, сидя за столом, играл Джон. Тревис был покрыт пылью и потом. По его лицу было видно, как страшно он устал от долгих часов вспашки на жгучем солнце.

Сердце у Китти встрепенулось навстречу мужу, но она заставила себя застыть на месте и ответила Тревису довольно решительно:

– Да, Тревис, я готова. Уже давно у меня не было случая одеться понаряднее и поехать на бал, где можно повеселиться.

Тревис скривил губы.

– Ты хочешь сказать, надеть платье, которое купил тебе твой покойный супруг? Я, конечно же, купить тебе такое не могу.

Китти закрутилась перед зеркалом, презирая себя за то, что так прихорашивается.

– Ты всегда говорил мне, что я красивая, Тревис. Разве тебе самому это платье не нравится? Разве тебе не будет приятно, что сегодня вечером рядом с тобой я буду такой нарядной?

По лицу Тревиса пробежала тень, и он горько прошептал:

– Мне было бы куда приятнее, Китти, если бы сегодня ночью ты была бы со мной нагишом на сеновале, нежели выставлялась напоказ всем этим лицемерам. Почему ты так настаиваешь, чтобы мы пошли на этот бал?

– Нас специально пригласил доктор Симз, – ответила Китти, избегая взгляда мужа. В глазах Тревиса отражалась боль, которую вынести ей было не под силу. – Ведь это будет ежегодный благотворительный бал в пользу больницы. А доктор Симз специально просил меня на нем присутствовать.

Китти ненавидела ложь. На самом деле она сама попросила, чтобы доктор Симз ее пригласил. Тот с радостью согласился. Когда же Китти поведала ему о своем замысле, он попробовал ее отговорить, хотя и знал по собственному опыту, что уж если Китти что-нибудь взбредет в голову, то она становится поразительно упрямой. И поэтому доктору Симзу ничего не оставалось, как принять участие в ее планах.

– Ты ведь знаешь, я туда ехать не хочу, – с ледяной злостью сказал Тревис.

– Если ты меня не повезешь, я поеду одна.

От громкого треска стены, по которой с размаху стукнул кулаком Тревис, Китти даже подскочила. В глазах у мужа заплясали бешеные красные точки, и Китти попятилась.

– Китти, будь все проклято! Что с тобой в последнее время происходит, девочка? Клянусь, я еще никогда не видел, чтобы человек так быстро менялся. Раньше ты казалась такой счастливой, а сейчас… Видит Бог, я очень старался. – Тревис покачал головой, взглянул на покрасневшие ссадины на руке и сказал: – Мне приходится идти с тобой, черт побери! Ты такая упрямая, что действительно можешь уехать одна в этом старом фургоне. А в такие ночи женщине без спутника на дорогах делать нечего. Но мы там не задержимся, тебе понятно? Ты уйдешь по первому же моему зову!

Тревис сделал шаг вперед. Свою речь он произнес с крепко сжатыми кулаками.

– Тебе все ясно, Китти? На большее я не способен.

Китти нервно провела рукой по своей прическе.

– Конечно же, ясно, Тревис. Но ты увидишь сам, вечер будет прекрасный. Просто не знаю, из-за чего ты так волнуешься. А теперь, пожалуйста, поторопись. Мы уже опаздываем, а тебе еще надо принять ванну и одеться.

– Ну и, черт побери, что же я должен надеть?

– Я ведь тебе сказала, что обо всем побеспокоюсь сама, и уже все тебе приготовила, – весело затараторила Китти, поспешив к стене, где на гвозде уже висел костюм Тревиса, который она ему и подала. – Видишь? Разве не прелесть? Мэтти Гласс уговорила хозяина магазина, в котором иногда работает, и тот одолжил нам этот костюм на сегодняшний вечер. Пожалуйста, обращайся с ним очень аккуратно и ничего на него не пролей.

Тревис сделал два огромных шага к жене и вырвал костюм у нее из рук. Брюки были желтовато-коричневые, пиджак – из ярко-зеленого бархата с отворотами из атласа. Белая рубашка вся в оборках. В придачу к этому наряду прилагалась низкая атласная шляпа. Наряд, конечно, был элегантный, но для себя Тревис такого никогда бы не выбрал.

– А, черт, – пробормотал он, – какая мне разница? – И, ссутулясь, ушел.

Китти обрадовалась его уходу, потому что еле-еле сдерживала слезы. Как ей хотелось броситься ему на шею и признаться во всех своих гадких планах! Но поступить так она не могла, потому что, узнав об этих планах, Тревис ни за что бы ее не оставил. Он бы никуда не поехал и приковал бы себя здесь, как дикого зверя, и стал бы медленно сохнуть у нее на глазах. Нет, она не будет ждать, пока от подлинного Тревиса Колтрейна останется лишь жалкая тень.

По дороге в город Тревис не произнес ни единого слова. Он неподвижно сидел рядом с Китти на жестком деревянном сиденье фургона и упрямо смотрел куда-то вдаль.

Иногда колеса фургона попадали в рытвины, и тогда Тревис и Китти наклонялись оба в одну сторону. При этом Тревис весь каменел, а Китти поскорее отодвигалась. О Боже, с горечью думала она, никогда раньше между ними такого не было!