Я в тебя влюбилась. Не смогла устоять и ничего не могла с этим поделать. Но теперь у меня нет другого выбора.

Мы не можем и дальше притворяться.

И оба знаем, что это конец.

Мне казалось, что я так хорошо тебя знаю. Знаю, каково быть с тобой рядом. Потому что я действительно знала. Может, какая-то часть меня догадывалась всё это время. Не могу сказать, когда именно я поняла, но, наверное, в какой-то миг у меня в голове всё сложилось. Может, я ничего не хотела замечать, потому что больше всего на свете мечтала, чтобы чувства, которые нас связывали, были настоящими. Теперь же всё ясно как день, и эта правда ранит сильнее, чем можно представить. Ты, должно быть, считаешь, что я круглая идиотка, раз повелась на этот фарс. Так и есть. Что верно, то верно. Я пошла на риск – прыгнула из самолёта, – а ты остался внутри. Я хотела приземлиться с тобой, Финн. С тобой.

Я буду скучать по тому человеку, который слал мне фотографии, оберегал от монстров и отвлекал разговорами во время смертельных подъёмов на лифте. Буду скучать по историям о спасении диких животных, уроках футбола для ребятни в Гане и подводном плавании в экзотических уголках мира. Буду скучать по тому, как ты меня смешил, утешал и лечил мои раны. Мне будет не хватать всего этого. Но больше всего мне будет не хватать тебя. И того, как хорошо нам было вместе.

Но, наверное, я тоскую по тебе уже не первую неделю. Я видела, что теряю тебя. А теперь всё станет гораздо, гораздо хуже.

Мне просто надо было написать тебе ещё один последний раз, пока всё не полетело в тартарары.

Джули»


Она выключила компьютер и выдвинула нижний ящик комода. На дне лежала старая полинялая футболка, и Джули провела по ней кончиками пальцев. Внутри всё словно онемело. Оставалось отыскать только одно. Чтобы окончательно убедиться. Чтобы наконец поверить.

Джули вышла из своей комнаты и заглянула в спальню Эрин и Роджера. Встала в центре и медленно повернулась в поисках доказательства. Здесь его не было. Но поделка из дерева теперь стояла на полке правильно. «Мама». Джули подумала о маленьком мальчике, который смастерил это для своей матери, и о том, какой безучастной и рассеянной была Эрин.

Дом наполняла зловещая тишина. «Пустота и одиночество», – мысленно добавила Джули, пока спускалась в гостиную. Она начала с одного конца комнаты, внимательно разглядывая книги на высоких полках. Медленно она шагала вдоль стеллажа, не пропуская ни одного корешка в поисках того, что наверняка лежало где-то здесь. Наконец на последней полке она его нашла. На самом верху, под потолком – альбом с фотографиями. Она подставила стул и вытащила из-под атласа фолиант в тёмном кожаном переплёте. Остальные книги здесь наверху были покрыты пылью, но не эта.

Джули немного посидела на диване, просто держа альбом в руках и откладывая неизбежное.

В конце концов открыла и стала робко переворачивать страницу за страницей, рассматривая фотографии. Ей были знакомы эти снимки. Некоторые из них она видела раньше. Губы сами собой складывались в улыбку при взгляде на Финна. На его красивое лицо, стройную фигуру, которую не скрывала одежда, озорную улыбку. Джули прикоснулась к одной из фотографий. Она будет скучать по мечтам о его объятиях. Оригиналы у неё в руках слегка отличались от тех версий, которыми она столько любовалась весь прошедший год, но она их всё равно узнала.

И хотя каждая страница всё сильнее бередила рану, Джули была благодарна, что Эрин с Роджером не хранили семейные фото в электронном виде. В отличие от неё.

Или Мэтта.

Смотреть дальше было невмоготу, и она захлопнула альбом.

Прошёл час, может, больше. Джули не знала точно. Скоро он вернётся домой. Проверит почту и приедет.

Наконец дверь распахнулась.

– Джули.

Она в ожидании смотрела на Мэтта. Он долго молчал, а потом произнёс:

– Ты всё знаешь, да?

Он, в общем, не спрашивал.

– Да. Знаю.

Мэтт понурил голову.

– Сам не понимаю, как всё так далеко зашло. Я вовсе не собирался...

– Ну, я слушаю.

– Джули...

– Говори, Мэтт! – повысила она голос. – Я хочу, чтобы ты сказал.

– Я несколько месяцев ломал голову, как тебе во всём признаться. – Он посмотрел ей в глаза с тенью страха и печали на лице. – Я пробовал на Рождество. И потом опять после Нового года. Но к тому времени я уже слишком увяз. Я думал, может, после переезда будет легче...

– Да пошёл ты. – Джули вскочила с места и швырнула в него альбом. – К чёрту! Хватит мне зубы заговаривать. Признайся, Мэтт! – заорала она. – Хоть раз не скрывай от меня долбаную правду!

Он помолчал ещё немного, оттягивая до последнего. Когда он заговорил, на глазах у него блестели слёзы.

– Финн мёртв.

Она кивнула, успокоенная тем, что он подтвердил её догадку.

– Ваш брат умер. Поэтому у Селесты Плоский Финн.

– Да.

– А ты притворялся Финном. Всё, что он мне писал, было от тебя. Ты вставлял его старые снимки в другие фотографии.

– Да.

Джули закрыла глаза. Она уже составила в уме кусочки этой мозаики, но его признание всё равно её сокрушило.

– Хочешь знать, как он умер?

Джули кивнула.

– Два года назад, зимой. В автокатастрофе. Мама была за рулём, и на Мемориал Драйв, сразу за Гарвардской площадью, машина вылетела с дороги. Врезалась в дерево. Автомобиль от удара смялся, а Финна выбросило через лобовое стекло. И сразу насмерть. – Мэтт шумно втянул носом воздух, собираясь с силами для продолжения. – У мамы сработала подушка безопасности, так что она, в общем, не пострадала. Поэтому никто, кроме меня, больше за руль не садится. И мы не ходим мимо реки. – Мэтт сунул руки в карманы, ожидая, что скажет Джули. Но она молчала. Тогда он нагнулся, подобрал фотоальбом и, перелистнув несколько страниц, бросил его на кресло. – И знаешь, что самое возмутительное? Будто этой муки самой по себе недостаточно? Будто этих страданий и ужаса нам мало?

– Что?

– Ты в курсе, что Селеста когда-то играла на фортепьяно? И очень хорошо играла. Ходила на занятия. В роскошное старинное здание здесь неподалёку, в сторону от Мемориал Драйв.

Джули никак не могла понять, к чему он клонит.

– Угадай, кто шёл домой после занятий и как раз наткнулся на аварию?

– О, Мэтт... – только и смогла выговорить Джули.

– Ага. Очень вовремя вышло. Селеста как раз успела увидеть пожарных и скорую помощь. Успела заметить, как из нашей машины валил дым, и, самое главное, рассмотрела окровавленное, изувеченное тело брата. – Мэтт говорил всё быстрее, слова так и сыпались у него изо рта, будто молчание сейчас лишило бы его последней защиты. – Дым? Поэтому мама не любит разводить в доме огонь. То же со спичками. Нам нельзя их при ней зажигать, потому что запах серы напоминает ей об аварии. Подушки безопасности, надо думать, так же пахнут. А Селеста, как ни странно, напротив, любит разжигать камины. Так она чувствует себя ближе к Финну.

Джули шагнула к Мэтту, но он отошёл, встав к ней спиной. Он уткнулся плечом в оконную раму и уставился вдаль.

– И вот идеальная семья с идеальным сыном развалилась на части. Маму одолела такая депрессия, что она на полгода легла в лечебницу. Отец с головой ушёл в свою чёртову океанологию, а Селеста погрузилась чуть ли не в кому. Я делал для неё всё, что мог. Поднимал с постели по утрам, помогал одеваться, кормил её. Любил. Но этого было мало. Не пойми меня превратно. Селеста никогда не слыла обычным ребёнком. Она всегда вела себя немного странно. Но смерть Финна её просто уничтожила. – Мэтт теперь ничего не скрывал. Все секреты, мысли и чувства, которые так яростно берёг весь год, он выкладывал как на духу. Джули едва узнавала человека, который перед ней стоял. – А затем наша умница заказала Плоского Финна. Невероятно. Просто включила компьютер и заказала копию своего брата. И эта тупая картонка вернула её к жизни! Когда мама приехала из больницы, я убеждал их с папой как-то помочь Селесте. Найти для неё врача. – Он покачал головой. – Но они почти так же безумно влюбились в Плоского Финна, как и Селеста. Может, отчасти и я тоже. Потому что так, в каком-то извращённом смысле, Финн для нас по-прежнему оставался живым. А однажды Селеста настояла, чтобы я завёл Финну аккаунт на Фейсбуке, вот я и завёл, ради неё. «Бог Финн»... это я, наверное, из зависти. Он таким, блин, идеальным был. Все его боготворили.

– А как же ты, Мэтт? Как ты с этим справлялся?

– Я? Никак. Мне горевать было некогда, потому что на мои плечи легло всё, что не осилили родители. Но я их в этом не виню. Ведь каждый переживает горе по-своему. Маме, в частности, не нравилось, когда мои поступки напоминали ей о Финне. Он ненавидел алгебру и физику. Да что там, учёбу в целом. Нет, он не плохо учился. Просто у него сердце к занятиям не лежало. Поэтому я делал – и делаю – всё наоборот. Я добиваюсь в институте того, о чём он и мечтать не мог.

– Это Селеста придумала про его путешествия? – спросила Джули.

– Да. Вообще-то, это как раз в духе Финна. Он был замечательным, она ничуть не преувеличивает. Эти вымышленные истории о Финне ей помогали, а Плоский Финн давал возможность ещё раз к нему прикоснуться. И хотя Селесту эта чёртова двухмерная картинка держала на плаву, нас всех она вместе с тем потопила. В присутствии Селесты мы обязаны притворяться, что Финн жив, что его мозги вовсе не разлетелись по тротуару.

Джули передёрнуло.

– Даже не знаю, что сказать.

– В газете некролог не печатали. Наша мать утверждала, что тогда ей бы пришлось указать его полное имя – Анатоль Финнеас Уоткинс, а она бы никогда его так не предала. Он ненавидел своё первое имя и всегда отзывался только на Финна. Мы устроили маленькие частные похороны. – Мэтт вздохнул. – К нам не приходят гости. Я знаю, ты заметила. Разве можно было не заметить? Родители всеми правдами и неправдами поддерживают легенду о том, что их сын просто уехал, что когда-нибудь он вернётся... Посторонние люди развеяли бы этот миф. Папа с мамой не говорят о смерти Финна, а друзья семьи и коллеги знают и никогда не спрашивают. Родители притворяются, что это ради Селесты, но это и ради них тоже. – Мэтт повернулся к ней и печально усмехнулся. – Безумие. Да, знаю. Всё это полнейшее безумие.

– Почему же ваша мама разрешила мне приехать в тот первый раз? Почему предложила остаться?

– Из преданности к Кейт, наверное. Я сам толком не понимаю. Может, она... не знаю... хотела найти выход из этого тупика. Сама хотела, чтобы её разоблачили. А тебе она могла доверять, ведь она дружила с твоей матерью. Знаешь? Как у вас с Даной. Если бы вы двадцать лет не общались, ты бы всё равно пришла ей на помощь в трудную минуту, ведь так?

Джули кивнула.

– Конечно.

– Я не собирался тебя обманывать. Был уверен, что ты надолго не останешься. В нашей жизни больше никто не задерживается. Мы живём уединённо. Так что, когда ты написала Финну, я ответил. С тобой легко общаться, а мне так нужен был отзывчивый собеседник. Такой как ты.

– Надо было мне всё рассказать. После того, как ты узнал, что я остаюсь, ты должен был мне всё рассказать.

– Знаю. Мы с мамой из-за этого поссорились. Я не хотел, чтобы ты жила с нами, потому что она не желала раскрывать тебе правду, а я настаивал, что ты должна знать. Но она уже тогда заметила то, что мы все поняли позже. Что ты – просто находка для Селесты. И для всех нас. Ты стала жизненной силой, в которой мы все так нуждались. Я не прекратил переписку между нами – между тобой и Финном, – потому что впервые за долгое время я что-то чувствовал. Впервые за два года я смог быть собой, без всяких оговорок и оглядок на других. Ты меня освободила.

Джули пересекла комнату и встала перед Мэттом. Какие же страдания выпали на его долю. Она сделала ещё шаг и обхватила ладонями его лицо, чтобы он посмотрел ей в глаза.

– Мне так жаль.

Он не ответил, но она почувствовала, как он задрожал. Боже, какой измученный у него был вид.

– Почему ты на меня не кричишь? Ты ведь наверняка злишься, – наконец тихо спросил он.

– Мне слишком грустно, чтобы кричать. У меня нет права на тебя злиться, понимаешь? Ты потерял брата, поэтому мне злиться не положено.

Он поднял руки и положил ей на запястья.

– Я вовсе не хотел, чтобы всё так запуталось. Я не специально. – Голос у него дрожал.

Джули нежно погладила его по щеке и пробежала пальцами по его губам.

– Ничем хорошим это бы никогда не кончилось. Ты ведь понимаешь?

– Могло бы.

– Нет. Слишком много лжи, – проговорила она.