Джессика Парк - Любовь на шарнирах

Джули была раздавлена.

Селеста сломалась.

Мэтт протиснулся мимо Джули и понёс Селесту наверх. Джули поспешила следом, но ещё на лестнице услышала, как хлопнула дверь Селестиной спальни.

«Плоский Финн!» Он всё ещё в машине. Джули метнулась наружу и внесла сумку в дом. У комнаты Селесты она набросилась на молнию в надежде хоть как-то помочь. Она положила Плоского Финна на ковёр и начала потихоньку его разворачивать, аккуратно закрепляя каждую петельку в открытом положении. Затем, утерев глаза рукой, поставила Плоского Финна на ноги. Рыдания за дверью становились всё громче и горестнее, а Джули, слушая их, кусала губы и смотрела на Плоского Финна. И представляла, что настоящий Финн дома и сейчас успокоит сестру, и весь этот кошмар закончится.

«Ты должен, должен вернуться, – мысленно повторяла она. – Я, чёрт подери, знаю, что не в одной разлуке дело, но ради неё вернись, пожалуйста».

Джули осела на пол, подтянула ноги к груди, опустила голову и принялась раскачиваться вперёд-назад. Кажется, прошла целая вечность, прежде чем стоны Селесты утихли и стало слышно, как Мэтт её успокаивает.

Дверь открылась, и Джули вскинула голову.

– Мэтт? О боже! Даже не знаю, что...

Он поднял руку.

– Не надо мне ничего говорить. Она хочет видеть тебя.

Джули встала и бережно подняла Плоского Финна. Теперь – со всеми шарнирами – он выглядел таким хрупким. Как склеенная скотчем мозаика. Прямо как Селеста. Джули прошла мимо Мэтта в спальню и поставила Плоского Финна у кровати. Белокурая голова повернулась на подушке, и Селеста протянула к Джули руку. Та тут же взяла её в свою и опустилась на колени.

– Мне так жаль. Это я во всём виновата.

Смахивая локоны с лица Селесты, она едва сдерживала слёзы.

– Мне теперь гораздо лучше, – ответила та на удивление спокойным голосом. – Джули, тебе не за что извиняться. А мне есть. Я хочу попросить у тебя прощения.

– Что? А тебе-то за что извиняться?

– Я тебя подвела. Ты, должно быть, жутко во мне разочарована.

– Нет. Ты никогда меня не разочаруешь. Ты была такой храброй. Ты храбрее меня. Это я слишком много от тебя требовала.

– Нет, решительным образом... – Селеста натянула одеяло повыше. – То есть, вовсе нет. Я же хотела пойти.

– Знаю. Но я ошиблась. Неправильно выбрала время. Слишком рано повесила слишком много шарниров.

Селеста зевнула и перевела взгляд на Плоского Финна.

– Нет. Шарниры очень кстати, но сложенный и спрятанный Финн мне не всегда подходит. Особенно по ночам. Ночью без него труднее всего. Пока что. Мне с ним легче, Джули. Я понимаю, что нечто такое не всех бы устроило, но меня он успокаивает.

Джули кивнула.

– Да, знаю. Поверишь или нет, но меня он тоже успокаивает.

– Поверю. А теперь мне надо поспать. Пожалуйста, передай Мэтти, что я уже не так сильно страдаю. Честно. Мне теперь значительно спокойнее.

– Передам. – Джули наклонилась и крепко обняла Селесту. – Увидимся утром.

Выходя из комнаты, она послала Селесте воздушный поцелуй, словно укладывала спать маленького ребёнка.

Мэтт стоял в коридоре, прислонившись к стене, и смотрел на неё холодным отсутствующим взглядом.

– Держись от меня подальше. Глаза бы мои тебя сейчас не видели.

– Мэтт... – с мольбой произнесла Джули.

– Богом заклинаю, не говори мне ничего. Не надо.

– Мне так жаль. Ты себе не представляешь...

– Не хочу этого слышать. Ничего не хочу от тебя слышать.

– Мэтт, ты же знаешь, я люблю Селесту и никогда бы ей не навредила.

– Так навредила ведь.

– Дай мне только ещё раз объяснить, почему...

– Тебе всё мало, да? Хочешь начистоту? Ладно. Давай начистоту. Ты думала, что можешь вот так заявиться сюда и совать нос в наши дела? Не выйдет. И не надо выставлять меня злодеем. Будто всё, что я для неё делаю, – полная фигня. – Он подошёл так близко, что его лицо оказалось всего в нескольких сантиметрах от её. – Да я из кожи вон лез, чтобы Селесту в равновесии держать, а ты взяла и всё исковеркала. Ты её исковеркала. Бог ты мой, Джули! Ты здесь всего несколько месяцев! Думаешь, ты знаешь, что для Селесты хорошо, а что нет? Никто не просил тебя ничего исправлять. Это невозможно. – Запустив руки в волосы, он перевёл дыхание. – Ты не можешь ничего изменить. Только раз за разом даёшь нам понять,  что мы все чокнутые. Разве это помощь? Ты не понимаешь, что ли? Да что с тобой такое? Тебе что, собственной жизни не хватает? Или это помогает тебе забыть, какой паршивый у тебя отец, а? Ты вечно находишь ему оправдания и любишь его. Было бы за что! Всего за несколько вшивых отписок в год.

Его слова ранили в самое сердце.

– Так нечестно.

Джули почувствовала, что ей тяжело дышать, так сильно её душил его гнев. Его отвращение.

– Ещё как честно. Селеста не твоя забота. Как и все мы. Мы не твоя семья.

– Я это знаю. Я никогда... никогда этого не говорила. – Джули знала, что у неё дрожат губы, но снова плакать у Мэтта на глазах  она не собиралась.

– И знаешь, что во всём этом самое невероятное? Я тебя слушал! Понимал, что не надо, и всё равно стоял и смотрел, как ты разбиваешь всё вдребезги и воротишь, что вздумается. Это я виноват в том, что сегодня произошло.

Джули замотала головой.

– Нет, Мэтт! Я знаю, что это я виновата. Я очень хочу, чтоб ты знал, как мне жаль. Как мне плохо. Хуже некуда. Но разве ты не видишь, что Селеста не может всю жизнь прятать голову в песок? И ты не можешь – тоже.

– Это почему же, а? – Он всё ещё кричал, и Джули морщилась от каждого слова. – Жизнь-то к ней по-свински относится.

– А к тебе?

– И ко мне порой тоже.

– Так когда же ты что-то в ней изменишь, Мэтт? – Теперь уже кричала Джули. – Ты сам бежишь от проблем. Используешь Селесту, чтобы ничего не решать, кроме своих теорем да уравнений. Прячешься в сети и...

– Кто бы говорил о прятках в сети, – злобно рассмеялся он. – Это я бегу от проблем? Я-то не сохну по тому, кого никогда не встречал, кого здесь даже нет. Это ты прячешь голову в песок, потому что слишком боишься настоящих чувств.

– Не смей! – огрызнулась Джули.

– И кто теперь проводит черту, а? – Он зашагал взад-вперёд по коридору. – Ты понятия не имеешь, что происходит с Селестой, так что не лезь не в своё дело.

– Конечно, не имею! Куда уж мне понять, если никто мне ничего не объясняет?! Почему ваших родителей вечно дома нет? – взорвалась Джули. – Зачем Селесте Плоский Финн? Почему ты не хочешь рассказывать?

– Я не могу, Джули! Просто не могу! Это не твоего ума дело. Сколько раз тебе говорить?

Она только беспомощно на него смотрела. Мэтт был сам на себя не похож.

– Всё. Всё! С меня хватит. – Она подняла руки. – Я сдаюсь. Я только... хотела помочь. Не надо было. – Она заговорила тише, признавая поражение. – Ты прав. Разбирайся сам, как знаешь.

– Я уже понял, Джули, что тебе не нравятся мои решения, что я тебе – такой – не нравлюсь. И пусть. Мне начхать. Но не пытайся больше меня изменить. Я не по всем параметрам вышел? Хочешь оставить только то, что тебя во мне устраивает, а остальное выбросить? Не выйдет! Я никогда не стану таким, как тебе хочется. Я тебе не нравлюсь? Тогда не лезь в мою жизнь.

Джули совсем запуталась. Она уже не понимала, о чём они, собственно, спорят и что вообще происходит.

– Как ты можешь так говорить, Мэтт? Конечно, ты мне нравишься.

Мэтт отвернулся и пошёл к своей комнате.

– Как я устал. Устал от тебя.

– Мэтт, пожалуйста...

– Иди ты к чёрту, Джули.

Джули стояла в коридоре не в силах пошевелиться. Она едва могла дышать. Что случилось? Как мог Мэтт ей такого наговорить?

Да, может, она действительно была излишне настырной и любопытной, и ей не стоило вмешиваться. То, что она жила в их доме, не давало ей права совать нос в их дела. Она, конечно, ни в коем случае не хотела навязываться или проявлять неуважение. А вышло, похоже, наоборот. И ведь преподаватель её предупреждал... «Почему ты так рвёшься всё исправить?»

Она не рвалась. Не должна была. Она для них просто гость. Постоялица, нянька, шофёр.

Джули не помнила, как вернулась в свою комнату и почему лежала на кровати поверх одеяла. Но сон всё не шёл. Спальня Финна теперь казалась другой – пустой и одинокой. Чувства переполняли Джули, а Селестины рыдания и ужасные слова Мэтта до сих пор эхом отдавались в голове.

Возможно, он прав насчёт отца. Она, и верно, слишком много ему прощала, а он раз за разом доказывал, что родитель из него никудышный. И любить его, в общем, не за что. А она всё равно любила.

Но с Финном всё по-другому. Здесь Мэтт ошибался. Финну она не безразлична.

Джули посмотрела на часы. Почти четыре. Как же мирно протекал вечер, пока не зазвонил телефон. А теперь от мира остались лишь осколки.

Беспокойно проворочавшись в постели ещё три четверти часа, Джули не выдержала и встала. Проверила почту – от Финна ни строчки. Нашёл же когда исчезнуть. Сердце ныло и болело. Как же его не хватало, как он был ей сейчас нужен. Когда уже наступит лето? Финн наконец-то вернётся и больше никуда не уедет. И Селесте станет лучше. Она, может, и не исцелится, но ей точно станет лучше.

Но, метаясь по комнате и пялясь в ночное небо, проблем не решить. И ждать тоже было невмоготу. Проклятые ссоры! Из-за них у неё всегда мысли путались. В голове начинался полный кавардак.

Джули вышла из спальни в тёмный коридор. В нерешительности помялась перед дверью, а затем легонько постучала. Ответа не последовало. Не сдержавшись, она всё же заглянула внутрь.

– Мэтт?

Джули тихо пересекла комнату и присела на краешек кровати.

– Мэтти, – позвала она.

В лунном свете было видно, что он не спит – просто не хочет разговаривать. Он лежал на спине, подсунув одну руку под голову, а другую сложив на груди. Лицо он повернул к ней. Внешне он казался таким же несчастным, как и она.

– Прости меня. Пожалуйста. Ты должен меня простить. – Голос у неё надломился. Она чувствовала, что вот-вот расплачется, но ничего не могла с собой поделать. – Мне так жаль. Прости меня, – твердила она. – Мэтти, пожалуйста. Не сердись так на меня. Я этого не вынесу.

Джули наклонилась вперёд, уронила голову ему на грудь и обхватила руками за плечи, надеясь, что он ответит тем же. Тот Мэтт, которого она видела несколько часов назад, был ей чужим. Она покрепче прижалась к нему, отчаянно моля, чтобы он к ней вернулся, снова стал самим собой.

Через несколько минут ей на затылок легла его ладонь и принялась гладить ей волосы. Джули закрыла глаза.

– Ш-ш-ш, – успокаивал он её. – Это мне жаль. Зря я тебе столько наговорил. Я вовсе так не думаю. Ты этого не заслужила.

Повернув голову, Джули прильнула к нему щекой и слушала его дыхание. Его голос утешал её, а прикосновение убаюкивало, и боль начала потихоньку отпускать. Джули не знала, что сказать, и потому молчала, пока его ладонь гладила ей волосы, а затем и спину. С ним она очутилась там, где боли больше не было, и весь этот ужасный вечер стал казаться полузабытым кошмаром. А пальцы Мэтта уже скользнули по её плечу и, задев бретельки, продолжили свой путь, едва касаясь кожи. Она поёжилась и прижалась к нему ещё сильнее.

– Я поступил подло, – продолжал Мэтт. – Твои отношения с отцом меня не касаются. Конечно ты его любишь, у тебя есть на это полное право. Нет мне прощения за такие слова. – В голосе Мэтта сквозило неподдельное сожаление. – Лучше тебя для Селесты никого нет. До знакомства с тобой она блуждала в темноте. Словно не знала, куда себя деть. А с тобой она вновь оживает. Мне нельзя было тебя осуждать.

– Нет, я слишком давила на неё, – тихо возразила Джули. – И на тебя. Я больше так не буду.

– Ты всё делала правильно. Я хотел бы тебе всё объяснить, но не могу. Пока не могу.

– Знаю. Но это неважно.

Она всё так же крепко за него держалась, словно верила: стоит его отпустить, и он передумает, опять обрушится на неё потоком жестоких обвинений.

Напор и страсти минувшей ссоры поутихли, сменившись дремотным затишьем после бури. Облегчение задурманило Джули голову.

Воздух в комнате был прохладным, и от поглаживаний Мэтта у неё по коже побежали мурашки. Джули снова поёжилась.

– Замёрзла? – спросил Мэтт.

– Угу. Немножко.

Тогда Мэтт подвинул ноги к дальнему краю кровати, и она, скользнув к нему под одеяло, улеглась на бок и положила голову ему на плечо. Руку с её спины он так и не убрал и теперь кончиками пальцев очерчивал изгиб её лопатки, слегка задевал сзади шею и бродил вверх и вниз по её плечу. Она взяла другую его ладонь в свою, переплела пальцы и стиснула.