Джин впустил ее в дом и опять провел в дальнюю комнату. На круглом стеклянном столике лежали льняные салфетки, а на них стояли две тарелки с ножами и вилками. В центре было блюдо с тонкими ломтиками холодного мяса, салатница с салатом, а также фарфоровая дощечка с разными сортами сыра.

– Я ведь обещал вам обед! – сказал он.

– Неужели вы думаете, что я голодна? Мне дурно от страха за Милоша, а вы заставляете меня играть в эти дурацкие шпионские игры!

– Они вовсе не дурацкие, Кат. Есть причина…

– Ведь вас уже видели со мной в ресторане. Почему нельзя было встретиться там и сегодня?

– Однажды, много месяцев назад, у нас состоялся светский ужин. Это совсем другое. Послушайте меня, я ведь пытаюсь защитить вас!

Потом Джип мягко добавил:

– Садитесь! Я расскажу вам, что мне удалось узнать.

Кат устроилась за столиком. Ей действительно не хотелось есть, но она не стала возражать, когда Джин положил ей в тарелку мяса и салата, а потом обслужил себя. Вид аппетитной еды заставил ее задуматься о том, кто еще, кроме них, находился в доме. Похоже, ужин приготовил искусный повар.

– С Милошем обращаются хорошо, – продолжал Джин. – Его держат в доме неподалеку от города, где точно – не знаю.

– Значит, его не отправят в тюрьму?

Джин посмотрел в свою тарелку, а потом отодвинул ее, показав тем самым, что тоже потерял аппетит.

– Они собираются устроить показательный суд, Кат.

– Показательный…

У нее это слово ассоциировалось только с театром. Но когда Джин объяснил ей, в чем дело, Катарина увидела сходство. Такой суд и в самом деле являлся разновидностью театрального представления и был рассчитан на то, чтобы оказать воздействие на публику. Правительство решило не допустить превращения известного героя Сопротивления в еще одного мученика вроде Масарика. Они собирались погубить безупречную репутацию Милоша, заставить его признаться в государственной измене, покаяться в преступном намерении распространять ложь о гибели министра иностранных дел. Ему скажут, что именно он должен говорить на суде, и все это будет выставлено напоказ перед чешским пародом и прессой.

– Но он никогда не пойдет на такое! – возмутилась Кат.

– Прежде он сломается, – заметал Джин. – Есть новые способы контролировать волю человека. Это называется «промыванием мозгов». Они используют наркотики, которые надолго лишают человека сна, заставляют его в течение четырех дней подряд прослушивать запись тех слов, которые он должен будет произнести публично. Русские имеют большой опыт в таких делах. Они поделились своими методами со своими друзьями-коммунистами.

Кат закрыла глаза, сильно сжимая веки, чтобы не расплакаться. Но она не могла позволить себе тоже сломаться.

– Значит, на таком судебном разбирательстве у него нет шансов на справедливость! – проговорила она, вновь открывая глаза.

Джин покачал головой.

– А наказание?

– Это ведь государственная измена, Кат. Его могут приговорить к смертной казни.

Кат вскочила из-за стола, будто собираясь убежать из комнаты, убежать от правды. Ее охватило чувство вины. Если бы она смогла убедить мужа послушаться ее, если бы она, как и прежде, много значила для него!

Катарина оторвала пристальный, мрачный взгляд от толстых темных портьер, закрывавших вид из окна.

– Неужели вы ничего не можете сделать? Ведь ваша страна так могущественна!

Ответа не последовало. Потом она почувствовала, что Джин поворачивает ее к себе, чтобы обнять. Кат хотела было оказать ему сопротивление, но, очутившись в кольце его рук, почувствовала, что он хочет только одного: утешить ее.

– Думаю, его можно спасти, – тихо произнес он. – Но самый подходящий для этого человек – это вы.

Катарина вопрошающе взглянула на него снизу вверх. Он отошел от нее.

– Я уже сказал вам, Кат, что этот суд – всего лишь шоу. Чем лучше пройдет цирковое представление, тем большее удовлетворение принесет оно этим «инспекторам манежа». Осчастливьте их, и тогда с ними можно будет иметь дело.

– Но каким образом? – осторожно спросила она.

Джин сделал паузу. Создавалось впечатление, будто ему не хотелось делать Кат такое предложение.

– Об этом мы очень много размышляли. И не только я. Были привлечены сотни экспертов, которые сидят за своими письменными столами там, в Вашингтоне, и пытаются вычислить наилучший способ ведения дел с противоположной стороной. В данном случае все пришли к единодушному мнению, что мы могли бы вызволить Милоша… если вы будете свидетельствовать против него.

Кат пристально посмотрела на Джина, онемев от изумления. На нее нахлынули безумные подозрения. Может быть, он – двойной агент, работающий на противоположную сторону?

– Послушайте меня, Кат! – поспешно продолжал Джин. – Исход этого суда не подлежит сомнению. Речь идет не о том, признают ли его виновным или нет. Все это только пропаганда. Сейчас комми необходимо укрепить свои позиции, ослабить и дискредитировать все элементы сопротивления. Они посадят на скамью свидетелей такую популярную личность, как вы – и тем самым им удастся поколебать общественное мнение. Тогда властям не придется заставлять Милоша свидетельствовать против самого себя, не надо будет устраивать для него «промывание мозгов».

– Даже если бы это и было так, я все равно не смогла бы… – ответила Кат, когда смысл сказанного им дошел до нее.

Джин продолжал, словно не слышал ее:

– Кроме того, они, возможно, вынесут ему более мягкий приговор – всего лишь несколько лет, немного времени, чтобы режим мог расслабиться и насладиться своим успехом. Есть большая вероятность того, что после этого они станут более восприимчивыми к давлению моего правительства. Мы сможем освободить Милоша и заключить соглашение, чтобы вас обоих выпустили из страны.

Кат энергично покачала головой.

– Такое предательство уничтожит его, уничтожит нас обоих.

– Ему будет известно, что это не предательство.

– Каким же образом?

– Даже если нам не удастся освободить Милоша, мы сможем передать ему послание.

Катарина на мгновение представила себя в зале суда в качестве свидетельницы против собственного мужа.

Она чувствовала, что это была единственная роль, которую она никогда не сможет сыграть.

– Нет! – повторила Кат еще раз и пошла за своим пальто. – Если это лучшее, что вы можете предложить, я найду другой способ помочь ему.

– Если бы он существовал, я не стал бы предлагать вам сделать это! – закричал Джин ей вслед.

Кат сняла пальто с крючка в холле и внезапно почувствовала себя опустошенной и обессиленной. Она была не в состоянии двинуться с места, чтобы уйти. Ее вызывающие слова глухо звенели у нее в голове: «другой способ»… Ведь она даже не смогла самостоятельно узнать, что произошло с Милошем!

Но совершить такое?! Осквернить их верную любовь, завершить ее такой насмешкой – сыграть роль его врага? Неужели и в самом деле такова искусная стратегия экспертов разведки?

Джин направился за ней к двери. Катарина остановила на нем взгляд. Он казался таким порядочным человеком!

– Я подумаю об этом, – проговорила она.

– Думайте быстрее, Кат! Суд состоится через две недели, – сказал он, и дверь закрылась за ней.

В течение нескольких последующих дней Кат ездила в отделения национальной полиции в Карловы-Вары и в другие ближайшие городки и требовала, чтобы ей сообщили местонахождение Милоша Кирмена и дали разрешение на встречу с ним.

– У нас нет записей о таком заключенном, – снова и снова отвечали Катарине.

Фредди пришел к ней и тоже предложил свою помощь.

– Вы только наживете себе неприятности. У вас ведь семья, Фредди. Оставайтесь с ней! – ответила ему Кат.

– Если вам что-нибудь понадобится, вы только позвоните мне!

Она с благодарностью обняла его. Но потом, когда он уже собирался уходить, Кат подумала о том, что могла бы попросить управляющего об одной услуге, не подвергая его при этом опасности.

– Это может показаться глупым, Фредди, но я хотела бы попросить вас сохранить кое-что для меня.

Она сказала ему, что именно, и он с готовностью согласился.

В конце недели Кат поехала в Карловы-Вары и установила контакт с Джином, воспользовавшись «безопасным номером». На следующий день после обеда она села в поезд, направлявшийся в Прагу. Прибыв на главный железнодорожный вокзал, она пошла по улице Ружова по направлению к реке. Вскоре рядом с ней остановилось такси со знакомым водителем. Через десять минут Катарина уже находилась в конспиративном доме в квартале Йозефов. На улицы города опускался вечер, и в домах зажигались огни. Это напомнило Кат о ее первой ночи в Праге, когда наступили сумерки и она задремала возле двери театра Петрака. У нее было такое чувство, будто она описала полный круг. Вот-вот снова начнутся репетиции, и ее будет обучать знаток своего дела – правда, в совсем другом жанре драматического искусства. Кат уже не спрашивала, нужно ли ей соблюдать тайну. Ее свидетельство. На суде не будет иметь никакого значения, если станет известно, что она сделала это под руководством иностранного агента.

Джин усадил Кат на софу в задней комнате с наглухо задернутыми портьерами на окнах, и она начала слушать его наставления. Ей надлежало явиться в Министерство юстиции и настаивать на встрече с министром.

– Вы ведь знаменитая личность, Кат. Вполне естественно, что вы захотите иметь дело с людьми, занимающими самые высокие посты.

Министр, несомненно, встретится с ней, как только она заявит о своем желании свидетельствовать против Милоша. Кат не составит труда убедить его в своей искренности, если она признается в том, что их брак был неудачным, что Милош охладел к ней с тех пор, как вернулся с войны. Обвинители будут думать, что ее предательство объясняется личной обидой.

– Но как же тогда я смогу сказать, что единственная причина, побудившая меня пойти на это, – желание, чтобы с Милошем обошлись помягче?

– А вы и не будете говорить этого, Кат. Единственное, что вы можете сделать – молить суд о милосердии. Вы засвидетельствуете, что помешательство Милоша – результат нацистских пыток, но не русских, и что он не отвечает за свои поступки. Так называемую «ложь», которую он хотел обнародовать по поводу гибели Масарика, можно приписать заблуждению. Скажите им, что вам жаль Милоша, что вы испытываете сострадание к нему – и их симпатии будут на вашей стороне.

От всех инструкций Джина Кат почувствовала себя почти физически больной. Но она увидела в его рассуждениях определенную логику. Чем благороднее и мужественнее будет выглядеть Милош, тем большее желание уничтожить его появится у властей. Выставить его перед народом глупым, жалким, даже умалишенным – и тогда, что бы он ни сделал, что бы ни сказал все будет казаться простительным!

– А как насчет свиданий с Милошем?

Катарина страстно хотела объяснить мужу причину своего отступничества.

– Будет гораздо лучше, если вы не станете встречаться с ним, – сказал Джин.

Да, разумеется. Ведь она якобы отрекается от Милоша.

В течение многих часов Кат сидела вместе с Джином и подбирала слова, которые будут наиболее желанными для обвинителей, чтобы после своего ухода она смогла отрепетировать их самостоятельно и произнести их как можно искреннее, когда придет время. Стремясь достоверно передать чувство горечи, которое она испытывала из-за происшедшей в Милоше перемены, она заливалась румянцем при радостном воспоминании об их первой встрече, полной страсти… и безутешно рыдала из-за того, что он полностью отверг ее. И не всегда это была только игра.

– Это подействует, Кат! – воскликнул Джин. – Весь суд будет у вас в руках!

Но роль законченной предательницы, разумеется, угнетала ее. Катарина, лишенная чувств и сил, откинула голову назад и закрыла глаза. В мыслях у нее проплывали слова, которые Шекспир вложил в уста Клеопатры: «Дай выпить мне настоя мандрагоры… Чтобы забылась я во сне, пока Антония не будет!» Если бы она тоже могла заснуть летаргическим сном, чтобы вычеркнуть из жизни скорбные годы разлуки, пока Милош снова не будет свободен!

– Вам не нужно возвращаться сегодня в «Фонтаны»! Вы можете остаться здесь! – тихо произнес Джин.

Если бы Кат не чувствовала себя такой измученной, его слова, возможно, встревожили бы ее. Попав в сферу притяжения Джина, она уже ощущала прилив желания, которое боролось в ней с зовом верности. Не проронив ни слова, она растянулась на софе.

– Всего лишь на несколько минут! – со вздохом произнесла Катарина.

Возможно, прошло несколько минут или целый час, когда она заметила, что он сидит на краю софы возле нее. Сонно открыв глаза, Кат увидела его лицо, склонившееся над ней. Джин произнес только ее имя, но в нем заключалось все, что он хотел сказать ей.

У Кат не было сил сопротивляться. Джин неясно поцеловал ее. От прикосновения его ласковых губ она вздрогнула, словно через нее прошел электрический разряд. Быть может, это случилось из-за того, что она так сильно хотела его, или потому, что Кат уже давно не знала мужчины. Теперь это не имело значения. Поцелуй принес ей только облегчение. Напряжение, сковавшее все ее тело, внезапно исчезло, рассеялось в первой ласке, как молния, которая ушла в землю. Теперь Катарина понимала, что сегодня ее капитуляция неминуема. Если сейчас она не изменит мужу, то никогда не сможет правдоподобно изобразить жену-предательницу. Стоять лицом к лицу с Милошем в зале суда и доносить на него – да это просто разорвет ей сердце, если их внутренний тайный союз останется нерушимым!