(Кингслей) Джоанна Кингсли - Любовные прикосновения

Когда после десерта наступила пауза, Кат не хотелось нарушать эту приятную атмосферу. Однако необходимо кое-что выяснить. У нее на самом деле создалось впечатление, что Джин насадил наживку на крючок.

– Вы упомянули о Сопротивлении, – начала она. – Знали ли вы, что мой муж…

– Я никогда не встречался с Милошем Кирменом, – прервал ее Ливингстон. – Убийство Гейдриха очень тщательно разрабатывалось. К этому приложили руку англичане, и Управление стратегических служб было информировано об этом. Я не знаю всех подробностей, но осведомлен о том, что ваш муж сыграл значительную роль в планировании и осуществлении этой операции. Он должен гордиться этим.

– К несчастью, Милош не чувствует никакой гордости, а только вину. Это терзает его душу.

– Из-за Лидице…

Кат кивнула.

– Его отца тоже казнили. Многие пострадали из-за связи с ним.

– Убийство Гейдриха было страшным ударом по состоянию духа нацистов, может быть, даже поворотным моментом в ходе войны. Эсэсовцы даже немного поутихли. Если бы Гейдрих остался жив, то еще десятки тысяч чехов, возможно, погибли бы.

Кат десятки раз приводила Милошу те же самые аргументы. Чувство вины, которое изводило его, напоминало болезнь, пожиравшую свою жертву изнутри. Она чувствовала, если этот недуг удастся излечить, то к мужу вернется и интерес к жизни, и мужество, необходимое для того, чтобы принять участие в построении новой демократической Чехословакии. Но когда Катарина убеждала Милоша в том, что у него есть право гордиться собой, он повторял ей историю Лидице, вспоминал о трагической смерти отца.

Может быть, ему стоило поговорить с этим американцем, с человеком, который тоже принимал участие в борьбе с нацизмом и тоже рисковал жизнью?

Кат уже собиралась было спросить Джина, не хочет ли он посетить «Фонтаны», но что-то удержало ее. Вдруг Ливингстон обратился к ней с какой-то целью?

– Джин, вы были очень добры ко мне в этот вечер. Поэтому заранее прошу извинить меня, если то, что я вам сейчас скажу, обидит вас… У меня такое чувство, что вы пришли за кулисы и пригласили поужинать с вами вовсе не потому, что восхищаетесь моей игрой.

– Я ваш поклонник! – с воодушевлением ответил он. Потом на его лице появилась смущенная улыбка.

– Вы правы, есть еще кое-что. Мне нужна ваша помощь.

– В чем?

Несколько секунд Джин крутил в руках серебряную ложечку.

– Я собираюсь доверить вам некоторую секретную информацию, полученную от тайной правительственной службы. Через несколько дней министр внутренних дел утвердит указ, по которому в национальной полиции могут служить только члены партии. Это решение объяснят как меру, направленную на укрепление порядка. После такого удара коммунисты получат достаточно власти, чтобы подавить любую форму протеста. Они станут хозяевами страны.

Новость потрясла Кат. Хотя она была готова признать, что в тактике коммунистов, возможно, есть и положительные стороны, ей казалось отвратительным насильно навязывать народу свою идеологию.

– И какую же помощь я могла бы оказать вам?

– Отвезите меня к вашему мужу. Вряд ли он согласится увидеться со мной, если вы не выступите посредником.

Так вот в чем дело! Он хотел использовать ее для того, чтобы попасть к Милошу!

– А чего вы от него хотите? – спросила она.

– Милош Кирмен – герой, известный как враг тирании. Если он заговорит, то люди, безразлично относящиеся к тому, что сейчас происходит, возможно, проснутся и дадут отпор коммунистам…

Кат перебила его.

– Джин, мой муж остался в своем поместье не только потому, что любит мир и тишину. Он просто… больше не способен быть героем.

– Вы думаете, не стоит даже пытаться?

– Я сделала бы все, останься хоть какой-то шанс…

«Шанс вернуть того человека, которого я любила», – прибавила она про себя.

– Тогда возьмите меня с собой, чтобы я мог встретиться с ним.

Через секунду Кат ответила:

– Хорошо. Приезжайте в «Фонтаны» в следующие выходные.

В эту минуту она почувствовала, что сделала это не по доброй воле. Американец точно знал, как вести себя и что говорить. Он – прекрасный психолог и может добиться от любого человека того, что ему нужно.

Может быть, это к лучшему, вдруг ему удастся расшевелить Милоша, заставить его снова проявить интерес, сделать из него героя. Но у Кат появилось тревожное предчувствие, что Джин захочет от нее большего, гораздо большего… И, возможно, она с такой же неизбежностью согласится на все, о чем он попросит ее.

Замок был полностью отреставрирован и снова стал одним из великолепнейших домов Европы. Зацвели сады. Вода снова плескалась серебристыми каскадами в фонтанах. Целый штат прислуги – правда, по численности в четыре раза уступавший довоенному, – удовлетворял нужды семьи.

Однако больше не было постоянных домашних вечеров по выходным дням и праздничных балов, которые так часто проходили здесь в прошлом. Милош фактически вел жизнь затворника, а у Ирины не было никаких стимулов возобновлять эту светскую суету. Она призвала на помощь всю свою энергию, чтобы привести в порядок дом и поместье, но теперь снова чувствовала недомогание.

Тем не менее Милош играл роль любезного хозяина, радушно принимая Джина Ливингстона. Он спокойно выслушал объяснения Кат, что этот американец – друг Пола Браннока и что он представился ей после спектакля. Кат упомянула о связи Джина с посольством США, но тщательно избегала разговоров о цели, ради которой он хотел встретиться с Милошем.

– Он показался мне очень милым, – объясняла Катарина. – Я подумала, что нам было бы полезно снова принимать гостей.

В первый день пребывания Джина в «Фонтанах» Милош взял его с собой на верховую прогулку по своим обширным владениям. Вечером, сославшись на нездоровье, Ирина осталась в своей комнате. Кат пришлось взять на себя роль хозяйки в огромной столовой замка. Мужчины вышли к обеду в смокингах, а Катарина надела то самое платье, которое было на ней в канун Нового года, когда было объявлено о ее помолвке с Милошем. Ей нравилось снова чувствовать себя изысканно одетой, приятно было наблюдать, как прекрасно поладили между собой муж и американец. Джин изо всех сил старался понравиться. Объясняя, почему он так свободно говорит по-чешски, Ливингстон упомянул о довоенных студенческих годах, проведенных в этой стране, а также о своей службе во время войны. Однако он моментально оставил эту тему, когда Милош не выказал ни малейшей склонности нащупывать их общие связи с Сопротивлением.

После обеда они перешли в одну из роскошных гостиных. Слуга зажег в камине огонь, а горничная подала кофе.

– У вас здесь просто изумительная жизнь, Милош, – заметил Джин, отпив маленький глоток кофе из чашечки севрского фарфора с золотым ободком и внимательно осмотрев полированную антикварную мебель и картины старых мастеров. – И все же не могу представить себе, чтобы она полностью вас удовлетворяла. Эта жизнь – не для такого человека, как вы.

– Чего же мне еще не хватает? – спросил Милош.

– Вы столько отдали ради освобождения своей страны! Неужели вы можете спокойно позволить, чтобы ее снова захватили?

Милош в задумчивости уставился в свою чашку.

– Кажется, мои земляки именно этого и хотят. На сей раз полчища головорезов, получающие приказы от сумасшедшего, не вторгаются в нашу страну.

– Неужели вы действительно думаете, что Сталин лучше Гитлера?

– Гитлер, возможно, выиграл бы войну, если бы не русские. Уже одно это для меня достаточно веская причина, чтобы оправдать господина Сталина за недостаточностью улик.

Его взгляд был прикован к Джину.

– Вот почему я и вас, американцев, тоже оправдываю.

– Милош, а какие сомнения могут у тебя быть относительно американцев? – спросила Кат тоном мягкого укора.

Он бросил на жену такой взгляд, словно союз между ней и их гостем раздражал его.

– В прошлом я боролся, чтобы завоевать моей стране право самой решать свою судьбу. Но потом нас предали тс, кто хотел купить себе мир, используя Чехословакию как фишку в игре народов. Возможно, мы и сейчас еще остаемся фишкой, но игроки уже другие. Если дядя Джо – один из них, то я подозреваю, что и дядя Сэм – тоже.

Милош проницательно посмотрел на Джина.

– Неужели вам так дорога наша свобода? Или вы просто надеетесь устроить себе мирную жизнь, используя нас, поссорив с другими странами, которых вы боитесь?

Джин ответил ему без малейших следов обиды:

– Если вы получите свободу, которую желаете, все остальное не должно иметь значения.

– Согласен, – сказал Милош. – Вот почему я могу быть доволен, живя здесь. У меня есть свобода, и у моих соотечественников тоже. Они выберут такое правительство, какое захотят.

Потом он многозначительно прибавил:

– Причем без всякой помощи с моей стороны и, буду надеяться, с вашей тоже.

Кат подумала, что для Джина наступил благоприятный момент сообщить Милошу содержание указа, согласно которому чешский народ вскоре будет лишен возможности свободного выбора. И все же американец промолчал, а Милош встал.

– Если ты не возражаешь, Кат, я оставлю тебя развлекать нашего гостя. Мне нужно просмотреть кое-какие бумаги, которые дал мне Фредди. Он хочет расширяться, построить новую фабрику.

Милош пожелал Джину спокойной ночи, поцеловал Кат в щеку и ушел.

Кат знала, что муж никогда не засиживался допоздна за делами. Очевидно, эти расспросы раздражали его.

– Почему вы не рассказали ему о том, что собираются сделать коммунисты? – спросила она Джина.

– Вы же видели, как он отнесся к моему предложению включиться в общественную жизнь. Вы правы – что бы я ни сказал, это не заставит его передумать. Он весь выгорел.

Не в силах сдержать слезы, хлынувшие у нее из глаз, Кат встала и подошла к камину, пряча лицо от американца. Она рассчитывала, что Ливингстон сможет вернуть ее мужа в мир страстей и принципов, разожжет пожар в его груди. Однако услышав, что Джин считает Милоша человеком, потерявшим интерес к жизни, она загрустила. Все надежды Катарины на то, что ее брак когда-нибудь вновь станет таким же, как прежде, почти угасли.

– Возможно, он счастлив…

Кат вздрогнула. Джин подошел к ней настолько близко, что она ощущала чувственные дуновения его дыхания на своей шее.

– До тех пор, пока вы здесь, – продолжал Джин, – ему лучше оставаться глухим к любым призывам, которые могут заставить его покинуть этот идиллический мир. Вы – великолепная женщина, Кат. С какой стати ему искать призрачного счастья на стороне, когда он имеет здесь, с вами, все?

Страстное желание, которое отчетливо слышалось в тоне его голоса, передалось и ей. Действительно ли она привезла Джина только для того, чтобы вновь пробудить своего мужа к активной жизни? Или же мечтала о том, чтобы пламя страсти вспыхнуло в ней самой? Катарина чуть было не бросилась в его объятия, но потом резко подавила в себе этот порыв. Когда она повернулась и взглянула на Ливингстона, на лице ее застыла маска, выражавшая холодный упрек.

– Возможно, ваши цели вполне заслуженно вызвали у него подозрение.

Но Джин не отступил.

– А у вас?

На секунду Кат оказалась во власти испытующего пристального взгляда его темно-карих глаз. Потом она отвела взгляд и попыталась пройти мимо него. Но он вытянул руку, преградив ей путь.

– Вы не можете не знать о том воздействии, какое оказываете на окружающих. Когда-то, вероятно, вы и были настолько наивны, но только не теперь.

Катарина могла бы оттолкнуть Джина, но вместо этого остановилась рядом с ним, глядя прямо перед собой. Он продолжал:

– Вы самая обаятельная женщина в Европе, как назвал вас мой друг Браннок. И я знал, что он прав. Мне не раз доводилось видеть вас на сцене, и я так же пылко предавался мечтам, как и любой другой молодой человек в зрительном зале.

– Перестаньте, пожалуйста! – резко произнесла она и, вырвавшись, прошла мимо него. – Перестаньте, иначе мне придется попросить вас покинуть этот дом!

– Кат, я не собираюсь ничего добиваться силой. Но неужели вы полагаете, что от меня скрылись сложности ваших взаимоотношений с Милошем? Сегодня, когда мы были с ним вдвоем, я не смог удержаться и заговорил о том, какая вы великая актриса, какое сияние исходит от вас на сцене. И ничего не услышал от него в ответ. Милош не выказал ни гордости, ни любви, ни даже гнева на меня за то…

Кат повернулась к Джину. Глаза ее сверкали.

– Как вы смеете предполагать, будто знаете, что он чувствует? – вскипела она. – Вы, американцы… вы пришли сюда и победили этого дьявола. Поэтому считаете себя всесильными! Достаточно действовать быстро, словно удар молнии, и тогда цель достигнута, враг повержен.

Ливингстон покачал головой.

– Вы не враг, – мягко произнес он. – Вы – женщина, которая заслуживает, чтобы ее любили.

– Я была любима! – гордо ответила Кат, а потом поспешно прибавила – Я и сейчас любима! Спокойной ночи, Джин.