Джастин Валенти - Любовники

Николь глотнула охлажденного белого вина и уныло оглядела свою студию. В принципе она ничего не имела против неожиданного визита подруги, но сейчас ей срочно надо было готовиться к предстоящей выставке. Но больше всего ее смущало другое – Пол. Она не знала, как теперь вести себя с подругой. Рассказать ей о встрече с ее сыном в Лондоне она не могла. Даже упоминание о посещении театра могло вызвать у той определенные подозрения. Скрывать же от нее сам факт встречи тоже было не очень-то хорошо.

– Ника, я люблю тебя! – продолжала восторгаться Энн, обнимая подругу. – Может, сходим пообедаем где-нибудь?

Николь грустно улыбнулась. Совсем недавно те же самые слова говорил ее сын. Как все это странно! Энн всегда была добра к ней и оказывала всяческую помощь в трудные времена, и вот теперь она, Николь, фактически готова предать лучшую подругу. Нет, все-таки надо как-то сообщить ей о встрече с Полом. И сделать это сегодня же.

– Ника, что с тобой? – встревожилась Энн. – Ты какая-то грустная. Устала?

– Да, немного, – солгала та.

– Все дело в том, что ты моришь себя голодом в своей мастерской и работаешь до потери пульса. Надо беречь себя, дорогая, и найти хоть какую-то отдушину в жизни. Впрочем, я даже представить себе не могу, чтобы ты позволила себе какое-нибудь развлечение без Эдварда. Боже мой, да я, оказывается, вогнала тебя в краску! Остынь, это же просто шутка. Я сама такая. Знаешь, после Эла я имела несколько любовников, но так и не испытала с ними оргазм. Забавно, не правда ли?

– Да уж, – лаконично ответила Николь, облизывая пересохшие губы.

– А все дело в привычке, как мне кажется, любовь здесь ни при чем. Большинство мужчин озабочены собственным исполнением желаний, и плевать они хотели на партнершу.

Вскоре принесли еду, и подруги жадно набросились на нее, позабыв на время о волнующей обеих теме разговора.

– Да, кстати, как ты провела время в Лондоне? – неожиданно полюбопытствовала Энн. – Ты до сих пор не сказала мне ни слова о своей поездке. Знаешь, я не была там целую вечность.

Николь набрала в рот побольше воздуха и быстро выдохнула.

– Откровенно говоря, я случайно встретила там…

– Черт возьми, у меня кончились сигареты. Официант!

– Пола.

– Что? – переспросила Энн, заказав сигареты официанту. – Пол? А Бог его знает, как он там оказался. Я его сейчас редко вижу, а он тоже не балует меня своим вниманием. И вообще он стал каким-то странным, отчужденным, что ли. Я несколько раз звонила ему, но разговор так и не получился. Сказал, что много работает и все такое прочее.

Николь судорожно сглотнула и опустила голову. Значит, Пол ничего не сказал матери и вообще старается ограничить общение с ней. Дурной знак. Стало быть, нет никакого смысла рассказывать ей о встрече с ним в Лондоне. Зачем осложнять и без того натянутые отношения?

***

В течение нескольких дней после беседы с подругой Николь не могла спокойно работать. Вдохновение напрочь покинуло ее и не собиралось посещать в ближайшее время. Она часто закрывала глаза и пыталась внушить себе, что все нормально, что никакого Пола на свете не существует и вообще в мире нет ничего, кроме работы над монументом Солнцу, который она задумала во время посещения Стоунхенджа. Но все было напрасно. Встреча в Лондоне так всколыхнула ее душу, что ни о чем другом она и думать не могла. Занявшись аутотренингом, Николь бесконечное число раз повторила слова знакомой с юности мантры, а потом махнула рукой на свой замысел, притащила со склада кусок камня и работала над ним до самого Утра.

Работа шла быстро, и вскоре в камне отчетливо проявилась фигура обнаженного молодого человека – широкоплечего, с тонкой талией и рельефными мышцами. Когда все было готово, она отошла в дальний конец мастерской и долго смотрела на свое произведение, но сколь-нибудь серьезных недостатков не нашла. Затем она приблизилась и, положив руку на грудь изваяния, ощутила пальцами гладкую и холодную поверхность бездушного камня.

Закрыв глаза, Николь стала поглаживать грудь скульптуры, потом ее рука скользнула вниз, к бедрам, и в конце концов коснулась слегка выступавших гениталий. Застонав от необыкновенного возбуждения и поддавшись неукротимым фантазиям, она наклонилась вниз и прильнула губами к пупку, как будто пыталась вдохнуть жизнь в свое творение. И так и уснула на скамье, обхватив обеими руками воплощенный в камне образ недосягаемой любви.

– Николь, – окликнул жену Эдвард, увидев, что она стоит у открытого окна гостиничного номера, – нам выходить через пять минут…

Она нехотя обернулась.

– Мне что-то не хочется. Я так устала от всех этих вечеринок, обедов, ужинов! Мы даже Венецию не посмотрели как следует.

– Я знаю, дорогая, и очень сожалею, но это в последний раз, и я настаиваю на поездке. Ведь твой монумент Солнцу открывает всю выставку. А Стэн Феррин хочет взять у тебя интервью для журнала «Искусство в Америке». Только несколько слов, – быстро добавил он, заметив, что жена недовольно поморщилась.

– Пожалуйста, Эдвард, я просто валюсь с ног!

– Все будет нормально, солнце мое, – продолжал настаивать муж, мило улыбаясь. – Встреча продлится недолго. А потом мы пообедаем на острове Торчелло. Обещаю, что ночью я не буду к тебе приставать и ты сможешь выспаться. Дорогая, сегодня люди будут любоваться твоим самым крупным произведением за последнее время. Не лишай их удовольствия лицезреть знаменитого автора…

Николь снова посмотрела в окно. К сожалению, это единственное, что его интересует в ее работе. Конечно, водружение этого монумента в американском павильоне стало ее звездным часом, о чем она мечтала с давних пор. Тем более что ей пришлось с таким трудом избавляться от неожиданного романтического увлечения сыном своей подруги.

– Понимаешь, дорогая, – продолжал уговаривать Эдвард, положив руку ей на плечо, – благоприятный отзыв прессы может оказаться бесценным приобретением для стимуляции интереса к твоему монументу…

– Ну ладно, я буду готова через несколько минут, – сдалась наконец Николь, не выдержав столь жесткого прессинга. – Встретимся внизу.

– Вот и хорошо, любовь моя, – самодовольно ухмыльнулся Эдвард и чмокнул жену в щеку.

Николь бросила последний грустный взгляд на залитую солнцем Венецию и стала одеваться. Завершив свой туалет симпатичной соломенной шляпкой и темными очками, она спустилась к ожидавшему ее мужу.

Вскоре они уже были на выставке, где, естественно, подверглись немыслимой атаке журналистов. А после окончания официальной части Николь с мужем и избранными журналистами отправились в небольшой уютный ресторанчик на острове Торчелло. Мужчины сразу же затеяли бесконечный разговор о великом предназначении искусства, Николь же тем временем размышляла о своем.

– А что вы думаете обо всем этом, миссис Ди Кандиа? – вдруг обратился к ней Стэн Феррин, вернув тем самым на грешную землю.

– Меня это не очень волнует, – осторожно ответила Николь, пытаясь вникнуть в суть разговора. – Разумеется, я не скрываю своих симпатий к некоторым из скульпторов, даже несмотря на их экстремизм, но в целом… Мне кажется, все они порядком устали от постоянной купли-продажи своих произведений, как будто речь идет о какой-то недвижимости. Словом, всеобщая коммерциализация искусства губит их творчество и лишает вдохновения. В особенности молодых и неопытных художников.

Стэн Феррин цинично ухмыльнулся.

– Это отчаяние от коммерциализации, миссис Ди Кандиа, или просто попытка шокировать публику с целью все той же коммерциализации, как это случилось, например, с дадаистами?

Николь нашла в себе силы ответить улыбкой на его вопрос.

– Профанация процветает в любом деле и в любой профессии, даже в журналистике. Но опытный критик, несомненно, может отличить настоящее искусство от китча.

– Безусловно, – согласился с ней Феррин, – но хотелось бы получить некоторую помощь от самого художника. Впрочем, вы, миссис Ди Кандиа, дали нам сегодня прекрасный материал для размышлений. Есть все основания считать ваш монумент Солнцу лучшим произведением этой выставки, отмеченным печатью оригинальности. Знаете, как я начну свою статью? «Устремляясь в голубое небо на тридцать футов, монумент Солнцу миссис Ди Кандиа был задуман таким образом, чтобы стекло на фоне алюминия отражало падающие на него солнечные лучи. Малейший ветерок превращает это творение в уникальный шедевр, преобразующий не только мысль людей, но и сам солнечный свет. Несмотря на всю свою мощь, монумент миссис Ди Кандиа воплощает в себе нечто по-женски хрупкое…»

Николь, естественно, не доверяла словам журналиста, но ей, конечно же, было приятно слышать эту напыщенную речь во славу произведения.

– Да, этот монумент будет выглядеть превосходно в солнечных лучах, но поднимется ли он до высоты Стоунхенджа в дождливую и мрачную погоду?

– В таком случае мы пересмотрим свою оценку после дождя. – Он протянул руку и снял с нее темные очки, чтобы посмотреть в глаза.

– Послушай, Феррин, – неожиданно вмешался Эдвард, – моя жена очень устала, так что постарайся не задерживать ее слишком долго.

Недовольно взглянув на Эдварда, Феррин оставил наконец Николь в покое. В гостинице она сразу же легла в постель, но уснуть так и не смогла. Сказывалось напряжение этого необыкновенно трудного дня. Под утро она подошла к окну и долго наблюдала за пробуждающейся Венецией. А когда муж заворочался на постели, Николь повернулась к нему и слабо улыбнулась.

– Я знаю, дорогой, что завтра утром ты должен быть в Нью-Йорке, а мне хотелось бы остаться здесь еще на несколько дней.

После отъезда мужа Николь почувствовала себя свободной и раскованной. Она долго бродила по городу, часами стояла перед старой церковью Санта Мария Формоза, которая была выстроена еще во времена открытия Колумбом Америки, и любовалась многочисленными архитектурными шедеврами знаменитого города. А однажды, пересекая Понте ди Кристо, она вдруг увидела в толпе людей чей-то знакомый профиль. Неужели это Гаррет Хоув, ее сокурсник по институту? Она не могла поверить своим глазам! Ведь прошло уже более двадцати лет с тех пор, как она в последний раз видела этого смазливого парня, вокруг которого всегда вертелись самые красивые девушки института.

Николь решила не окликать его, чтобы не ставить ненароком в неловкое положение. Неизвестно, как отнесутся к этому две сопровождающие его женщины. И только некоторое время спустя, когда она, казалось, уже безнадежно заблудилась в узких переулках старинного города, навстречу ей вдруг вышла вся эта компания во главе с Гарретом. Оживленно беседуя со спутницами, он мгновенно застыл, увидев ее перед собой.

– Гаррет, ты? – все еще терзаясь сомнениями, спросила Николь.

Тот посмотрел на нее каким-то мутным и ничего не выражающим взглядом и двинулся дальше, продолжая развлекать компаньонок. Николь долго смотрела ему вслед, ошарашенная столь неожиданной реакцией. Значит, он все еще злится. А когда-то был самым дорогим для нее человеком, чуть было не разрушившим всю ее жизнь.

Это случилось еще в институте. Однажды Гаррет пригласил ее к себе на вечеринку якобы послушать джаз. Там собрались его друзья в рваных джинсах и грязных майках. Николь весь вечер просидела одна, и только под конец он обратил на нее внимание. Они быстро сошлись и почти две недели жили друг с другом как самые заправские любовники. Именно он предоставил ей возможность познать все радости любви, и она платила ему тем же. Правда, они частенько спорили по поводу художественного творчества и вкусов, но это не мешало им любить друг друга. До тех пор, пока он не поставил ее перед очень трудным выбором – либо он, либо ее увлечение скульптурой. Она, естественно, посчитала его претензии предательством, и с тех пор их пути-дорожки разошлись. А сейчас от некогда глубокой любви не осталось и следа – только горькое чувство обиды и досады на превратности судьбы и на злую память некогда дорогого человека.

Ночь была достаточно теплой, но Николь постоянно ежилась, бесцельно бродя по узким улочкам Венеции и предаваясь грустным воспоминаниям. Как приятно ходить по городу пешком – что и делают все коренные жители, – а не ездить на такси или плавать на узких венецианских лодках, переполненных любознательными туристами!

В конце концов она вышла на пьяццу – небольшую площадь в самом центре города. В гостиницу возвращаться не хотелось, и потому она решила послушать тамошних музыкантов. Каково же было ее изумление, когда среди них она вдруг увидела знакомое лицо Пола Лурье! Первой мыслью было немедленно повернуться и уйти, но ноги ее словно приросли к мостовой, и пока она приходила в себя, он уже приветливо замахал ей рукой.

– Боже мой, это ты, Николь? – воскликнул он, приблизившись и шаря глазами по площади в поисках Эдварда.