Сьюзен Кинг - Любовь цыганки

Теперь она слушала балладу о красивом лэрде и молодой девушке, дочери его врага. Лэрд убеждает девушку, что ее любит. Та беременеет. Таким образом лэрд отомстил ее отцу за то, что в прошлом он повесил его отца.

«Что болит у тебя, моя Дженни?» —

Вопрошал, тревожась, отец.

«Ничего, лишь подарок от лэрда,

Только замуж он не берет».

Арчи положил на стол еще несколько карт. Кутберт продолжал петь.

– Рукхоуп специально соблазнил мать своей дочери, – тихо произнес он. – Она была из Гамильтонов. Теперь эта песня обрела большую популярность и разошлась на многих балладных листах. Все утверждают, что это чистая правда. Рукхоупа с позором выгнали со двора. Ты это знала? Он тебе рассказал?

– Нет, – прошептала Тамсина в ответ. – Он ничего этого мне не рассказывал.

– Ну хорошо, что ты от него наконец избавилась. Только подумать, что я предлагал тебе выйти за него замуж! Ни за что, – продолжал он, зло швыряя карты на стол. – Никогда бы я не позволил тебе выйти замуж за мужчину, который так подло поступил с девушкой. Слава Богу! Ты от него избавилась прежде, чем он успел тебя очаровать.

Тамсина кивнула. Кутберт завел очередную строфу. Дверь, ведущая в большой зал, со скрипом отворилась, Тамсина не повернула голову в ту сторону, даже когда узнала звук приближающихся к столу шагов. Кутберт умолк.

– Садитесь, Вилли Скотт, – сказал Арчи. – Уверен, что и вы хотите послушать балладу. Продолжай, Кутберт.

– Я уже слышал ее, – спокойно сказал Уильям.

– Да? И что вы о ней думаете? – спросил Арчи.

Тамсина взглянула на них. Уильям уселся на табурет, стоящий в нескольких футах от стола. Лицо бледное. Под глазами – тени. Скулы напряжены. Одет он был в рубаху, бриджи и чулки, без сапог и дублета. Руки спереди связаны.

– Пой, Кутберт, – проворчал Арчи.

И ушла в леса наша Дженни,

Прихватив с собою шелка,

Родила она дочь под кроной

И обмыла потом в молоке.

«Что случилось с тобой, моя Дженни?

Что ты прячешь под плащом?»

«Я слаба, умираю, отец мой», —

Едва слышно шептала дочь.

Тамсина думала о девушке, которую подло и жестоко обманул любимый теперь ею мужчина. Она не хотела верить, что Уильям причастен к этой трагедии, однако трудно было избавиться от образа, обнимающего тень девушки, которая носила в своем чреве его дитя.

Кутберт продолжал петь. Последняя строфа прозвучала, усиливая напряжение в зале.

Статный лэрд прискакал к своей башне,

Увозя с собой свою дочь:

«Никогда не видать тебе деда,

Ибо враг мне он с этих пор».

Тамсина подавила в себе желание расплакаться.

– Скажи мне, – глядя на Уильяма, произнесла она. – Это правда?

Он не отвел взгляда.

– Частично.

– Насколько частично? – спросила Тамсина.

– Я хочу знать, Рукхоуп, – прогремел Арчи. – Как вы могли так поступить с девушкой? Говорят, что в балладе рассказана правдивая история. Вы лишились королевской милости после того, как так с ней поступили. Дженни была фрейлиной Марии де Гиз.

Уильям молчал. Он смотрел на Арчи. Лицо его было безучастным, а вот в голубых глазах Тамсина увидела ярость. Девушка чувствовала, как у нее самой внутри волнами накатывает злость. Ей хотелось вскочить на ноги и заорать на всех – на отца, родню, Уильяма. Она чувствовала себя такой же преданной и сломленной, как Дженни Гамильтон, страдания которой растянулись во времени.

– Почему, – продолжал Арчи, – ты взял английские монеты и согласился выкрасть бедную малютку королеву у ее матери?

Уильям медленно опустил ресницы.

– Вижу, вы узнали все мои тайны, – наконец произнес он.

Тамсина вскочила на ноги.

– Скажи, что это неправда! – Сердце часто-часто барабанило в грудной клетке. – Скажи, что не обесчестил ту девушку лишь для того, чтобы отомстить ее отцу!

Он смотрел на нее сквозь полуопущенные ресницы.

– Я любил ее, – сказал Уильям, – однако сломал ей жизнь. Она умерла из-за меня.

Мужчина отвернулся.

– Господи, – прошептала девушка, – Боже мой…

Уильям смотрел на свои руки. Девушка видела, что в нем идет внутренняя борьба. Несмотря на злость и боль, которые бушевали внутри него, она вдруг почувствовала сострадание к этому человеку. Что бы он ни сделал, она все равно не сможет его разлюбить. Вот только девушка прежде не догадывалась, что любовь может так сильно ранить, словно камень, запущенный ей в самое сердце.

Слезы текли по щекам. Ей хотелось, чтобы Уильям сказал, что все это ложь, что он ничего плохого Дженни не сделал и не причастен к заговору, в котором замешан Джаспер Масгрейв. Однако она видела по лицу мужчины, что он признает свою ответственность.

– А как насчет королевы Марии? – спросил Арчи.

Тот взглянул на говорящего.

– Я дал слово не распространяться по этому делу.

– Но вы явно осведомлены о заговоре! – прорычал Арчи, хлопнув ручищей по столу.

Карты подскочили.

– Осведомлен, – согласился Уильям.

– Черт тебя побери! – взревел Арчи. – Я хотел полюбить тебя как собственного сына! Я думал, что ты похож на своего отца. Он был одним из самых славных сорвиголов Пограничья! Господи! Какой же ты презренный негодяй!

Арчи взъерошил свои волосы.

Тамсина отступила от скамьи, шагнув в сторону Уильяма. Колени ее дрожали. Щеки увлажнились от слез. Она видела, как он зажмурился, словно молча переживает душевную боль.

– Почему? – спросила она. – Зачем?

Уильям остановил на ней свой взгляд, который пронзил девушку до самого сердца.

– Тамсина, верь мне, – тихо промолвил он.

– Я тебе доверяла! – зло бросила она.

– Что? – воскликнул Арчи. – Рукхоуп! Если ты воспользовался доверием моей девочки…

Он грохнул кулаком по столу.

Уильям опять сомкнул веки глаз. Складка между его бровями выдавала сожаление и сдержанность. Потом он взглянул на Тамсину.

– Верь мне, – пылко повторил он.

Тамсина не могла отвести от него глаз. Уильям всем своим видом излучал силу.

– Тамсина! Отойди он него! – поднимаясь, приказал Арчи.

Кутберт и Рабби двинулись вперед и встали по бокам от него.

– Не верь ему, девочка, – сказал Кутберт.

– О Боже! – оказавшись между ними, простонала Тамсина, глядя на Уильяма. – Что мне делать? Папа рассказывает мне эти гадости насчет тебя и Масгрейва, а потом эта баллада… Ты говоришь, что там все правда. Ты знаешь о заговоре. А потом ты хочешь, чтобы я тебе доверяла? – голос девушки поднялся до крика. – Как я могла такое допустить? Господи! Как я могла вообще этого хотеть? Черт тебя побери!

Тамсина развернулась. Взгляд ее упал на колоду карт на столе. Всхлипнув, девушка зло смахнула их со столешницы. Карты яркими листочками упали ей к ногам.

– Я хочу знать, что еще этот негодяй взял у тебя? – прорычал Арчи.

– Ничего! – закричала она на отца. – Ничего!

Взгляд ее остановился на глиняном кувшине, стоящем на столе. В голове промелькнула молния. Схватив кувшин, девушка повернулась к Уильяму, высоко подняла его над головой и разбила у ног мужчины.

Звук бьющегося кувшина разнесся эхом в зале. Черепки разлетелись во все стороны. Вино залило пол и ноги Уильяму. Он смотрел ей прямо в глаза.

– Слава Богу, – медленно выговорил Арчи. – Я знаю, что разбитый кувшин значит в цыганскоим мире.

– Вилли Скотт тоже знает!

Развернувшись, Тамсина побежала к двери и распахнула ее.

– Тамсина! – услышала она крик Уильяма.

Арчи вторил ему.

Девушка с силой захлопнула ее за собой.

Глиняные черепки валялись у него под ногами подобно осколкам его сердца. Уильям тронул их носком и взглянул на Арчи. Он и его родичи смотрели на него как на убийцу. По правде говоря, Уильям чувствовал себя скорее самоубийцей. Темное вино у его ног напоминало кровь.

– Разбитый кувшин… – молвил Арчи. – Я не дурак. Я знаю, что это значит. У меня была жена из ромалов, цыганская свадьба. Что еще между вами произошло? Говори как мужчина или умри, сидя.

Рабби, пока Арчи все это говорил, положил руку на рукоятку кинжала в ножнах.

Уильям перевел дыхание и посмотрел на веревки, связывавшие ему запястья. Вид веревки всегда вызывал у него неприятное чувство, заставлял сжиматься сердце. Узлы… одинокое сиденье посреди комнаты… мужчины, взирающие на него… душевное опустошение… Все казалось ему таким знакомым.

Ему уже доводилось сидеть вот так много лет назад, связанным и беспомощным, онемевшим и разбитым после утраты любимого родителя. Сидеть и отвечать на вопросы. Вот только тогда ему было всего лишь тринадцать лет, и он не мог в полной мере осознать, чего же лишился.

Как-то так получилось, что утрата любви и доверия Тамсины произвела на него столь же разрушительное действие, как и смерть отца и последующее пленение, когда его вырвали из рук матушки и увезли далеко от родительского дома. Несколько секунд он не знал, как ему поступить, только тупо смотрел на глиняные черепки и винную лужу у своих ног… Он тяжело дышал… Не было ни мыслей, ни чувств… Прийти в себя никак не получалось…

Нет, он теперь не тот душевно израненный паренек, которым был когда-то. Он возмужал, подобно молодому дубку, который расщепили, и вырос в крепкий дуб. Случившееся сделало его не слабее, а сильнее. Он все переживет… как-нибудь…

Когда он вошел в зал, старик как раз выводил дрожащим голосом слова баллады. Взгляд его остановился на Тамсине. Ее красота была столь совершенна, что Уильям ощутил сильнейшую потребность быть с ней. А потом он заметил боль в ее глазах. Ее злость резанула ему душу. Путы на руках, допрос – все это разбередило старые раны. Баллада, словно петля, захлестнула его и потащила туда, куда ему совсем не хотелось.

Но еще более неожиданным и неприятным для него было то, как Тамсина расколотила кувшин. А еще он заметил боль и разочарование в глазах Арчи. До этого он и не подозревал, насколько важно ему уважение со стороны Арчи. Он оставался последним звеном, которое соединяло его с отцом, с памятью о том сорвиголове, каким юный Вилли и сам со временем хотел стать. Армстронг олицетворял собой те доблести, которые в свое время уважал Алан Скотт.

Вопросы, обвинения и подозрения заставили мужчину хранить гробовое молчание. Теперь он понимал, что допустил огромную ошибку.

Гордость и скрытность укоренились в нем очень глубоко, однако правда и откровенность были сейчас ему жизненно необходимы. Они стали бы целительным бальзамом для ран, нанесенных ему. Надо с чего-то начать. Лучше всего начать с того, что его сейчас больше всего волнует. Уильям приподнял свою голову.

– Арчи Армстронг, – тихо промолвил он, – я люблю вашу дочь.

Лицо Арчи побледнело.

– Ну я видел, как она с тобой развелась, – произнес он спокойно, при этом его рука сжимала рукоять кинжала.

– Да, – молвил Уильям. – Я думал обвенчаться с ней, как полагается, со священником, но она хотела обождать. Она дала мне ясно это понять…

– Вижу, вы были очень заняты эти две недели, – сверля его взглядом зеленых глаз, произнес Арчи.

– Пожалуй, но не так, как вам кажется, – ответил Уильям.

Он ждал, пока Арчи, окончательно побагровев от злости, раскричится либо нападет, однако Армстронг стоял на месте, этакий грубоватый великан, чесал себя по нечесаной гриве волос соломенного цвета и с озадаченным видом теребил себе ус.

– Вы ее любите, – произнес Арчи, – любите?

– Люблю, – подтвердил Уильям.

Вздохнув, он приподнял связанные вместе руки и почесал себе лоб.

– Господи, люблю. Вы понятия не имеете, как сильно люблю, – опустив руки, он взглянул на Арчи. – Девушка мучит меня. Клянусь небесами! Клянусь вам.

– Святой Спаситель, – глядя на него, промолвил Арчи. – Господи… Я верю вам… по крайней мере, в этом вопросе. – С шумом выпустив из легких воздух, Армстронг снова провел рукой по своим волосам. – А теперь я хочу выслушать остальное… и поживей…

– Я все расскажу как есть, – не отводя взгляда, сказал Уильям. – Я доверяю вам, Арчи. В противном случае я бы ничего не сказал. Я скажу это только вам.

Арчи взглянул на своих родственников.

– Сходите проведайте нашего пленника, принесите ему эля и хлеба. Не хочу нарушать закона гостеприимства, пусть даже Масгрейв и не знает, что стал моим «гостем».

– Есть кое-что, что вам следует узнать прямо сейчас, до того, как вы пойдете к Масгрейву, – сказал Уильям.

Арчи повернул голову.

– Слушаю, – требовательным тоном произнес он.

– Я поговорил с Масгрейвом до того, как за мной пришел ваш человек и отвел сюда. Между дверями наших камер совсем небольшое расстояние, – сказал Уильям. – Он был будто пьяный и говорил немного бессвязно, не так, как прежде. Вы его тоже сильно ударили по голове, как и меня?