И может быть, именно поэтому он не отпускал Кори – потому что не выносил никакого давления на себя и старался доказать, что они ошибаются.

Это, конечно, одна лишь причина. Другая заключалась в том, что его покойная жена была слишком крепко связана со своими родителями. Поэтому они считали себя вправе бесцеремонно вмешиваться во что угодно. Майка такое положение не устраивало.

Но даже и это не было главной причиной его решимости растить дочь самому. Кори – его дочь, его дитя. Она была той малышкой, которая подарила столько радости им с Бэкки. А выросла она чужой ему.

Это его вина. Он путешествовал по всему миру в поисках нефти, и на семью времени не хватало. Он слишком мало бывал дома, а Кори не понимала, почему его не было рядом, когда он был ей нужен. Вот малышка и обижалась на него. Он понимал возмущение Кори и мучился из-за ее нарастающей обиды. Что значила для нее их с Бэкки мечта о конном заводе? Бэкки согласилась сидеть дома с дочкой, в то время как он мотался по всей планете. И оба они с нетерпением ждали, когда же их мечта станет реальностью.

Где еще мог геолог заработать столько денег, сколько получал Майк, как не на тех далеких месторождениях нефти? Деньги, большую часть которых они откладывали. Каждый доллар приближал то время, когда они опять станут семьей. Это ожидание делало их жизнь относительно сносной.

А затем все изменилось.

Сначала Бэкки стала замкнутой. И чем дальше, тем больше. Потом ее болезнь. Она уничтожала их сбережения так же безжалостно, как рак высасывал жизнь из ее тела. Их мечта разрушилась со смертью Бэкки, как карточный домик.

Горе девочки было велико. Но не менее велики были его собственное смятение и растерянность. Такой страшный удар. И вместо того, чтобы сблизить, общая беда разделила их.

Когда через три дня после похорон Кори увидела, как он укладывает вещи, чтобы лететь обратно в Саудовскую Аравию, она устроила истерику. Она не хотела иметь с ним ничего общего. Ни сам Майк, ни родители Бэкки не могли объяснить ей причину его отъезда. Кори ничего не хотела слышать об их практически банкротстве или о том, что значительная сумма, которую Майк заработает в последующие шесть месяцев, позволит ему занять другую должность, и ему больше не придется отлучаться в длительные командировки.

Это место он и занял здесь, в Лонг-Бич, штат Калифорния. Город был так же далек от Марбл-Риджа, как луна. Но здесь тоже было общество, в котором Майк надеялся начать новую жизнь для себя и для своего ребенка. Наверстать потерянное время, снова стать семьей. Но пока что тот месяц, что они провели здесь, принес только разочарование.

Майк заехал на стоянку возле супермаркета. Ходить за продуктами стало теперь одной из многих новых составляющих его жизни.

Он блуждал с тележкой между рядами, стараясь вспомнить составленный утром список нужных продуктов.

Заметив знакомую рыжеволосую женщину, которая жила через две двери от него, Майк резко изменил маршрут. Сорокалетняя, разведенная и до сих пор довольно привлекательная Памела Свигерт была первой, кто пригласил его и Коринну в гости. У нее было двое детей со странными именами: дочь, Латиша, ровесница Коринны, и мальчик, Уорлок, двенадцати лет.

Латиша училась в другой школе, но девочки завязали дружбу, хотя и довольно вялую. Майк не препятствовал контактам двух абсолютно непохожих друг на друга подростков, и все же он был не в восторге от перемен во внешности Кори под влиянием Латиши. Коринна превратилась чуть ли не в оборванца – с коротко остриженными и обесцвеченными волосами.

Что касается Памелы Свигерт, то она, как только узнала, что мистер Паркер вдовец, тут же попыталась завязать более тесное знакомство.

Но у Майка не было ни времени, ни желания начинать романтическую связь с кем бы то ни было. Тем более с соседкой.

Вот почему Майк старался избегать встреч, когда это было возможно. И сейчас он улизнул из отдела замороженных продуктов, где ему надо было кое-что купить. Пицца – любимая еда Кори, и Майк полагал, что, если он купит ее к обеду, предстоящая беседа пройдет немного легче. Еще он купит ее любимое мороженое. Как только путь к нему будет свободен.

Майк отошел на несколько шагов и заглянул за угол. И еле сдержался, чтобы не выругаться, когда столкнулся нос к носу с Памелой Свигерт.

– Майк, – радостно воскликнула она, хлопая длинными черными ресницами. – Я так и подумала, что это вы тут крались минуту назад. – Она кокетливо ударила его по руке. – Не от меня ли вы прятались?

– Конечно, нет. – Майк изобразил улыбку. – Просто немного задумался.

– Проблемы? – Памела немедленно превратилась в само сочувствие. – Я могу помочь?

– О, нет. – Боже упаси! Чтобы сменить тему, Майк вытянул шею, заглядывая за ее спину. – Я хотел купить пиццу.

– Пиццу? – Памела от удовольствия пронзительно взвизгнула, указывая на две большие коробки в своей тележке. – Что вы на это скажете? Гениальные люди мыслят одинаково! У меня здесь достаточно, чтобы вы присоединились ко мне и Уорли за ужином. Это будет превосходно. Ну же, – настаивала она, хватая его за руку, – не будьте занудой.

Майк покачал головой, вежливо улыбнувшись, и в то же время осторожно, но твердо убрал пальцы Памелы со своей руки.

– Спасибо за приглашение, – сказал он. – Но я боюсь, что сегодня мы не сможем принять его.

Памела улыбнулась.

– Так как под «мы» вы подразумеваете себя и Коринну, дорогой мой, то я полагаю, вы еще не в курсе.

– Не в курсе чего? – Майк насторожился.

Легкий смешок Памелы не рассеял ощущения беспокойства.

– На Милтонском стадионе рок-концерт. Я подвезла туда девочек полчаса назад.

– Что? – Майк был вынужден опереться обеими руками о тележку, чтобы сдержать порыв схватить эту женщину и тряхнуть ее как следует. – Вы отвезли Коринну на рок-концерт без моего разрешения?

Увидев, насколько он взбешен, Памела побледнела и пробормотала:

– Н-ну... – Потом все-таки сумела собраться и с негодованием сказала: – Я думала, вы ей разрешили.

– Она так сказала?

– Нет. – Памела откинула назад свои блестящие волосы. – Но у нее же были деньги.

– Деньги? – Как раз этим утром Коринна потребовала свое пособие, пятнадцать долларов, потому что у нее кончились деньги. Майк ответил, что она их получит, когда выполнит домашние обязанности. – Сколько у нее было денег? – спросил Майк, и у него засосало под ложечкой.

– Пятьдесят долларов.


Майк вернулся домой. Итак, у нее было пятьдесят долларов. Голова его шла кругом. Его дочь теперь не просто непослушный ребенок не в ладах с самой собой, своим отцом и обстоятельствами, она – воровка. Воровка!

Опускаясь на табурет возле кухонного стола, на котором стояли коробка с хлопьями и две миски, что свидетельствовало о поспешном отъезде, он чувствовал себя премерзко. Такое предательство!

Опираясь локтями о стол, Майк погрузил пальцы в волосы и задумался. Надежда сблизиться с дочерью покидала его. Что сказала ему учительница Коринны? «Время, терпение и любовь, мистер Паркер. Вот что нужно вашей дочери сейчас. Ну, разумеется, она должна выполнять необходимую работу по дому, а в школе – придерживаться установленных правил».

Ну и что бы вы сказали сейчас, мисс Маккензи?

Майк поднял голову. Он оглядел уютную кухню, его глаза перебегали с одного предмета на другой, как будто он видел их впервые, а ведь они привезли их из Айдахо. Его взгляд остановился на белой фарфоровой кошке с чуть оббитой черной лапой.

Это был кувшин Бэкки, сейчас используемый в качестве копилки – мало какие случаются непредвиденные расходы! Пара сотен долларов на всякий пожарный случай. Так было заведено в его родительском доме.

Медленно, не отрывая глаз от кошки, Майк поднялся со стула и подошел к полке, на которой она стояла. Он долго смотрел на нее, раздумывая, проверить или нет. Не хотелось. Как-то спокойнее, если не знаешь правды.

Трусость? Нет.

Стиснув зубы, Майк схватил кувшин, поднял крышку и заглянул внутрь. Сердце гулко стукнуло, когда его пальцы нащупали несколько банкнот. Как будто было бы лучше, если бы Коринна украла деньги у чужих. Он вынул банкноты и развернул их. Три по двадцать и десятка.

Опустив подбородок на грудь, Майк сжал деньги в кулаке.

Исчезло сто тридцать долларов.


ГЛАВА ВТОРАЯ


Был уже седьмой час, когда Хэлли въехала на своем стареньком желтеньком «фольксвагене» на подъездную аллею у двухквартирного дома, которым она владела пополам с матерью.

Белое оштукатуренное здание было построено еще до второй мировой войны. Каждая половина имела свое собственное крыльцо, ведущее на собственную веранду и к отдельной входной двери. Газон, чуть больше коврика, разделял два крыльца, по обе стороны которых были высажены цветущие кустарники.

Гараж на одну машину стоял у каждой половины дома, но ни Хэлли, ни ее мать не использовали это маленькое, приземистое здание по его прямому назначению. Для Хэлли оно служило складом, а Эдит Хэллоран Маккензи превратила гараж в студию, где она колдовала над своими потрясающими произведениями из цветного стекла.

Отворяя входную дверь, Хэлли услышала телефонный звонок. Она бросилась на кухню, чтобы успеть поднять трубку, но споткнулась о своего кота, Чосера, который, как обычно, путался под ногами. Кот заорал, выражая возмущение и заглушив эпитет, которым его наградила хозяйка. Хэлли схватила трубку, как раз когда телефон внезапно затих.

Гарнет Блумфилд, подумала она, мрачно взглянув на аппарат. Со вздохом досады она швырнула набитую сумку на ближайший стул, а ключи – на кухонный стол. Наверное, звонила, чтобы сделать выговор за пропуск занятий по аэробике.

Но у нее не было выбора.

Хэлли нагнулась и рассеянно погладила Чосера, который вился вокруг ее ног, рассчитывая привлечь внимание хозяйки и получить извинения. Она нервничала. Встреча с Майком Паркером была необходима, но – проклятье – этот учебный год должен был стать началом новой главы в ее жизни. Гороскоп говорил о том же. И счет в банке. Весной она надеялась освободиться от всяческих тягот и осуществить перемены в жизни.

Меньше чем через год, в июне, она собрала бы вещи, сдала дом в аренду и отправилась бы во Флоренцию в годичный отпуск, который всегда был ее мечтой. Если не всегда, то по крайней мере с того времени, как один студент-медик еще в колледже излечил ее от излишнего романтизма.

Прежде чем начать путешествие, она планировала стать абсолютно другим человеком. Во-первых, она намеревалась похудеть. Далее в плане были длинные гладкие волосы, которые легко уложить в классический пучок. Хэлли также хотела изменить свой гардероб, составив его из вещей все в том же классическом стиле, в основном в черном, темно-сером и кремовом тонах, которые никогда не выйдут из моды. Особенно в Европе.

– Со временем я собираюсь стать совсем другой, Чосер, – пробормотала она и, выпрямляясь, издала еще один досадливый вздох. Сегодняшние занятия по аэробике должны были стать первым шагом на пути к Флоренции. Завтрашние занятия по итальянскому были бы вторым шагом. – И ничто не сможет этому помешать, – сообщила Хэлли коту. Живя одна, она приобрела привычку разговаривать с Чосером. – Я слишком долго этого ждала, чтобы дать сбить себя с толку чужими проблемами. Ну, ладно. – Понимая, что кот голоден и одними словами в качестве ужина удовольствоваться не согласен, она взяла из буфета банку с кошачьим кормом, открыла ее и выложила еду в миску. – Если ты не собираешься слушать, можешь есть. – Она поставила миску на пол. – Вот. Хватит жаловаться.

Чосер накинулся на еду, как будто его неделю не кормили. Хэлли наполнила другую миску водой, поставила ее рядом с первой и включила радио.

«Полиция применила слезоточивый газ и водометы, чтобы усмирить сотни подростков на Милтонском стадионе, после того как популярная рок-группа «Липинские ящерицы» неожиданно отменила свое запланированное выступление...»

Потрясенная услышанным, Хэлли застыла над раковиной с чайником в руке. Нет сомнений, что среди ребят, участвовавших в потасовке, были и ее ученики.

«Имеются раненые и один погибший. Подробности в...»

Хэлли не стала слушать дальше. Ее твердое намерение не вмешиваться ни в какие внеклассные происшествия было забыто, она схватила ключи и вылетела на улицу. От ее дома до стадиона было не так далеко. По пути туда Хэлли несколько раз нарушила правила дорожного движения, игнорируя красный свет и ограничения скорости. Она не могла отделаться от ощущения, что нужна на месте происшествия.

На улице, ведущей к стадиону, царило столпотворение. Хэлли вышла из машины за несколько кварталов и остальной путь проделала бегом. Патрульные машины с горящими фарами и полицейские в бронежилетах преграждали путь беспорядочно движущейся толпе. Несколько карет «Скорой помощи» стояли тут же с включенными сиренами. Воздух пропитался запахом серы, и зловонный туман нависал над этим кошмарным зрелищем. Шум был невероятный – пронзительные и озлобленные крики людей пробивались сквозь рыдания и проклятия. Отчаянные вопли прерывались сиренами и стуком полицейских дубинок о спины тех, кто все еще продолжал бунтовать.