— Зачем вернулась? Ему пятнашку впаяли. Так что могла и не дергаться, сидеть в Австрии или еще куда дернуть.

— Я хочу вытащить его оттуда.

Пашка усмехнулся:

— Это как позволь узнать? Строгач, без права апелляции как ты его вытащишь?

— Артур не убивал этого типа и у меня есть доказательства.

— Наивная. Да кто это дело третий раз поднимать будет? У них глухарь раскрылся, и козел отпущения нашелся. Так что доказательствами можно известное место подтереть.

Я понимала, что он прав. Почему то мне казалось, что как только вернусь и достану бумаги, выкуплю у Геннадьевича, все образуется, только Пашка прав — третий раз дело Артура пересматривать уже не станут. Я почувствовала, как по щекам потекли слезы, смахнула рукой, а они все равно текли, и я отвернулась от Пашки. Он сел рядом со мной.

— Отсидит он, Вась, от звонка до звонка отсидит. Смирись. Ждать пятнадцать лет на это никто не способен. Жизнь продолжается. Уезжай, начни все сначала. Артур поймет.

Нет, это они ничего не понимали, я не уеду и ждать тоже не стану. Я вытащу его оттуда.

— Я к нему на свиданку через пару дней поеду, все расскажу. Ты не горюй, Васек, все хорошо будет.

— Я хочу его увидеть, — прошептала я.

Пашка вздохнул.

— Мне подготовить его нужно. Артур думает, это ты его туда определила. А может теперь и сам считает, что ты погибла, если у них там вообще вести с воли быстро распространяются.

— Я сама с ним поговорю. Разрешение на свидание есть?

— Есть.

— Я с тобой поеду.

Пашка кивнул.

— Тебе есть, где остановиться?

Нет, остановиться мне было негде. Риск что меня узнают, был очень велик. Все- таки известность злая штука.

— Я устроюсь, квартиру сниму. Что-нибудь придумаю.

— У меня останешься пока. Места хватит. Завтра выезжаем. Туда сутки добираться да и свидания ждать тоже сутки придется. Ему пока разрешили краткосрочное. В строгаче можно только три свидания в год. Два по четыре часа и одно на день.

Пашка протянул руку и вытер слезу у меня со щеки.

— Вот теперь узнаю тебя. Изменилась ты, Вась, другая стала, только как любила его тогда, так до сих пор и любишь. Жаль не сложилось у вас. Наворотили вы всякого. Ты крепись, все хорошо будет.

В этот момент я разрыдалась, обняла Пашку и завыла. Во мне словно щелчок произошел. Он гладил меня по голове и что-то тихо говорил, а я его не слышала. Когда наконец-то успокоилась, то задыхаясь спросила:

— А девушка твоя?

— Домой сегодня пойдет. Ты отдохни. Тебе теперь о себе заботиться надо. Вот с Артуром увидишься, и начинай жизнь сначала.


Утром я взяла машину Пашки, пришло время доставать запасы из "банка". У меня была припасена круглая сумма, которая собралась за долгое время. Неприкосновенный запас. Я подозревала, что возможно окажусь в ситуации, когда Герман отберет все, что мне дал. Только Новицкий не учел, что я тоже не дура и пути к отступлению у меня были. Кроме того, все свои акции я переписала на имя Ивана Владимировича еще до того как все завертелось. Правда сделала я это, потому что Рахманенко не доверяла, но сейчас я точно знала, что "ТрастингСтрой" в безопасности. Простаиваится пока, но не продан. Я займусь этим потом. Когда страсти улягутся. Я вышла из машины и, приподняв воротник пальто, прошла за кладбищенские ворота.

Когда через час я села в машину в моей сумочке лежала увесистая упаковка денег. Этой суммы мне хватит на безбедное существование на много лет вперед.


Добирались мы поездом с одной пересадкой. Пашка был прав — сутки ехали, но я усталости не чувствовала, я хотела чтобы время шло быстрее, я хотела его увидеть одним глазком. Прикоснуться к нему, дотронуться, сказать, что буду его ждать и двадцать лет, если будет нужно. Сердце отсчитывало километры. Могла ли я предположить, когда первый раз возвращалась, что буду молить бога о том, чтобы позволил нам снова быть вместе? Я вернулась чтобы уничтожить, а теперь… теперь, я просто женщина. Его женщина. Так было всегда и это не изменят ни годы, ни лишения.

Мы приехали в маленькую деревню неподалеку от колонии, сняли комнату у пожилой миловидной женщины. Выгодный бизнес иметь жилье возле мест заключения — без хлеба точно не останешься.


Я смотрела на колючую проволоку, на вышки охраны, на людей в серых костюмах с номерами и чувствовала, как сердце отсчитывает каждую секунду, бьется беспрестанно, даже тошнота отступила. Пашка все это время молчал. Видимо он лихорадочно думал о том, как встретит меня Артур, а я, глядя на заграждения, на мрачные здания, думала совсем о другом. В моей голове проносились разные картины, мозг работал так быстро, что я не поспевала за собственными мыслями и вдруг я отчетливо поняла — мне туда нельзя. Совсем нельзя.

— Остановите машину! — крикнула я.

Пашка вздрогнул и повернулся ко мне:

— Что опять плохо?

— Нет. Не плохо. Просто я передумала. Все. Дай мне выйти.

Частник остановил авто и я вылезла из машины. Вдохнула осенний воздух полной грудью.

— В чем дело? — Пашка не понимал, почему я подорвалась так неожиданно.

— Я не пойду на свидание. Все, Паш, иди сам. Я потом тебе все объясню.

Он усмехнулся:

— Быстро ты ход назад дала. Очень быстро.

— Паш, ручка и листик есть?

— Есть.

Он с угрюмой гримасой влез в сумку и достал мне тетрадку и карандаш.

Я быстро и размашисто написала: "Я люблю тебя. Я вернулась, но ждать пятнадцать лет я не буду"

Паша прочел эти строчки, потом посмотрел на меня и я увидела как в его глазах блеснуло презрение.

— Значит так да? Еще один удар? Тебе никогда не приходило в голову, что человек не может вынести столько пинков и затрещин, что он сломается.

— Не сломается. Чернышев точно не сломается. Не говори о ребенке. Сейчас пока не надо. Заклинаю, не говори.

Пашка нервно закурил, и не глядя в мою сторону сел в машину. Я прижала руки к груди и смотрела ему вслед. Потом медленно пошла пешком обратно. Все это время я внимательно осматривала строение бараков издалека. Мимо меня промчался автомобиль скорой помощи в сторону главных ворот, и в этот момент я поняла, как вытащу Чернышева.


Пашка смотрел на друга, они молча обнялись крепко, рывком. Артур изменился, похудел, на щеках отросла щетина, под глазами темные круги, костяшки пальцев сбиты в кровь, казалось он на грани срыва. Пашка ожидал, что тюрьма изменит друга, но чтобы настолько. Проблем с блатными быть не должно, он нужным людям звонил, и Артура должны были на зоне уважать и принимать как правильного, как своего. Тогда почему он настолько подавлен? От еды Чернышев отказался, но передачу взял, сказал с ребятами поделиться надо. Говорили они не о чем, а Пашка видел, как Артур смотрит ему в глаза и взгляд пустой, потухший будто выключили человека или батарейки сели. Наконец Пашка решился и протянул Артуру записку Инги. Реакция Чернышева его поразила, мужчина вскочил с деревянной лавки и сжал Пашку в объятиях.

— Ты! Ты! Ты представляешь, что это значит а? Ты представляешь?

Нет, Пашка думал, что Чернышеву нужен психиатр и немедленно.


— Не понимаю, чему ты радуешься, братан?

— Она жива! Эта записка означает, что она жива, друг!

Пашка вдруг все понял, остро, ясно, резко. Да, черт возьми, вот почему Артур так мрачен ведь он узнал о гибели Инги Орловой. Он жил с этим кошмаром несколько дней, с ума сходил.

— Жива.

— Ты видел ее? Ты ее видел, Паш? Как она? Что за авария? Где она?

Артур тряс Пашку как грушу.

— Видел, она таким образом от Германа свалила. Все с ней хорошо, Артурыч, все в норме.

— Где она?

Пашка отвел глаза.

— Вначале к тебе на свидание приехать хотела, а потом передумала.

— Она в деревне?

Паша кивнул и протянул Артуру сигарету.

— Увидеть бы хоть одним глазком, — тоскливо сказал Чернышев и отвел глаза в сторону. Пашка хлопнул его по плечу.

— Забудь ее, друг. Ждать она не будет, не такой человек. Все. Живи дальше. Как к тебе здесь относятся?

Артур отмахнулся от его слов. Он снова перечитал записку, а потом сунул в карман.

— Пишет, что любит. А ждать? Так я не ребенок и в сказки не верю. Знаю, что ждать не будет. Жизнь продолжается, пусть будет счастлива. Я ей только этого желаю, она заслужила. Так и передай ей. А еще скажи ей, что я люблю ее. Так и передай — люблю. Я про аварию узнал, и крышу мне снесло, подрался даже. В карцере пару дней отсидел вчера только вышел. Раз жива, значит, есть на этом проклятом свете справедливость. Говоришь, сбежала от Германа? Она такая моя девочка, она кремень.

Пашка смотрел на Артура и понимал, что не зря говорят — зона меняет людей. Артур за пару месяцев стал другим человеком. Здесь есть время все обдумать и переосмыслить жизненные ценности.


Пашка вернулся в съемные комнаты через четыре часа, Василиса ждала его в комнате, но Паша прошел к себе и встречаться с ней не захотел. Обида за Чернышева грызла душу, сейчас он был способен наговорить ей много гадостей, но обижать не хотел. Артур просил присмотреть и помочь, если надо, а раз просил, значит. Пашка поможет.

Василиса сама пришла к нему и плотно закрыла за собой дверь.

— Зачем пришла, Вась? Не хочется мне с тобой сейчас разговаривать. Дай остыть немного.

Девушка не ушла, она села на табурет и посмотрела на Пашу изумительными зелеными глазами.

— Записку передал?

— Передал.

— Что он сказал?

Пашка вспылил:

— Что сказал? Сказал то, чего ты не заслуживаешь, что счастья тебе желает, что любит тебя. Вот что сказал. Ты ему в душу наплевала, а он дурак все простить готов. Ждать она его не будет. Так и не жди, зачем человеку-то лишний раз этим в лицо тыкать?

Василиса вдруг улыбнулась и сказала то, от чего у Пашки мурашки пробежались по коже.

— Я правду сказала — ждать не буду. Мы его с тобой оттуда вытащим!

Пашка подскочил на месте:

— Ты совсем что ли сдурела? А? это тебе не от любовника смыться, это зона. Тоже мне фильмов насмотрелась, книжек начиталась.

Василиса дождалась, когда Пашка закончит гневно покрикивать и спокойно сказала.

— Книжки и фильмы очень часто идеи интересные подбрасывают.

— Ну и какие у тебя идеи? Зону штурмом возьмем? Или подземный ход прокопаем?

Пашка издевательски хмыкнул и закурил.

— Нет Паш, я тебе потом все расскажу. Поехали домой.

Пашка продолжал смотреть на нее как на безумную.

— Нет, ты просто скажи мне что придумала, я хоть посмеюсь.

Василиса подперла щеки кулачками и спокойно ответила:

— Анечка Свиридова отучилась на медсестру и практику ей скоро проходить надо. Так что если постараться, то Анечка на практику сам знаешь, куда попасть может. А вот Инга Орлова реально отучилась на архитектора. Мозги работать начинают?

Пашка даже сигарету затушил.

— Только Анечка Свиридова беременна, а Инга и вовсе померла.

— Анечка сначала родит. А пока что поучится на медсестру заочно дома. Думаю, знакомая медсестра у Пашки найдется, чтобы помогла Свиридовой побыстрее осилить новую профессию? Времени у Анечки будет предостаточно.


29 ГЛАВА

АНЕЧКА СВИРИДОВА (10 месяцев спустя) начало.

Я смотрела на маленькое розовое личико своей малышки и чувствовала как от любви щимит сердце. Я трогала крошечные реснички, носик, гладила сжатые кулачки. Я была счастлива тем немыслимым безграничным счастьем известным только матерям. Моя маленькая куколка, моя драгоценная малышка. Я ждала и хотела сына, но когда родилась девочка, и я взяла ее впервые на ручки, мое сердце было отдано ей навеки. Нет, у меня не было чувства, что это мой Егорка. Это другой ребенок, маленькое счастье. Егорка послал маме утешение и смысл жизни. Он вернул мне крошечную частичку самого себя. Танюша родилась совершенно доношенной, здоровенькой, розовощекой весом под четыре килограмма. В самой простой деревенской больнице, куда меня привез Пашка к своей родной тетке Елизавете Петровне.


…Я жила там всю беременность и после тоже. Тетка полюбила меня как дочь родную, а как узнала, что я отца ребенка из тюрьмы жду, так вообще в родственные души записала, она своего мужа с зоны не дождалась — умер он там еще во времена коммунизма. Сидел за спекуляцию, сейчас таких спекулянтов страна целая. Она меня молочком отпаивала, соленьями угощала. Тетка Лиза в наши с Пашкой дела не вникала, она женщина умная всегда говорила — меньше знаешь, лучше спишь.

Все это время я тщательно изучала схемы и чертежи всех бараков. Пашка достал для меня все, что я просила. Он приезжал раз в неделю, привозил продукты и подолгу обдумывал каждый наш шаг. Постепенно идея с побегом уже не казалась ему бредовой и безумной. Он изучал со мной схемы и иногда даже сам продумывал разные пути к отступлению. Пока мы оба к нашему общему разочарованию не пришли к выводу, что бежать вот так не получится.