Беннет сосредоточился на подносе с булочками.

— А ты, кажется, собирался провести месяц в Йоркшире.

— Я передумал.

— Вот и я тоже.

Маркус нахмурился:

— Случилось нечто заставившее тебя переменить планы?

— Нет. — Беннет не поворачиваясь перекладывал на свою тарелку омлет с другого подноса.

Маркус бросил тревожный взгляд на Беннета. Он слишком хорошо знал своего брата, у Беннета никогда не было от него секретов. Значит, что-то произошло.

Маркус практически один воспитывал брата после того, как восемнадцать лет назад умерла их мать.

Отец в то время был еще жив, однако Джордж Клауд младшим сыном интересовался еще меньше, чем старшим. Скучным оковам семейной жизни он всегда предпочитал собак, охоту и друзей в ближайшем кабачке.

Заниматься Беннетом было абсолютно некому — и Маркус взял эту обязанность на себя, как еще раньше взял на себя ответственность за управление отцовской фермой. С тех пор прибыльность хозяйства начала год от года стабильно расти — и все благодаря успешным экспериментам Маркуса с сельскохозяйственной техникой, удобрениями, способам обработки пашни и применению последних достижений племенного скотоводства.

Джордж Клауд возросшую прибыль от своей фермы тратил на покупку лучших собак и лучших жеребцов. Когда жена робко заикнулась о том, что неплохо бы отправить Маркуса учиться в Оксфорд или Кембридж, он немедленно оборвал разговор. Джордж Клауд вовсе не собирался расставаться с прибылью, которую приносила ему лучшая ферма в графстве.

Время от времени отец одобрительно похлопывал Маркуса по плечу, громогласно восторгаясь тем, что вырастил такого на редкость полезного сына. Иногда, — впрочем, гораздо реже, в неожиданном приливе отцовских чувств — он брал на руки маленького Беннета. Кроме того, он часто с удовлетворением отмечал, что оба сына, к счастью, унаследовали его могучее телосложение. Отец любил повторять при этом, дескать, хронические недомогания, вроде тех, которыми страдала миссис Клауд, — чертовски неприятная вещь. На чем, собственно говоря, и завершалась отцовская роль Джорджа Клауда в воспитании детей.

Мать мальчиков, чьи постоянные жалобы на здоровье носили весьма неопределенный характер и происходили скорее всего от меланхолии и переутомления, в один прекрасный день слегла с самой настоящей лихорадкой. Болезнь унесла ее в считанные часы. Маркусу было тогда восемнадцать лет. С двухлетним братишкой на руках он сидел возле постели умирающей матери…

А отец в это время охотился на лис…

Джордж Клауд прожил всего год после смерти жены, кончина которой произвела на него впечатление прежде всего тем, что оторвала от охоты, а вовсе не горечью утраты. Однако ровно через одиннадцать месяцев, после того как давным-давно переставшая его интересовать супруга скончалась от скоротечной лихорадки, Джордж Клауд умудрился сломать себе шею: недавно купленный им жеребец не сумел перепрыгнуть через изгородь и сбросил хозяина на землю.

В то утро Маркус работал в поле, где изучал эффективность последних изменений, внесенных им в механизм новой жатки, когда викарий сообщил ему скорбную весть о смерти отца. Маркус до сих пор помнил то странное отчуждение, с каким выслушал соболезнования викария. А за внешним беспристрастием таилось внезапное безумное и беспричинное бешенство.

Маркус не осознал до конца причины своей ярости, он сумел быстро похоронить ее где-то на дне души и никогда больше не позволял воскреснуть.

Маленький Беннет почти не заметил отсутствия отца, все его внимание и привязанность сосредоточились теперь на одном человеке, который всегда был рядом, — старшем брате.

Маркус отогнал воспоминания и пристально посмотрел на Беннета, рассеянно оглядывавшего накрытый к завтраку стол.

— Нам с Гарри наскучило в Шотландии, — пояснил тот, — и мы решили вернуться на сезон в Лондон.

— Понятно. — Маркус намазал джем на кусочек тоста. — Мне казалось, ты всегда находил сезон смертельно скучным.

— Да, так было в прошлом году.

— Конечно…

В прошлом году Беннету исполнилось девятнадцать. Он совсем недавно вышел из стен Оксфорда, полный юношеского энтузиазма, любви к поэзии и страсти к политической деятельности. Легкомысленная фривольность сезона претила ему. Маркус ввел брата в клуб, где собирались такие же молодые люди, которые готовы были часами с жаром обсуждать новые поэмы и последние политические теории. Казалось, Беннет нашел свою дорогу.

Маркусу было приятно сознавать, что его брат не относится к людям, готовым бездумно следовать пустым страстям и увлечениям света. Оксфорд повлиял на него. Маркус посылал туда брата отнюдь не за знаниями. Он сам занимался домашним образованием Беннета, пригласив лучшего наставника и передав в его распоряжение собственную, постоянно пополнявшуюся библиотеку.

В Оксфорд или Кембридж юношу посылают не за образованием. Молодой человек поступает туда, дабы приобретать светский лоск и вращаться в среде своих сверстников, многие из которых в будущем могут стать его компаньонами. В университете юноша заводит знакомства с отпрысками лучших семейств, где, вполне возможно, впоследствии он найдет себе подходящую жену.

Маркус стремился к тому, чтобы младший брат не был похож на него — наивного неотесанного деревенского сквайра, не знавшего жизни за пределами фермы. Он слишком дорого заплатил за свою наивность и не хотел Беннету той же судьбы. Мужчина должен как можно скорее расстаться со своими мечтами и иллюзиями, если не желает стать очередной жертвой жестокостей жизни…

Маркус откусил большой кусок тоста.

— Где ты пропадал прошлой ночью?

— Мы с Гарри наведались в клуб, — неопределенно ответил Беннет. — Потом Гарри предложил заехать на несколько самых интересных вечеров.

— Что за вечера?

— Не помню точно. Кажется, мы были на балу у Броадморов. А потом заглянули к Фостерам.

— Прекрасно провел время?

На мгновение Беннет встретил взгляд брата, потом быстро отвел глаза и пожал плечами:

— Сам знаешь.

— Беннет, я устал от недомолвок. Что-нибудь случилось?

— Ничего не случилось. — Младший брат сердито посмотрел на старшего. — Во всяком случае, со мной.

— Что, черт возьми, ты имеешь в виду?

— Хорошо, Маркус, я выложу все начистоту. Если верить слухам, ты устроил спектакль вчера вечером?

— Спектакль?!

— Проклятие! Ради Бога, я могу выразиться еще яснее. Говорят, будто вчера ты вынес на руках свою новую любовь из бального зала Фенвиков! Говорят также о каком-то безобразном скандале, устроенном якобы тобой.

— Так вот в чем дело. — Маркус стиснул ручку ножа, разрезая кусок сосиски. — Я поставил тебя в неловкое положение? Тебе стыдно за меня?

— Маркус, неужели ты собираешься до конца своих дней развлекать общество своими причудами?

— Значит, все-таки я поставил тебя в неловкое положение. — Маркус наколол на вилку кусочек сосиски, отправил в рот и принялся сосредоточенно жевать. — Постарайся не принимать это близко к сердцу, Беннет. Наше общество видело и не такое.

— Но мы же говорим не об обществе, правда? — Беннет намазал маслом булочку. — Мужчина твоих лет должен вести себя с определенным достоинством.

Маркус едва не подавился сосиской.

— Мужчина моих лет?!

— Тебе уже тридцать шесть. Ты должен был давным-давно снова жениться и заняться пополнением детской.

— Черт побери! Откуда такая неожиданная забота о моей детской? Я не намерен больше жениться, о чем тебе известно.

— А как же обязательство по передаче титула?

— Я буду счастлив, если он перейдет к тебе.

— Но я вовсе не хочу этого, Маркус! Титул принадлежит тебе, и он должен перейти твоему сыну. — Беннет сокрушенно вздохнул. — По праву и по справедливости ты обязан исполнить свой долг!

— Мой вчерашний поступок унизил тебя, я правильно понял? — сухо перебил его Маркус.

— Должен заметить, иногда весьма неудобно иметь старшим братом тридцатишестилетнего неженатого графа, который нисколько не беспокоится о том, кому перейдет его титул.

— Но со мной такое случается не в первый раз.

— Вчера ты впервые устроил сцену посреди бальной залы, на глазах всего общества.

Маркус приподнял бровь:

— А ты-то как узнал об этом? Ты редко появляешься в обществе.

— Мисс Дорчестер рассказала мне, — с явным раздражением ответил Беннет. Маркус замер:

— Юлиана Дорчестер?

— Я удостоился величайшей чести танцевать с ней вчера вечером, — пробормотал Беннет.

— Ясно.

— Когда ты говоришь «ясно» таким тоном, это означает неодобрение. Так вот, тебе лучше не говорить при мне плохо о мисс Дорчестер. Она прелестная юная леди с удивительно утонченными чувствами. Она и подумать не может о том, чтобы быть втянутой в скандальную сцену!

— Юлиана Дорчестер проводит уже второй сезон, — мрачно заметил Маркус, — и ей необходимо поскорее подыскать себе мужа, ибо ее родители не в состоянии оплатить третий сезон. Ты понимаешь, куда я клоню, Беннет?

— Ты пытаешься убедить меня держаться от нее подальше, не так ли? Ничего не выйдет! Мисс Дорчестер — совершеннейшее воплощение женственности, и я буду вечно благодарить свою звезду за тот счастливый миг, когда мисс Дорчестер позволила мне приблизиться к себе вчера вечером.

— А она, без сомнения, благодарит сейчас свою счастливую звезду за тот миг, когда ты обратил на нее внимание. Теперь она пустится во все тяжкие, чтобы совершенно случайно появиться сегодня вечером в том же доме, где будешь ты.

— Проклятие! Она не способна к интригам! Она слишком невинна, слишком нежна, слишком чиста для этого!

— Сейчас она не занята ничем иным, уж поверь мне.

— Откуда такая уверенность?!

— Она дочь Дорчестеров, а я прекрасно знаю Дорчестера. Он помешан на мысли выдать дочурку за деньги. А ее матушка спит и видит, как бы заполучить титул для семьи. — Маркус сощурил глаза и ткнул вилкой в сторону Беннета:

— Ты лакомый кусочек для брачного союза, брат мой. Ты богат, и есть все основания полагать, что именно ты унаследуешь графский титул. Советую вести себя поосторожнее.

Беннет в сердцах отшвырнул салфетку:

— Это просто возмутительно! Мисс Дорчестер не принадлежит к тем особам, кого интересуют деньги и титул.

— Если ты и в самом деле так считаешь, значит, ты еще наивнее, чем я думал.

— Я не наивен. Но и не такой хладнокровный, равнодушный и самоуверенный, как ты, Маркус! И уж я-то точно никогда не свяжусь с испорченными особами вроде твоей миссис Брайт.

— Или ты будешь отзываться о миссис Брайт с уважением, или вообще не будешь упоминать ее имени, ясно?

— Но ради всего святого — она же твоя любовница!

— Она мой хороший друг.

— Всем известно, что под этим подразумевается. И у тебя еще хватает дерзости критиковать мисс Дорчестер! Да если на то пошло, твоей миссис Брайт не помешало бы взять у нее несколько уроков приличия!

Маркус со звоном поставил чашку на блюдце.

— Тебя никто ни о чем не спрашивает, Беннет!

Дверь приоткрылась, и на пороге появился Ловелас с небольшим серебряным подносом в руках.

— Вам послание, милорд. Только что принесли. Нахмурившись, Маркус взял с подноса записку, молча пробежал ее глазами.

М.!

Я должна немедленно Вас видеть. Дело срочное.

Парк. 10 часов. У фонтана.

Ваша А.

Маркус взглянул на Ловеласа:

— Оседлай Зевса и выведи к половине десятого. Пожалуй, прогуляюсь в парке.

— Да, милорд. — Ловелас повернулся и удалился из комнаты.

— От кого записка? — полюбопытствовал Беннет.

— От друга.

— От миссис Брайт?

— Нет, как ни странно, не от нее.

Беннет обиженно поджал губы:

— Никогда еще не видел, чтобы ты так оскорблялся за своих любовниц.

— Миссис Брайт — мой друг. — Маркус снял салфетку и встал из-за стола. — Никогда не забывай об этом, Беннет.


Без пяти минут десять Маркус въехал в парк верхом на Зевсе — огромном, мускулистом черном жеребце. Он выбрал усыпанную гравием тропинку, ведущую в глубину густых зеленых зарослей. Самую уединенную тропинку во всем парке.

Анна, леди Сэндс, ждала его в маленьком закрытом экипаже. На ней было темно-коричневое дорожное платье. Высокий гофрированный воротник подчеркивал изящную линию шеи. Прелестное личико Анны скрывала вуаль, спускавшаяся с элегантной каштанового цвета шляпки.

— Маркус! Слава Богу, ты пришел! — Она подняла вуаль и устремила на Мастерса испуганный взгляд. — Вот уже несколько дней я места себе не нахожу! Сегодня утром я узнала, что ты в Лондоне, и сразу послала тебе записку. Господи, я так боялась, а вдруг ты занят и не сможешь встретиться со мной!

— Я всегда в твоем распоряжении, Анна. — Маркуса обеспокоили выражение глубокой тревоги, не сходившее с лица Анны, и темные тени, залегшие под серыми глазами.

Анне было двадцать девять, три года назад она вышла замуж за богатого добродушного лорда Сэндса и совсем недавно осчастливила его наследником. Она овдовела семь лет назад, и ее новый брак оказался вполне счастливым. Маркус был рад за Анну. Он полагал, что дни, полные страха, остались навсегда позади, но вот теперь снова видел знакомый ужас в глазах леди Сэндс.