Биба Мерло - Любовный напиток

Я одеваюсь, меня разбирает смех. Нахожу в ящике губку, моющее средство и оттираю пятно, пока оно почти не сливается цветом с ковром, может, только чуть темнее.

— Когда высохнет, ничего не будет видно, — говорю я, убирая губку на место.

Я собираюсь уходить, закрываю книги, но Capo сажает меня рядом с собой и достает фотоальбом.

— Подожди, я хочу кое-что тебе показать. Я помолвлен с одной девушкой, ее зовут Кармела, она живет в Катании.

А как же я? Я пребываю в эйфории, и меня нисколько не задевает эта новость. Bay! Я в первый раз в жизни занималась сексом, не могу сказать, что это было великолепно, но и ничего ужасного. Кто-то нашел мое тело привлекательным: этого достаточно, чтобы чувствовать себя счастливой ближайшие полгода.

— А, — говорю я не слишком уверенно.

— Вот она, — он показывает на фотографию наверху справа.

Подхожу, чтобы рассмотреть ее: наверно, косая уродина с усиками и длинной косой.

Но нет!!! Блин! Голубоглазая блондинка в белой рубашке и шарфике от Gucci, к тому же она ХУДАЯ, безумно ХУДАЯ!!!!

— Она тебе не нравится?

— Да нет… И вообще, это твое личное дело.

Он вздыхает с облегчением, смотрит на меня и расплывается в широкой улыбке:

— Мы завтра увидимся?

— Еще бы! До экзамена всего две недели. Думаю, нам надо заниматься каждый день. Даже по воскресеньям!

Целыми днями мы занимались сексом.

На экзамене я набрала только двадцать один балл, Capo — и того меньше, всего двадцать.

Зато мы научились много чему другому.

Иногда бокал вина значит намного больше, чем просто бокал вина. Как лакмусовая бумажка, которая — лишь индикатор. Вино может менять вкус еды так, что даже незамысловатое блюдо, которое ты не заказывал и которое едва ли не случайно попало к тебе на стол, кажется восхитительным, и ужин доставляет невообразимое удовольствие. Вино действительно может творить чудеса, и НЕ все они одинаковы. Иногда самое первое и есть самое лучшее, но точно этого знать нельзя. Все станет ясно только потом, когда будет с чем сравнивать.

Желательно употреблять в сочетании с «Черазуоло ди Витториа».

Мой рейс в 17.00, значит, из центра Парижа мне надо выехать около 15.30: у меня целое утро! Я плохо знаю этот район на левом берегу Сены, карты с собой нет, поэтому можно сделать то, что я так люблю, — потеряться. Я обожаю теряться, бесцельно бродить по городу, доверяясь мимолетным эмоциям, будто в поисках некоего знака, неожиданного открытия, чего-то, что наполнит смыслом проделанный путь. Мне кажется, что такие прогулки олицетворяют собой всю мою жизнь.

Ты сказал, что рядом с бульваром есть блошиный рынок, на котором продают разные старинные и антикварные вещи (мы оба сходим по ним с ума), и я почти в шутку спросила, что тебе купить.

— Золотой перстень, большой, как я люблю.

— Ладно. Схожу на разведку, посмотрю, что у них есть хорошего.

Ты работаешь, хотя сегодня и воскресенье. А я — нет, я закончила вчера и теперь чувствую себя подростком, гуляя по любимому городу, наполненному ослепительным светом июньского утра. Сегодня очень жарко, и я так счастлива! Я пребываю в согласии с собой, чего не случалось уже давно. Через три часа я снова буду дома, снова буду пытаться собрать воедино обломки огромного здания, которое зовется мною, но здесь и сейчас мне кажется, что все на своих местах. Я думаю о детях, Марчелло и Валерии, и улыбаюсь. Думаю о муже, Паоло, и хочу найти ту редкую книгу, которая нужна ему для одного из исследований, а еще мне нужно купить что-то Альберту, который замыкает круг моих привязанностей.

Париж — едва ли не единственное место на Земле, где я чувствую себя красивой. В Париже мужчины смотрят на меня, улыбаются мне, останавливаются, делают комплименты. Причем очень мило, а вовсе не вызывающе. Любезно. Они приглашают меня что-нибудь выпить, сопровождают какую-то часть пути. Как-то раз в метро парень, явно до тридцати, перестал грызть кукурузу и сказал мне:

— Знаешь, ты очень красивая!

— Спасибо! — ответила я.

— Надеюсь, я увижу тебя еще раз!

И это в многомиллионном городе! Так же и сегодня: со мной здороваются, желают хорошего дня à une belle fille[7]. Я смотрю на свое отражение в витрине магазина и понимаю, что они правы: сегодня действительно будет хороший день, а я чувствую себя красивой девушкой.

Лотки стоят в ряд на бульваре, засаженном деревьями, и занимают несколько боковых улиц. Одежда и белье начала прошлого века. Мебель пятидесятых годов, книги, зеркала (мне бы не помешало такое в ванной для гостей, но боюсь разбить его при перевозке; я не суеверная, но всякое бывает). Книги, стулья, ковры, виниловые пластинки, украшения. Подхожу к лотку, но колец здесь нет, а уж тем более мужских. Перехожу улицу: разное оборудование, детали для электроприборов, которые уже не выпускают. Старые книги, причем есть и дешевые издания. Может, здесь найдется книга, которая нужна Паоло? Библиофилом, в узком смысле этого слова, его не назовешь, нельзя сказать, что он любит книги как таковые, он не гоняется за роскошными изданиями. Его интересует содержание, потрепанные тома с пометами на полях нравятся ему даже больше. Сегодня мне везет: я нашла нужную книгу. Плачу и убираю ее в свою сумку из желтой антилопы. Ярко-желтый сегодня — это цвет моего настроения.

А вот еще лоток с украшениями: подхожу и в закрытой на ключ витрине вижу его. Перстень, элегантный, но не очень большой. Желтое золото, однако благодаря времени, которое оставило на нем свой отпечаток, блестит вовсе не вызывающе. В центре две буквы «I» и «L». «И», «Эль» — я не знаю никого с такими инициалами, но с инициалами Альберта — «А» или «Эм» — здесь ничего нет. Продавщица видит мою заинтересованность, открывает витрину и показывает мне этот перстень XIX века, маленький, но такой изысканный. Я беру его в руки, он мне нравится, и размер должен подойти. С ума сойти, перстень с какими-то непонятными буквами кажется мне все более великолепным, и в итоге я его покупаю. Еще один подарочный пакетик отправляется в желтую сумку к книге Паоло, белому кружевному топику Валерии и красноармейской фуражке Марчелло.

Пакеты лежат вместе, один к одному, я перебираю их пальцами. Как же они хорошо сочетаются друг с другом!

Как бы мне хотелось рассказать о них кому-нибудь, кто поймет и не станет меня осуждать. Кому угодно, лишь бы выговориться, ведь чувства становятся реальностью только тогда, когда о них говоришь и когда их можно с кем-то разделить.

Еще немного брожу по рынку: овощи, фрукты, горы черешни, джазовое трио. На углу узкого проезда стоит пожилая женщина, кажется, она кого-то ждет. Стоит неподвижно, глаза опущены. Когда я подхожу ближе, понимаю, что она пришла просить милостыню, но никак не может решиться. Вкладываю ей в руку банкноту в пять евро, она удивленно смотрит на меня, бормочет что-то в благодарность, благословляет. Я делаю это не из благородства, скорее для себя. Это что-то типа обряда, подношения судьбе, за которое я надеюсь кое-что получить взамен.

Пора возвращаться за чемоданом и ехать в аэропорт. В кабинете холодновато, я подаю знак Альберту, что уезжаю. Он подходит ко мне, я вытаскиваю из сумки подарочный пакетик:

— Это тебе, оно не очень большое, зато из желтого золота, а сверху написано «IL». Тебе бы очень пошли эти инициалы, не находишь? Иван Ларссон, Икарус Лонмэн, Исаак Лобстер… В итальянском «IL» — артикль, он употребляется, когда нужно выделить кого-то, например: IL più importante, IL più grande[8], IL… К тому же, если не нравится, можешь его перепродать.

— Какая же ты глупенькая, он просто великолепен… И действительно, «IL»… А ты знаешь, что по-французски «IL» — значит «ОН»?

— Ой! Я об этом не подумала.

Может, это и был тот знак, которого я ждала.

Дарит свежесть даже в самые жаркие дни, когда июньское солнце согревает кожу и обжигает щеки. Сильный, но сдержанный. Проявляет свою индивидуальность с осторожностью. Естественная смесь нежности и очарования. Создан для того, чтобы им медленно наслаждались. Не подходит для ежедневного потребления, потому что незабываемые впечатления от общения с ним и сладкие воспоминания о нем усиливаются лишь длительным ожиданием. Превратить его в нечто привычное было бы преступлением. Он может просто исчезнуть.

Желательно употреблять в сочетании с «Чинкве Teppe Шьяккетра».

Теперь я понимаю, что Дзиккарди безумно похожа на Марию Каллас. Те же большие руки, высокий рост, царственный вид. Крепкая, худая, но не тщедушная, с гордым взглядом и всегда прямой спиной. Она всем внушала робость и не переносила слабостей. Уж не знаю почему. Виной тому ее упертость или просто глупость, но она никогда ни в чем не сомневалась. Она преподавала итальянскую литературу в классическом лицее, проверяла домашние задания, как гестаповец на допросе, и читала Данте по памяти с таким волнением и в таком экстазе, что сразу становилось понятно: под строгой внешностью старой девы бьется сердце никому неизвестных мрачных страстей. «Любовь, любить велящая любимым»[9], а потом добавляла: «Ах, если бы это было правдой…» — поднимая взгляд к потолку и провоцируя целую серию острот со стороны моих товарищей. Глядя на нее, даже представить себе невозможно, что две недели назад она, эта убежденная девственница, стала моим брачным консультантом.

— Ты должна его бросить! Ты же больше не любишь своего мужа, ты любишь другого. Нельзя усидеть одновременно на двух стульях! Ты должна от него уйти!

И я это сделала. Я побросала в сумку уйму ненужных вещей и уже закрывала за собой дверь, совершенно не зная, куда мне теперь податься, когда увидела Арианну. Она-то и предложила мне пожить в ее летнем доме весь июль.

— Поезжай на Эльбу. Мы с Руди в этом году решили прокатиться на мотоциклах по Греции.

И вот я здесь.

Взволнованная, потерянная, нерешительная. Нет больше точек отсчета, я знаю только, кем я была, но не знаю, кто я есть, и уж тем более не могу вообразить, кем стану.

Единственное, что я точно знаю, — это то, что влюблена в него.

Он мой преподаватель в аспирантуре (наверное, именно это совпадение привело Дзиккарди в телячий восторг). Очаровательный, дурашливый, соблазнительный. Разрывается между постоянными любовницами, случайными связями и женой, которая может попасть в Книгу рекордов Гиннесса за великую способность противостоять нашествию вражеского нижнего белья на супружеское ложе.

Когда появилась я, нас стало четверо: он, она, еще одна и ваша покорная слуга. Для меня это была «внезапная страсть», для него — рядовое событие.

Я старалась попадаться ему на глаза, он начал обращать на меня внимание, мы начали встречаться. Непередаваемое ощущение: первый поцелуй в вагоне поезда Милан — Болонья, от Центрального вокзала до Лоди (где мне выходить), а потом мы уже занимались любовью где только можно.

«Нельзя усидеть на двух стульях!» Ну не знаю… В любом случае, я здесь, на острове, одна, пока он с женой в круизе (это все равно что набирать баллы: определенное количество любовниц дает жене право на приз). Мне его не хватает, конечно, но не все время, и уж тем более я по нему не тоскую!

Мне двадцать шесть лет, но чувствую я себя на шестнадцать, я счастлива и свободна, весь мир у моих ног.

Квартира Арианны находится в старом доме на высоком мысе, окна выходят на запад. Солнце садится прямо в море (вот что я люблю больше всего на свете), и ясными вечерами видны огни Корсики. По тропинке, бегущей вдоль берега и поросшей по краям большими кустами ежевики, можно добраться до деревушки; там, по обе стороны причала для туристов, тянутся две длинные гряды ровных и гладких камней, на которых я готова проваляться весь день. Я думала, что никого тут не знаю, и мне это даже нравилось, но вчера утром ко мне подошла одна синьора.

— Я Нучча, подруга твоей мамы, помнишь меня?

— Ну да, конечно! Извините, я и не знала, что вы тоже проводите отпуск на Эльбе…

— Какое приятное совпадение! А твой муж?

— Его здесь нет, он…

— Конечно, конечно, работа прежде всего. Кстати, если хочешь, можешь как-нибудь покататься с нами на яхте. Что скажешь? Такая хорошая погода должна продержаться весь месяц!

— Почему бы и нет? С удовольствием.

— Завтра в десять утра у моего лежака. Договорились?

— Отлично.