своем порыве. И тут его озарило: он понял, как ему

расквитаться за этот удар...

— Что же вы не зовете своих псов-изменников, чтобы

они защитили вас от меня? — иронически спросила

она.

31

Глаза Донована угрожающе сверкнули, и он медленно

поднял руку, ощупывая набухающий шрам.

— Хватит двоих, чтобы защитить вас от меня. Ну,

прошу вас подняться в седло. Мы едем в Эдинбург.

Кэтрин оттолкнула руку, которую он предложил ей, и,

ухватившись за верхнюю луку седла, грациозно уселась

на лошадь. Донован крепко ухватил поводья, сел сам на

коня и поскакал рядом с ней.

— Даже если сегодня мы проиграли, — голос

девушки срывался от горя и слез, которые она пыталась

сдержать, — все равно мы никогда не прекратим

борьбу. Вам не удержать власть. Слишком много людей

вас ненавидят.

— Может быть, меньше, чем вы полагаете, —

небрежно парировал Донован.

— Сейчас вы завоеватели, но много тех, кто не

сдастся никогда и ни при каких обстоятельствах.

— Вы говорите про себя, сударыня?

Лицо его оставалось невозмутимым, только губы

искривились в сдержанной улыбке.

— Вам никогда не подчинить меня.

— М-м-м, как я вижу, нам предстоит восхитительное

состязание, — рассмеялся он.

Кэтрин повернулась, чтобы еще раз взглянуть на

человека, гордо восседающего на коне рядом с ней. В

его глазах она уловила странное выражение, смысла

которого не поняла.

— Со временем все переменится, — продолжил он.

— И произойдет это независимо от того, захотите вы

этого или нет.

— Я под арестом?

32

— Я пока еще не решил, как поступить с вами. Но

при следующей встрече, разумеется, позабочусь, чтобы

вы не имели при себе предмет, который мог бы

послужить оружием.

— Я не собираюсь когда-либо впредь встречаться с

вами.

— И, тем не менее, вам придется это сделать, Кэтрин

Мак-Леод, придется, ничего не поделаешь.

В

его

голосе

сквозила

убежденность

и

безапелляционность, как у судьи, выносящего смертный

приговор. Он пустил лошадь в галоп, и ей поневоле

пришлось скакать рядом, — не усмиренный дух

справедливости в воротах усмиренного города в

сопровождении завоевателя.

3

Крайне измученный, контуженный, Эндрю, тем не

менее, имел все основания быть довольным началом

своей миссии — до сих пор все шло как по маслу.

Он отыскал Эрика Мак-Леода и под видом рыцаря

удачи бок о бок сражался с ним в двух битвах. После

них, к своему удивлению, он проникся уважением к

юному лорду, и трудно было сказать, что впечатляло его

больше: воинское мастерство или непоколебимое

чувство чести шотландца. Тот в каждой схватке

сражался, как следует бойцу, и если отступал, то лишь

перед лицом явного перевеса сил. Заслужив доверие

Эрика, Эндрю вместе с ним прибыл на поле третьей —

и решающей — битвы. В горячке схватки он потерял

из виду юного Мак-Леода, а через пару минут сам был

контужен палашом шотландского горца.

33

Отъехав миль на пять в сторону, Эндрю из последних

сил укрылся в густой чаще, где в беспамятстве рухнул с

коня. Придя в себя, он почувствовал, что лежит,

уткнувшись лицом в сырую землю. Он медленно

приоткрыл глаза, но прошло еще несколько минут,

прежде чем к нему начало возвращаться ощущение

реальности: никак не удавалось сообразить, что это за

место и давно ли он тут находится. Сосредоточившись,

он прикинул, что прошло, по всей видимости, не

меньше суток, а, стало быть, сегодня семнадцатое июня,

со времени битвы при Саучиберне минул день, и он по-

прежнему жив. Покорнейше благодарен Джеффри

Спэрроу: по возвращении надо будет расквитаться с ним

как следует за это поручение, если вообще оно

состоится, возвращение домой.

Ощутив тупую боль в голове, Эндрю поднял руку —

пальцы нащупали заскорузлые от засохшей крови

волосы; сесть не удалось — при первой же попытке все

вокруг закружилось. Тщательно исследовав рваную

рану, он понял, что она не смертельна. Постепенно

Эндрю удалось сесть и оглядеться. Лошади рядом не

оказалось: наверняка ее увели, так что о поисках можно

было не заботиться.

Отчетливо слышалось пение птиц, свежий ветерок

овевал кожу. С острой радостью и облегчением Эндрю

услышал журчание бегущей неподалеку воды и, с

усилием встав на четвереньки, пополз к маленькому

чистому

ручейку,

вода

которого

оказалась

восхитительно прохладной. Зачерпнув еще одну

пригоршню, он плеснул в лицо и на голову, затем с

величайшей осторожностью попытался обмыть рану.

Стиснув зубы и напрягшись, чтобы не закричать от

34

боли, он на какое-то время отключился от внешнего

мира; к реальности его вернул неожиданно раздавшийся

сзади голос:

— Не двигайся, если хочешь остаться целым!

Эндрю замер; голос показался ему знакомым, и,

подумав секунду, он медленно повернул голову к

человеку с обнаженным мечом. Узнав его, тот просиял

от радости и спрятал лезвие в ножны.

— Эндрю! Боже, дружище, а я-то уже решил, что ты

мертв!

Эндрю не проронил ни слова, говорил Мак-Леод,

который был безумно рад, что встретил человека,

которому можно доверять.

— Слушай, Эндрю. Это просто подарок судьбы, что

мы сможем вместе отправиться домой. Мне нужно

оказаться там до того, как меня обнаружат и заставят

сдать свой меч.

— Почему, сэр?

— Сестры, в них все дело. Меня обязательно схватят,

но ты, как слуга, останешься на свободе и сможешь хоть

как-то защитить их. Им нужен сильный и верный

защитник, в совершенстве владеющий мечом. Две

одинокие женщины, дружище! Мне нужна твоя помощь.

Эндрю кивнул, преодолевая приступ головокружения.

Что может быть лучше для английского дворянина, чем

находиться в центре событий? Он улыбнулся:

— Насколько понимаю, я взят на службу. Но для того,

чтобы приступить к ее исполнению, мы должны сперва

отыскать хоть какую-то пищу. Куда мы двинемся,

милорд?

Боже, до чего же Эндрю ненавистно было ощущать

себя столь слабым и беззащитным!

35

— Домой. Мои сестры, вероятно, уже в их власти, и я

вне себя от тревоги.

— Но вас сразу же арестуют, — заметил Эндрю.

— Понимаю.

Эндрю не мог не восхититься храбростью юноши,

которому только-только исполнилось двадцать. Пожав

плечами, он указал дрожащей рукой направление:

— Тогда сюда.

Через двадцать минут они вышли из леса на дорогу, с

которой Эндрю в полубеспамятстве съехал накануне, и

озадаченно застыли на месте.

— Нам повезло, сэр, — сказал Эндрю. — В той

стороне — город.

Не имея сил отвечать на вопросы Эрика, он,

прихрамывая, направился вперед, а тот двинулся вслед

за ним.

Дорога была пыльной и каменистой, и шагать по ней

было сущим мучением для людей, привыкших ездить

верхом.

У Эндрю имелись причины для раздражения. Во-

первых, приходилось внимательно следить за тем, чтобы

говорить на английском диалекте пограничья; во-

вторых, его выводила из себя мысль, что с ним будут и

впредь обращаться как со слугой. Это с ним-то, богатым

образованным дворянином, придворным английского

короля! Когда он обговаривал задание с Джеффри, ему и

в голову не приходило, что изображать угодливость —

адская пытка для него.

—

Милорд! — сказал он.

—

Да?

36

—

Вас труднее будет изобличить, если вы

избавитесь

от

шлема

и

прочих

вещей,

свидетельствующих о вашем высоком происхождении.

Гордость Эрика взбунтовалась, но он признал

справедливость совета и последовал ему, стащив в себя

дорогие доспехи и знаки отличия. Эндрю понимал, что

это мало поможет: Мак-Леод двигался, говорил,

жестикулировал, как особа королевской крови. Да и

сверкающие драгоценные камни, украшавшие меч,

лучше всяких слов говорили об общественном

положении его владельца. Но Эндрю надеялся, что они

успеют пробраться в дом, подкрепить силы и получить

медицинскую помощь прежде, чем будут схвачены.

Идти

становилось

все

тяжелее:

сказывалось

утомление, все ощутимее давала знать о себе рана на

голове Эндрю.

—

Откуда ты? — полюбопытствовал Эрик.

—

Из Дорсетшира, — солгал Эндрю, а перед

глазами у него всплыло видение мягких зеленых холмов

отчего края.

—

Полагаю,

ты

сожалеешь,

что

выбрал

проигравшую сторону, — пошутил Эрик.

—

Временами — да, — пытаясь улыбнуться,

ответил Эндрю.

—

Сейчас я отдал бы все мое состояние, чтобы

увидеть дом и родных, — сказал Эрик со вздохом.

В отдалении показались башни Эдинбурга, и это

заставило Эрика перейти на просительный тон: Эндрю

не

был

связан

никакими

обещаниями

или

обязательствами, и Эрик понимал, что он имеет полное

право оставить его и отправиться своей дорогой.

37

— Эндрю! — сказал Эрик, останавливаясь. Его

спутник вопросительно посмотрел на него. Эрик

поколебался, борясь с гордостью, не позволявшей ему

унижаться перед простолюдином. Взглянув еще раз на

город, он продолжил: — Эндрю, мы оба понимаем, что

мой арест — лишь вопрос времени. У тебя сильная рука

и острый ум, и мне нужна твоя помощь.

Эндрю по-прежнему не произнес ни слова, и Эрик

заподозрил в его молчании затаенную корысть.

— Я буду платить тебе десять золотых в месяц.

— За что? — поинтересовался Эндрю, хотя обо

всем уже догадался сам.

Эрик понимал, жизнь его в опасности, а значит, под

угрозой судьба его сестер. Вполне возможно, что на

карту поставлено нечто большее, чем жизнь. Ему надо,

было, во что бы то ни стало найти им надежную опеку.

— В случае моего ареста я бы хотел оставить леди

Энн и леди Кэтрин под твоей защитой. Ты бы занял

место домоправителя. Я видел, как ты сражаешься, и

знаю — тебе можно доверять.

Эндрю невольно улыбнулся его мальчишеской

наивности, но ответил серьезно и торжественно:

— Благодарю, милорд. Я сделаю все, что в моих

силах. Отныне благополучие ваших сестер для меня

превыше всего на свете, — убедительно солгал он.

Эрик облегченно вздохнул.

Они достигли городских ворот, где стража

внимательно рассматривала каждого, кто возвращался с

битвы. Сразу же за воротами за ними по пятам

последовал какой-то невзрачный человечек. Через

какое-то время Эрик будет схвачен, но Эндрю, с Божьей

помощью, доберется до дома Мак-Леодов, и его план

38

склонить Якова к заключению мира с Англией вступит в

следующий этап.

Эндрю беспокоило, что усталость и боль в голове

дают знать о себе все ощутимее. Мысли путались, и он,

спотыкаясь, брел вслед за Мак-Леодом по улицам

незнакомого ему города. Король или один из его

приближенных должны вскоре объявиться здесь, а это

как раз то, что нужно, подумал он.

Эрик хранил молчание, быть может, потому что

Эндрю ни о чем и не спрашивал. Внезапно он