* * *

Вернувшись в свою комнату, Джейсон первым делом вызвал камердинера и велел приготовить себе крепкого кофе, чтобы немного взбодриться и снять накопившуюся усталость. Самым лучшим сейчас было бы улечься в постель, но спать, однако, совершенно не хотелось. Раздвинув голубые занавеси, граф распахнул окно, впуская в комнату утренний свет. Со стороны парка не доносилось ни звука, он был погружен в такую же тишину, как и весь дом, в котором давно закончился маскарад. Что ж, самое время подвести итоги этого напряженного и непростого месяца.

Итак, его более чем короткий роман с Катрин де Шатовье закончился. Романтическая история оборвалась так неожиданно и бесславно, как он даже и не предполагал. Невинная очаровательная девушка, сумевшая завоевать его сердце, оказалась шпионкой. Все его терзания, сомнения и борьба с самим собой были ни к чему. Катрин никогда не испытывала к нему нежных чувств. Во всех ее поступках был холодный расчет. Нет, пожалуй, не расчет, а страх за жизнь отца. Это несколько меняет дело, хотя и не оправдывает ее. И все же это обстоятельство обязывает его к некоторой снисходительности.

Гневно стукнув кулаком по столу, Джейсон резко поднялся с кресла и заходил из угла в угол. Снисходительность? Черта с два! Катрин не должна была играть с ним и делать из него последнего болвана. Почему она не доверилась ему, разве он не доказал, что вполне заслуживает этого? Но нет, она продолжала вести недостойную игру и пошла даже на то, чтобы лечь с ним в постель. О Боже! Согласиться на близость, чтобы полностью завоевать его доверие и проникнуть в Мелверн-парк! А что же она собиралась делать потом, если бы ей удалось выкрасть эти проклятые письма? Бесследно исчезнув из его жизни?

Последняя мысль привела Джейсона в такое бешенство, что он с трудом подавил желание броситься в ту комнату, где сейчас спала Катрин. Ему хотелось разбудить ее и вытрясти признание любым способом. Но, чуть поостыв, Стенфилд заставил себя успокоиться и не делать этого. Он и так достаточно измучил ее за эту ночь, к чему причинять ей новые страдания? В любом случае, нужно думать о другом – как вытащить графа де Шатовье из французской тюрьмы и благополучно переправить его в Англию.

Приняв окончательное решение, Джейсон почувствовал себя немного лучше. Да, сейчас ему необходимо забыть о предательстве Катрин и сосредоточить все усилия на выполнении задуманного. А для этого нужна ясная голова.

Закурив, Джейсон принялся обдумывать план действий. Часа через три Катрин проснется. Еще два часа понадобится, чтобы отвезти ее в Лондон. При таком раскладе он уже к вечеру сможет оказаться в Брайтоне. Наверняка лорд Тилни и Сен-Реми еще будут там. Поддельные документы у него есть, отчаянные головы найдутся. А там пусть уж Сен-Реми хорошенько подумает, как проникнуть в Консьержери, ведь у него в Париже полно своих тайных агентов. В конце концов, дело хоть и крайне опасное, но не из числа из ряда вон выходящих. Вряд ли графа де Шатовье охраняют лучше, чем тех людей, которых им уже приходилось выручать из подобных ситуаций.

Позвонив, Джейсон снова вызвал камердинера и с ходу продиктовал ему короткую записку, которую приказал немедленно отправить в Брайтон.

– Как я понимаю, милорд, вы не будете заезжать в Мелверн-парк из Лондона, – уточнил привычный к таким делам слуга. – Мне подготовить все необходимые вещи, как и в прошлых случаях?

– Да, Бакстер, пожалуйста, сделай все что нужно, ты ведь сам знаешь… – Граф постарался изобразить беспечную улыбку, заметив тревогу в глазах преданного слуги. – Не стоит беспокоиться, все должно закончиться благополучно. Но в Мелверн-парк я действительно вернусь не скоро.

Он хотел добавить «если вообще вернусь», но побоялся искушать судьбу. Глупо разыгрывать из себя бесстрашного смельчака, когда предприятие предстоит и в самом деле опасней некуда.

Глава 13

Последующие за роковой ночью несколько дней Катрин прожила словно в тумане. Никогда еще время не тянулось для нее так невыносимо медленно, даже когда она с отцом находилась в Консьержери. Доставив юную леди в особняк Кемпбеллов, граф Мелвернский исчез из ее жизни. Выезжая вместе с сестрой в свет, Катрин надеялась встретить Джейсона на каком-нибудь балу или в театре, но, по-видимому, его не было в Лондоне, а расспрашивать о его местонахождении Вирджинию девушка не решалась. Больше всего она страдала оттого, что не могла ни с кем поделиться своими мыслями, тревогой за судьбу отца. Иногда Катрин мучительно хотелось рассказать сестре о событиях в Мелверн-парке, выплакаться на ее груди и, хотя бы на короткое время, найти успокоение. Но ведь в таком случае пришлось бы выложить Вирджинии всю правду о цели своего приезда в Англию. А если после этого сестра с презрением отвернется от нее, не сможет простить, что она сразу не доверилась ни ей, ни маркизу Энтони? Была у Катрин и другая боль, которая день ото дня все сильнее терзала ее душу, – боль от сознания того, что она отдала свою честь человеку, который считает ее низким, жалким существом. Со стыдом вспоминая произошедшее, Катрин корила себя за легкомысленность. Ведь даже если бы Джейсон и не узнал о ее истинных намерениях, то все равно после той ночи наверняка перестал бы уважать. Хотя и сам Стенфилд вел себя весьма неподобающим образом: под предлогом заботы о ее репутации он заманил ее в спальню и соблазнил. А она? Поддалась так быстро, что графу даже не пришлось ее уговаривать.

«Ну почему, почему я сделала это?» – много раз Катрин задавала себе этот мучительный вопрос. И не находила на него ответа, потому что в ее сердце не было сейчас и десятой доли того чувства к графу Стенфилду, что она испытывала до той кошмарной ночи. Казалось просто немыслимым, что она могла влюбиться в этого ужасного человека. Теперь, зная, насколько Стенфилд может быть жесток, Катрин не могла избавиться от страха, который поселился в ее душе. В руках графа сейчас находилась судьба отца, да и ее собственная. Как он распорядится ее тайной? Катрин убеждала себя, что из уважения к ее отцу Джейсон не станет доносить на дочь. И все же каждое утро с замиранием сердца ждала, что за ней придут, чтобы отвести в тюрьму как шпионку враждебной Франции.

Однажды, возвращаясь с Вирджинией с прогулки по Сент-Джеймскому парку, Катрин увидела перед особняком Кемпбеллов незнакомый экипаж. По торжественным лицам слуг было понятно, что случилось нечто особенное. Сперва она испугалась, но, увидев, как лицо дворецкого расплылось при их приближении в добродушной улыбке, успокоилась.

Войдя в гостиную, сестры так и замерли на пороге: в кресле перед большим мраморным камином сидел, потягивая бренди и беседуя с маркизом Энтони, их отец, граф Анри де Шатовье. Живой и невредимый. Он почти не изменился, только несколько новых морщинок пролегло на его благородном лице.

* * *

Целую неделю Катрин чувствовала себя самой счастливой на свете. Ее любимый отец снова был рядом, в безопасности, а его бунтарский дух не сломило даже пребывание в тюрьме Консьержери. Вирджиния радовалась не меньше сестры – ведь она уже и не надеялась когда-нибудь снова увидеть свою семью в полном составе. Светские балы и приемы пока что оказались забыты. Все свое время сестры посвящали заботам об отце, бесконечным разговорам и воспоминаниям о былых временах.

В один из вечеров Кемпбеллы должны были отправиться на прием в резиденцию принца Карлстон-хауз, от которого нельзя было отказаться. Вирджиния собиралась взять с собой и Катрин, чтобы представить ее влиятельным особам. Но накануне раута граф де Шатовье задержал младшую дочь после обеда, как-то странно посмотрел на нее и ласково попросил:

– Пожалуйста, дорогая моя, не уезжай сегодня никуда с сестрой. Нам с тобой нужно серьезно поговорить, а откладывать этот разговор больше нельзя.

Катрин кивнула, потому что просьбы отца всегда звучали для нее приказом. Анри де Шатовье принадлежал к тем людям, с которыми трудно было не согласиться, если они на чем-то настаивают. Но внутренне она вся сжалась. Неужели отец все-таки узнал о ее предательстве? Он пока еще ни разу не обмолвился о том, что ему что-то известно, и все же… Такие стойкие роялисты, как граф де Шатовье, были готовы скорее умереть, чем пойти на сговор с врагами короля. Найдется ли в его любящем сердце оправдание для дочери, едва не опозорившей честное имя семьи ради того, чтобы спасти ему жизнь?

Катрин так нервничала, что не смогла скрыть волнение от отца. Усадив ее рядом с собой на диван, Анри де Шатовье приобнял девушку, слегка взъерошил ее аккуратно завитые локоны и с понимающей улыбкой сказал:

– Не нужно так волноваться, доченька, ведь я не собираюсь за что-то тебя ругать. Нам нужно обсудить один очень интересный вопрос.

– Что обсудить, папа? – с тревогой спросила Катрин. – Разве мы еще не обо всем переговорили за то время, что ты находишься в кругу семьи?

– Нет, не обо всем. – Граф де Шатовье улыбнулся странной улыбкой, невольно насторожившей Катрин. – Самой важной темы мы еще даже не коснулись. И, надеюсь, что самой приятной.

У Катрин отлегло от сердца. Значит, отец все-таки ни о чем не догадывается, а все остальное не важно. Но тут граф задал ей вопрос, от которого девушке чуть не стало плохо:

– Почему за всю неделю ты ни разу не упомянула про графа Стенфилда?

– Что? – У Катрин пересохло во рту. – Как… как ты сказал, папа?

– Мне следовало спросить об этом намного раньше, но я ждал, что ты сама мне обо всем расскажешь, – с легким упреком произнес он. – Неужели ты разучилась доверять мне, Катрин?

– Ты познакомился с графом Стенфилдом! – Катрин в ужасе всплеснула руками. – Но, Боже мой, когда и как это случилось?

– Это известие привело тебя в смятение, да? Что ж, понимаю. Граф Стенфилд рассказал мне, что, перед тем как он отправился во Францию, вы немного повздорили…

– По… повздорили?! Это он так тебе сказал?

– Мне известно также и то, что это он помог тебе бежать в Англию, а потом опекал тебя все это время. Разумеется, он не мог рассказать тебе, что едет в Париж, чтобы спасти твоего отца. Ты бы сошла с ума от беспокойства, если бы узнала об этом!

– Так это он помог тебе бежать из Консьержери? Почему же ты до сих пор не сказал об этом? Я до сегодняшнего дня была уверена, что тебе помогли друзья!

Граф де Шатовье посмотрел на дочь тем снисходительным взглядом, каким обычно смотрят на неразумного ребенка.

– Я намеренно молчал, надеясь, что ты догадаешься сама. Катрин, ну а кто же еще, по-твоему, мог это сделать? Разве много найдется смельчаков, готовых рискнуть жизнью ради абсолютно чужого человека? Однако смелый и благородный джентльмен способен совершить невозможное ради дамы своего сердца.

– Тогда речь идет явно не обо мне. – Катрин нервно закусила губу. – Граф Стенфилд ненавидит меня.

– Кто тебе сказал такую глупость?! – возмутился граф.

– Кто? Он сам мне об этом и сказал.

– Неужели? – в голосе отца послышалось раздражение. – Прости, дорогая, но ты несешь какую-то чушь. У меня сложилось на этот счет совсем иное мнение.

Граф де Шатовье бросил на дочь пытливый взгляд. Катрин густо покраснела и опустила глаза. Конечно, с усмешкой подумала она, ведь граф Стенфилд наверняка не стал рассказывать отцу о том, что на самом деле произошло в Мелверн-парке. А уж она сама не сделает этого и подавно. Но к чему весь этот разговор? Словно прочитав мысли дочери, граф де Шатовье взял Катрин за руку и торжественно объявил:

– Лорд Стенфилд сделал тебе предложение, Катрин, и, разумеется, я уже дал согласие. Ваша свадьба состоится ровно через месяц, в конце лондонского сезона.

– Ты так и сказала ему? Что никто не заставит тебя выйти за Стенфилда? И что же отец? Наверное, он просто рвал и метал! О, мне так давно не доводилось видеть его в гневе, но я отлично помню, что это такое!

– Можешь не сомневаться, его гнев был ужасен. Но это еще не самое страшное, Вирджиния. Хуже всего то, что когда отец успокоился, то категорично заявил, что выдаст меня за Стенфилда в любом случае, хочу я того или нет. И ты знаешь, что он сделал сразу после нашего разговора? Написал Стенфидду, чтобы тот готовился к свадьбе. А затем послал объявление в «Таймс» о помолвке. Вот, полюбуйся! Сегодня весь Лондон судачит о предстоящей свадьбе. Бедная, но отважная француженка-эмигрантка покорила сердце неприступного владельца Мелверн-парка!

Протянув сестре измятую газету, Катрин откинулась на подушки и поправила мокрое полотенце на лбу. Уже двое суток ее мучила сильная мигрень.

– Да, это и в самом деле самое неприятное, – подавленно заметила Вирджиния. – До этого проклятого объявления еще можно было надеяться, что тебе сделает предложение кто-нибудь из твоих лондонских поклонников и ты сможешь обвенчаться тайно. Отец был бы вне себя, но ему пришлось бы смириться с неизбежным. Но теперь все кончено. Ты помолвлена, а это значит, что в глазах светского общества ты уже являешься собственностью графа Мелвернского.