Сьюзен Кинг - Любовь цыганки

Нона, что-то бормоча, протянула Скотту сверток. Он взял его, не понимая, что от него хотят, и вопросительно взглянул на Тамсину.

– Бабушка говорит, чтобы вы переоделись в это и сидели в кибитке.

– Нет. Я должен идти.

Мужчина натянул на себя рубаху, сдержав рвущийся наружу стон, когда просовывал раненую руку в рукав. Затем он выхватил дублет из рук девушки и попытался накинуть его на себя. Но тут Нона с силой оттолкнула его.

– Какого черта ей надо? – возмущенно спросил он у девушки.

Мужчина натянул дублет, тяжело дыша от боли, и надел на голову шлем. Затем он одной рукой приподнял стальную нагрудную пластину, но Нона хлопнула по ней и разразилась потоком цыганской брани. Звуки конских подков и крики мужчин становились все громче.

– Пожалуйста, Уильям Скотт, прислушайтесь к ней, – Тамсина подошла к нему и дернула на себя кирасу, которую он собирался надеть. – Бабушка говорит, что вы должны прятаться здесь, пока эти люди не уедут. Мы не скажем им, что вы у нас.

– Прятаться? Не говорите вздор.

– Сделайте, как она велит, иначе вы нашлете беду на весь табор! Эти мужчины ищут вас. Они уже пытались вас убить!

– Я не буду прятаться от этих негодяев!

– Если кого-то убьют в таборе, даже рядом с ним, виновными объявят нас, ромалов. И мы будем наказаны. Положите это!

Уильям замер. Девушка мешала ему застегнуть доспехи. Собственная неуклюжесть действовала мужчине на нервы. Скотт просто не мог противостоять двум рассерженным женщинам, которые вознамерились остановить его.

– Чего вы так испугались? – спросил он у Тамсины.

– Они вешают цыган ни за что ни про что!

– Никого не повесят, – отрезал Уильям, принявшись возиться с ремешками, скрепляющими две пластины кирасы.

– Если во время свадьбы моей двоюродной сестры случится что-нибудь плохое, ее брак будет проклят! Несчастья вечно будут преследовать жениха и невесту.

– Чушь, – твердо заявил шотландец. – Я уведу всадников подальше от табора. Никакого несчастья это никому не принесет. Я отделаюсь от них без труда… – он повернулся, чтобы приподнять дверную занавеску. – А потом вернусь за вами…

Нона схватила его за руку. Уильям едва не взвыл от боли. Старуха что-то быстро тараторила по-цыгански, размахивая узлом, зажатым в ее руке.

– Пожалуйста… Прошу, Уильям Скотт! – взмолилась Тамсина. – Вы не понимаете. Это очень плохо.

– Почему плохо? – спросил мужчина.

От боли у него перехватило дыхание. При этом он пытался освободиться от цепкой руки Ноны.

– Не выходите отсюда. Если все-таки что-нибудь нехорошее случится, будут винить меня. Я этого просто не вынесу. Эти люди считают меня вафри бак. По их мнению, – тихо сказала девушка, – я приношу несчастье. Некоторые ромалы верят, что им не везет всякий раз, когда я рядом.

– С чего они это взяли? Может, все из-за того, что вы наполовину шотландка?

Девушка покачала головой, плотнее сжимая левую руку и пряча ее за спину.

– Пожалуйста, ждите здесь. Позвольте моему деду и другим цыганам спровадить этих мужчин подальше.

Она смотрела на него снизу вверх. Ее глаза были похожи на два зеленых омута. В них светилась искренняя и страстная мольба, которая проняла Уильяма до самого сердца.

– Что с вами, девушка? – спросил он. – Что вас так беспокоит?

Тамсина покачала головой.

– Пожалуйста, Уильям Скотт. Вы говорили, что обязаны мне жизнью. Так сделайте одолжение, останьтесь в кибитке.

Уильям вздохнул и взял узелок из рук Ноны.

– Ваш дед ведет их прямиком сюда, – прошептал Уильям спустя некоторое время.

Он стоял рядом с Тамсиной и выглядывал в щель, образовавшуюся между завешивавшей вход в кибитку холстиной.

Джон Фо шел к кибитке в сопровождении двух мужчин в стальных шлемах и кожаных куртках. Старый цыган остановился и заговорил о чем-то с англичанами.

– Они могут меня узнать, хоть одежда и цыганская. – Уильям окинул взглядом свой наряд. – Если они меня узнают, мира я вам обещать не могу. Они поймут, что я был с Джоком и Сэнди.

– Дед говорит им, что сегодня вечером он не видел никаких всадников Приграничья. Но теперь они захотели, чтобы египтянка погадала им перед тем, как двинутся дальше.

– Я слышал. Ваша бабушка может им отказать.

– Они предложили неплохо заплатить. – Пожала плечами Тамсина. – Моя бабушка очень известна среди гаджо как прорицательница.

Повернувшись, она что-то сказала сидевшей в глубине кибитки Ноне. Старуха замахала руками и заговорила приглушенным голосом:

– Что ей нужно? – поинтересовался Уильям.

– Она хочет, чтобы я вышла, поговорила с мужчинами и предсказала им будущее.

С этими словами девушка нагнулась над корзиной и извлекла оттуда бледный шелковый шарфик, который обмотала вокруг левой руки.

– Я знаю их язык, поэтому смогу погадать по руке быстрее, чем Нона, и они уберутся отсюда.

– Артур Масгрейв узнает вас, – тихо произнес Уильям.

– Да, – согласилась Тамсина, – может, и узнает. Однако мне здесь ничто не угрожает. К тому времени, как он расскажет о нашей встрече отцу, меня здесь не будет.

– Да, в Рукхоуп поедете…

Девушка пожала плечами и ничего не ответила.

Уильям смотрел поверх ее головы на мужчин, беседующих с Джоном Фо в мерцающем свете костра.

– Очень хорошо, – решительно заявил мужчина. – Мы выйдем вместе.

– Мы? Они не должны вас видеть!

– В этой одежде я похож на цыгана, если буду держаться поодаль, конечно.

Уильям оглядел свое одеяние, состоящее из коричневой шерстяной блузы, шелкового яркого шарфа, повязанного вокруг шеи, широкополой соломенной шляпы и полосатого плаща, закрывавшего его левую руку так, что не видно было, что она на перевязи. Нона настояла, чтобы он стащил с себя сапоги незер-стоксы[37]. Теперь Уильям остался без обуви, а бриджи доходили ему до колен.

– Они не заметят меня среди других, – твердо заявил Скотт.

– У вас темные волосы, как у рома, и вы намного выше, чем другие. А еще у вас бледная кожа. Бабушка предложила натереть вам кожу соком грецкого ореха на жиру, чтобы она казалась смуглее, но уже нет времени.

– Я, возможно, и позволил бы вам меня натереть, – растягивая слова, произнес Уильям, – вот только у вашей бабушки – рука как у кузнеца… Я выхожу.

Девушка потянулась нахлобучить шляпу ему на глаза.

– По крайней мере, это затенит ваши голубые глаза.

– У вас зеленые глаза, но при этом вас считают цыганкой, – заметил шотландец.

Нона что-то порывисто произнесла приказным тоном. Тамсина ответила ей, словно извиняясь.

Уильям вопросительно приподнял брови.

– Она не хочет, чтобы я с вами разговаривал?

– Бабушка говорит, что я не должна стоять так близко, когда говорю, или прикасаться к вам. Так нельзя, если вы за мной не ухаживаете…

Нона снова заговорила, помахивая у себя перед носом крючковатым пальцем.

Уильям перевел взгляд на Тамсину.

– Я не должна с вами разговаривать, только переводить. В противном случае вы должны пойти к моему деду и попросить позволения за мной ухаживать. Она говорит…

У Тамсины перехватило дыхание. Девушка отвернулась. Нона продолжала что-то вещать.

– Сдается мне, те мерзавцы представляют для меня меньшую угрозу, чем ваша бабуля, – заметил Скотт. – Что она теперь говорит?

Тамсина смотрела в щель в завесе на выходе из кибитки.

– Она говорит, что ни один ром не захочет меня в жены, если я буду вести себя столь легкомысленно. То же относится и к шотландцам. Я не только, как считают, приношу несчастья, я еще плохо себя веду.

Нона снова заговорила. Уильям вопросительно взглянул на Тамсину.

– Ваша бабушка произнесла мое имя, девушка. Что она сказала? Я должен знать.

– Она говорит, что даже вы, Уильям Скотт, не возьмете меня замуж, пусть даже вам нужна жена. Бабушка прочла это на вашей руке, – девушка вызывающе приподняла свой подбородок. – Это вы хотели услышать?

– Прошу прощения, – произнес Уильям. – Из-за меня у вас одни неприятности. Передайте бабушке, что вина полностью лежит на мне.

– Это мне надо извиняться. Мои старики придерживаются традиций ромалов. В отношении женщин наши обычаи весьма строги. Лично я особо не переживаю, поэтому бабушка иногда сурова со мной. Впрочем, вы ей пришлись по душе. В противном случае она бы не позволила нам вот так стоять и беседовать. Мне вообще не следует с вами разговаривать, разве только тогда, когда она захочет что-то вам передать.

– Вижу, вы девушка непокорная, – произнес Уильям.

Стоя в темноте рядом с ней, мужчина заметил через щель какое-то движение снаружи кибитки. Девушка завела левую руку, обмотанную шелком, себе за спину. Уильям отметил, что Тамсина старается прятать эту руку при малейшей возможности. Интересно, что с ней не так? Уильям решил, что, скорее всего, это детская травма. Девушка сама признавалась, что плохо ей владеет. Она не позволяет ее хорошо рассмотреть. Пожалуй, дело в шрамах. Лично ему было непонятно, чего здесь стыдиться.

Нона встала между ним и внучкой, накинула на голову девушки темный мягкий платок и повязала его. Взяв внучку за руку, старуха сказала что-то, а затем вывела ее из кибитки.

Уильям проводил их взглядом. В свете костра Тамсина и Нона подошли к Джону Фо. Тот что-то сказал Артуру Масгрейву и его спутнику, а затем отошел.

Артур развел руками и окинул взглядом табор. Скорее всего, он спрашивал Тамсину о чужаках. Девушка отрицательно замотала головой.

С беспечным видом Уильям слез с кибитки и пошел по поляне. Шляпу он низко надвинул на лоб, а полосатый плащ делал его неузнаваемым. Проходя мимо, он кивал кое-кому из цыган, однако почти никто не глядел в его сторону. Джон Фо кивнул шотландцу, желая поддержать его игру и сохранить мир в таборе.

Уильям подошел к деревьям, под сенью которых стояли Тамсина, Нона и англичане. Мужчина оперся плечом о тонкий ствол березы, растущей невдалеке от них. Взгляд его остановился на танцующих цыганах. Танцы, оказывается, возобновились. Мужчина осторожно повернул голову, чтобы иметь возможность слышать, о чем говорят у него за спиной англичане. Лицо его затеняла старая широкополая темная шляпа.

* * *

– Они будут отнекиваться до дня Страшного суда, но один из цыган наверняка их видел, – сказал Нед Форстер.

Англичанин был широкоплеч и грузен, ростом не выше Тамсины.

– Могу поклясться, что видел цыганку, которая ехала за спиной у одного из них, – добавил Форстер. – Это, часом, не ты была?

– Нет, рей, – спокойно ответила Тамсина.

Впрочем, видно было, что ее спокойствие было ненастоящим.

– Я приехала сюда на свадьбу двоюродной сестры. Если бы всадники проскакали через табор, мы бы их обязательно заметили.

– Я тебя узнал! – уставившись на нее, воскликнул Артур Масгрейв. – Ты полукровка Армстронга! Почему ты здесь? Что за дьявольскую интригу вы задумали?

– Никаких интриг, – возразила, вся сжавшись, Тамсина.

Она не смогла выдержать взгляда Артура, вспоминая, как веревка душила ее, сдавливая горло. Но, переведя дыхание, девушка заставила взглянуть англичанину в глаза и гордо вскинула голову.

– Я приехала сюда поговорить с цыганами, как хотел ваш отец.

– Он говорил Арчи, чтобы так и поступил, вот только твой отец утверждал, что обойдется и без твоей помощи. Я скажу отцу, что нам надо самим собирать людей, а не полагаться на приграничных грабителей и черных. И где сейчас Армстронг и Рукхоуп? Уильям Скотт должен был посадить тебя у себя. Какого дьявола он этого не сделал?

– Мы же преследовали шотландцев, – подал голос Нед. – А что, если среди них был Скотт из Рукхоупа?

– Если это так, мой отец очень рассердится из-за его предательства, – заявил Артур.

Скосив взгляд, Тамсина заметила, как Уильям Скотт приближается к ним. Шляпа и плащ ее деда делали шотландца неузнаваемым. Девушка едва не вскрикнула, когда ей в глаза бросилась бледная голая нога. Такая нога просто не могла принадлежать рому. К счастью, два англичанина не смотрели в его сторону.

Тамсина почувствовала облегчение, когда Уильям встал, опершись о ствол березы. Теперь он прятался в полумраке, а лицо его скрывали поля шляпы.

Она обменялась взглядом с бабушкой, стоявшей подле нее. В руке старуха зажала толстую сальную свечу. В ее пламени легче было бы читать по ладони. Тамсина смотрела на Артура. Именно он настоял на том, чтобы цыганка прочла по руке его будущее.

– Если хотите узнать свое будущее, то я должна зажать в руке серебряную монетку. Только в таком случае я смогу ясно видеть ваше будущее.

– Ты меня не обманешь. Я и сам могу видеть твое будущее яснее ясного, – зловещим тоном изрек Артур. – Тебя повесят.