Мари Клармон - Любви навстречу

Охваченная пламенем желания, в то же время боясь его, Мэри стремилась ему навстречу, безоглядно погружаясь в томную негу. Почувствовав, как участилось ее дыхание, Эдвард прервал очередной поцелуй и, заглянув ей в глаза, тихо проговорил:

– Если что-то придется тебе не по душе, скажи мне, и мы прекратим.

Не в силах сказать что-либо членораздельное, Мэри лишь кивнула, и тотчас же руки Эдварда начали ласкать ее груди, от которых волны наслаждения разносились по всему телу.

– Милая… – шепнул он. – Посмотри на меня.

Мэри распахнула глаза, лишь сейчас сообразив, что, оказывается, уже успела их закрыть.

– Я хочу, чтобы ты смотрела на меня. Чтобы думала только обо мне. – Он провел языком по ее набухшему соску. – И чтобы знала, что ты со мной.

Тут Эдвард снова принялся ласкать ее, доводя до исступления, и сейчас Мэри не хотела, да и не могла думать о прошлом. Своими пылкими поцелуями и ласками Эдвард возвращал ее к прекрасному настоящему.

Через несколько минут он вдруг отстранился от нее и теперь, когда на его тело не падали блики от камина, внезапно превратился в рельефную темную фигуру, в таинственное переплетение могучих мускулов.

Мэри замерла в волнующем ожидании.

И тут Эдвард провел ладонью по ее животу, а затем осторожно раздвинул ее ноги. Мэри же по-прежнему не шевелилась. Этого момента она боялась больше всего. Момента, когда удовольствие могло превратиться в боль.

– А теперь я тебя поцелую, – прошептал Эдвард. В следующее мгновение его губы коснулись ее лона.

Мэри вскрикнула от неожиданного наслаждения. А Эдвард, чуть отстранившись, спросил:

– Хочешь, чтобы я остановился?

Мэри молча перевела взгляд на балдахин над кроватью. Хотела ли она, чтобы он прервал свое бесстыдное вторжение? Нет, конечно же! Вместо ответа она запустила пальцы в волосы Эдварда и привлекла его к средоточию своей чувственности.

Он снова принялся ласкать ее, и Мэри, откинув голову, громко застонала. Ей стало почти страшно от того, как ее тело реагировало на ласки Эдварда. А он вдруг дотронулся пальцем до ее трепещущей плоти и тихо спросил:

– Ты доверяешь мне?

Она хотела бы ответить «да», но не смогла.

– Я боюсь, – призналась она.

– О, Мэри, как же так? – пробормотал он с огорчением. И, снова отодвинувшись, посмотрел на нее вопросительно.

Мэри нахмурилась и прошептала:

– Но я же не сказала, что…

– Положи свою руку на мою, – перебил Эдвард.

Мэри взглянула на него с удивлением.

– Зачем?

Он ласково ей улыбнулся.

– Милая, доверься мне хоть раз. Договорились?

Она едва заметно кивнула.

– Хорошо. Полагаю, я не пожалею.

– Нет, разумеется. Спасибо, милая.

Тут Эдвард поднес их руки к лону девушки, и она снова едва не задохнулась от неожиданной ласки.

– Теперь направляй мою руку как пожелаешь, – сказал он.

Мэри понятия не имела, что именно следовало сделать, поэтому решила действовать наугад. И, как ни странно, с первой же попытки сделала все правильно. Пальцы Эдварда мгновенно нащупали нужную точку, так что через несколько секунд наслаждение стало почти невыносимым.

Из груди Мэри вырвался сладострастный стон, а Эдвард, целуя ее в щеку, прошептал:

– Растягивай удовольствие, милая.

Теперь Мэри уже уверенно направляла его руку круговыми движениями со все возрастающим нажимом. Внезапно бедра ее оторвались от постели, и она громко простонала:

– О, Эдвард, я… О господи!.. – Мэри содрогнулась всем телом; волны наслаждения накатывали снова и снова, одна за другой, и она не могла сдерживать крики удовольствия, раз за разом вырывавшиеся из ее груди.

– Хочешь еще? – спросил Эдвард через несколько минут.

Мэри кивнула. Оказалось, что рассказы некоторых женщин, которые она слышала в приюте, были чистейшей правдой, – а ведь Мэри никогда им не верила.

Тут Эдвард осторожно лег на нее сверху, и она замерла, вцепившись в простыни, – ей снова стало страшно.

Взглянув на нее, Эдвард прошептал:

– Милая, обещаю: если ты захочешь, чтобы я остановился, я так и сделаю, клянусь.

Мэри молча кивнула. Она была почти уверена, что действительно захочет остановиться, но точно знала, что не сможет сказать об этом Эдварду. А он прижался к ней своей твердой плотью, но не спешил, давая ей время привыкнуть.

Прошло несколько секунд, и Мэри вдруг поняла, что вместо ужаса ее охватило нечто совсем иное – это было странное стремление податься всем телом навстречу Эдварду. Неожиданно ее руки как бы сами собой обвили его шею, а ноги раздвинулись еще шире.

В следующее мгновение он вошел в нее и замер на секунду. Потом начал осторожно двигаться, и с каждым его толчком все тело Мэри словно вспыхивало, а из горла ее вырывались хриплые стоны. В какой-то момент, уловив ритм его движений, она стала приподниматься ему навстречу. Потом вдруг громко вскрикнула и содрогнулась. Эдвард же вонзился в нее последний раз и, глухо зарычав, тоже вздрогнул и затих.

С улыбкой, расслабившись, Мэри взглянула на Эдварда. Слезы безграничного счастья стояли в ее глазах. Наконец-то она больше не боялась ни силы мужского тела, ни хрупкости своего собственного. Но что же теперь будет с ее сердцем?..

* * *

Болезненный крик вырвался из горла Эдварда. И в тот же миг чья-то нежная рука погладила его по спине, и тихий ласковый голос произнес:

– Все хорошо, Эдвард, все хорошо…

Он сделал несколько глубоких вдохов и приподнялся на постели. Мэри тут же обняла его и стала поглаживать его по плечам, стараясь успокоить.

А он никак не мог прийти в себя; перед глазами у него все еще стояла жуткая картина – его отец, раскачивающийся на веревке. Эдвард помнил, как схватил старика за ноги и потянул вниз, чтобы сломать ему шейные позвонки. А затем были душераздирающие вопли матери, тоже тянувшей герцога за ноги. Страшнее всего было то, что им пришлось сломать ему шею, чтобы избавить, наконец, несчастного от страданий (ведь повешенный часто умирает не сразу, а в страшных муках – умирает, конвульсивно дергаясь на веревке).

Это была ужасная смерть. В ней не было ни капли достоинства. В тот день позор правил бал на радость толпе, выкрикивавшей оскорбления в адрес герцога. Не так уж много герцогов было повешено за всю историю Англии, и он, Эдвард, поспособствовал увеличению их числа.

Старик мог выйти сухим из воды. И вышел бы, если бы не Эдвард. Присяжные не смогли проигнорировать его исчерпывающие показания. Старый герцог изнасиловал и избил до смерти четырнадцатилетнюю девочку в их особняке. Высокопоставленные лица пытались уговорить Эдварда не давать показаний в суде, но тот был непреклонен.

Все последующие годы ему постоянно вспоминались те ужасные моменты – предсмертные хрипы отца и отчаянные крики девочки. И вспоминалось, как он обнаружил старика, стоявшего над ее телом с окровавленным подсвечником.

– Расскажи, – попросила Мэри. – Что тебе приснилось?

Эдвард вздрогнул, услышав ее голос, прозвучавший так неожиданно. Он взглянул в темное окно, пытаясь избавиться от ощущения, что их с Мэри чуду вскоре наступит конец – как и всему хорошему в его жизни. Нет, он не мог об этом рассказать. Сейчас не мог. Потому что она станет презирать его и никогда больше не сможет ему довериться. В его жилах текла дурная кровь. Боже, да ведь ее отец – просто расшалившийся мальчишка по сравнению с его отцом. И если он сейчас расскажет ей об этом… Тогда ее доверие превратится в отвращение.

Наверное, Эдварду следует выждать некоторое время, а уж потом, когда Мэри привыкнет к нему, все ей рассказать.

– Так как же, Эдвард? – Мэри снова погладила его по спине.

– Ничего особенного, – ответил он, пытаясь унять дрожь. – Просто сон, вот и все.

Мэри тихо вздохнула.

– Я знаю, что такое кошмар. Прекрасно знаю.

Эдвард поморщился и пробормотал:

– Мне приснилось, что твой отец разыскал тебя, а я ничего не смог сделать. – По крайней мере, это была не совсем ложь. Возможно, он действительно ничего не мог бы сделать.

Мэри испытующе взглянула на него и проговорила:

– Надеюсь, когда-нибудь ты станешь доверять мне, как я, по твоему мнению, должна доверять тебе.

Не сказав больше ни слова, Мэри увлекла Эдварда обратно на постель и уткнулась лицом в его плечо. «А ведь она, такая недоверчивая, мне-то безусловно доверяет, – внезапно промелькнуло у него. – Но что, если она обманулась, доверившись мне?» И действительно, ведь он так и не смог примириться с прошлым, не смог простить себя и свою семью. И вот теперь, толкая Мэри на путь справедливой мести, не обрекал ли он ее на такое же душевное опустошение? Увы, справедливость не принесла ему ни счастья, ни покоя, и долгие годы до встречи с Мэри Эдвард не верил, что когда-нибудь сможет радоваться жизни. Да-да, было совершенно очевидно, что месть не принесла ему счастья.

– Неправильно, – с усмешкой сказал Пауэрз. – Еще раз.

Мэри досадливо поморщилась – ей никак не удавалось совладать с деревянным ножом. Да, конечно, Пауэрз был значительно выше ее и сильнее, но это – не оправдание. Любой из головорезов, отправленных ее отцом на поиски, также превосходил ее физически.

Немного помедлив, Мэри снова подняла руку с ножом, пытаясь задеть нападавшего на нее «противника». Но у нее и на сей раз ничего не получилось. А виконт даже не вспотел. Более того, его прическа была в идеальном порядке – аккуратно уложенные светлые пряди, отливавшие серебром, нисколько не растрепались.

Мэри внимательно посмотрела на Пауэрза. Его черная шелковая рубашка была расстегнута на груди, так что отчетливо были видны могучие мышцы. Что же касается его характера…

Интерес, которой он у нее пробуждал, все сильнее ее тревожил. Они с виконтом действительно были очень похожи, и если бы Эдвард умел читать мысли… Мэри невольно вздохнула. Увы, она ничего не могла с собой поделать. Пауэрз умел приковывать к себе внимание. А вот Эдвард… Ах, она никогда не будет достойна его. И он ни разу не обмолвился о возможности серьезных отношений между ними. Их отношения были временными – герцог помогал ей отомстить отцу, а дальше их пути расходились…

А Пауэрз – настоящий дьявол. Да и она, Мэри, вовсе не была невинной овечкой. И, конечно же, их обоих ждали в аду с распростертыми объятиями.

Тут виконт приблизился к ней вплотную, и теперь он громадой возвышался над ее хрупкой фигуркой. Пристально посмотрев Мэри в глаза, Пауэрз схватил ее руку, державшую нож, и, презрительно хмыкнув, резко потянул ее на себя. Затем, развернув Мэри спиной к себе и обхватив ее сзади, он еще раз продемонстрировал, как наносится удар.

– Ты должна держать нож лезвием от себя. Твоя вытянутая рука выходит из-за спины, когда ты делаешь шаг вперед. И следи за корпусом.

Жар его тела обжигал даже через платье, и Мэри могла бы поклясться, что Пауэрз обнимал ее на несколько секунд дольше, чем было необходимо. Когда же он наконец отстранился, Мэри поспешно развернулась, поправила выбившийся из прически локон и снова приготовилась к защите.

– Почему меня учит не Эдвард? – пробурчала она.

И в тот же миг из конюшни вышел герцог, ответивший на ее вопрос.

– Потому что Пауэрз лучше обращается с холодным оружием.

Виконт приподнял брови и подмигнул ей – эта его привычка ужасно ее раздражала.

– Милая, если нужно перерезать кому-то горло или распороть брюхо, то я – лучший в этом деле.

– Потрясающе остроумно.

– Можешь не притворяться, Мэри, ты от меня без ума, – с усмешкой протянул Пауэрз, и эта дьявольская усмешка делала его не только загадочным и таинственным, но и немного потусторонним.

А вот Эдвард обладал исключительной, почти неземной красотой, и в этом Пауэрз не мог с ним тягаться. Но будет ли Мэри когда-нибудь достойна его любви? Впустит ли он ее в свое сердце?

Густые запахи весеннего дерна, лошадей и сена вернули Мэри к реальности, она вновь сосредоточилась на их с виконтом занятиях. Солнце все сильнее пригревало, и она с огорчением подумала: «Ну почему мужчины могут свободно разоблачаться, а мне приходится мучиться в наглухо застегнутом платье?» Невольно вздохнув, Мэри бросила взгляд на Эдварда.

Герцог стоял в десяти шагах от нее, а его плащ висел на двери конюшни. Опираясь на дверной косяк и скрестив руки на груди, Эдвард наблюдал за ее тренировкой. А на Мэри вдруг нахлынули воспоминания о минувшей ночи, и ей захотелось, чтобы такие ночи повторялись снова и снова. Увы, даже столь приятные мысли привели ее к печальному заключению – она явно не смогла заслужить доверие Эдварда. Даже после всего, что было между ними, герцог не открыл ей свое сердце и не поделился своими страхами. Ночью он солгал, когда сказал, что боится появления ее отца, – Мэри сразу почувствовала ложь в его словах, поняла все по его голосу. Возможно, он так никогда и не расскажет ей о своем прошлом, и Мэри придется довольствоваться лишь физической близостью. А может, дело вовсе не в нем, а в ней? Да, наверное… Будь на ее месте достойная леди, Эдвард уже посвятил бы ее во все свои тайны. Ведь одно дело – быть любовницей герцога, совсем другое – быть спутницей жизни, другом. Поэтому она, Мэри, ему не ровня. Горечь переживаний ядом разлилась по ее душе.