Энн Флетчер - Мадам в сенате

– Скажи, у тебя не бывает сенатор Ролингс?

– Нет. Конгрессмены ко мне практически не обращаются. У них свои агенты, которые поставляют им девушек. Они гораздо больше платят, я столько не могу. У государственных деятелей такое жалованье – тебе и не снилось!

– А как насчет сенаторов Краузе, Стурджа, Карузини? Или советника Питерсдорфа?

Ричи Мелвилл достала картотеку.

– Нет. Только сенатор Стурдж, и то это был вызов на дом. Девушка потом возмущалась, что ему только и нужно было – поставить клизму…

Ксавьера поморщилась.

– Очень жаль. Сейчас это бы очень пригодилось. Ты что-нибудь знаешь о Линде?

Ричи Мевилл убрала картотеку и покачала головой.

– Нет, и это очень странно. Мы, отверженные, предпочитаем держаться вместе. Поэтому я думала, что она даст о себе знать. Но она нашла работу на Капитолийском холме, а это – самое последнее дело. Я лично ничего против нее не имею, но другие девушки… Может, ей стыдно смотреть людям в глаза? Или ее где-то прячут, чтобы не болтала.

– Может, нанять филеров?

– Какой смысл? Что ты можешь для нее сделать?

– Пластическую операцию. Новый паспорт. Потом я помогла бы ей устроиться на работу во Фриско.

Ричи Мевилл долгим взглядом посмотрела на Ксавьеру.

– Ксавьера, ты – одна из целого миллиона. Ты еще думаешь о том, как помочь девушке, которая работала на Капитолийском холме.

– Она была моей подругой, а я не из тех, кто бросает друзей в беде.

Ричи Мевилл спрятала лицо у нее на груди. Ксавьера дала ей выплакаться. Наконец Ричи подняла голову.

– Ксавьера, ты неподражаема. Просто неподражаема!

– Ричи Мевилл, у меня сердце разрывается, когда я вижу, что близкий мне человек ломает себе жизнь, но я не брошу в него камень. А если в моих силах помочь, я это сделаю. – Она ласково погладила приятельницу по плечу. – К сожалению, мне пора.

– Да, дорогая. Позволь, я помогу тебе одеться. Ксавьера закуталась в пальто и шарф, водрузила на нос темные очки и собралась идти, но в это время один из светящихся экранов привлек ее внимание. Она приподняла очки и пристально вгляделась.

– Этот человек староват для позиции 1-18.

Ричи Мевилл проследила за направлением ее взгляда и также поморщилась.

– Ох уж эта Бобби Джин – за ней нужен глаз да глаз. Если он будет кончать в этой позиции, то рискует вывихнуть правое плечо.

– Мне кажется, что левое – судя по тому, как распределен вес. И правую ступню.

Ричи Мевилл согласно кивнула.

– Ну, я покажу негоднице! Мне только «скорой помощи» не хватало! Водители тут же потребуют оплату натурой, к тому же это оттолкнет других клиентов, особенно тех, кто постарше.

Возле лифта разыгралась душераздирающая сцена прощания. Ричи Мевилл рыдала, не стесняясь слез. Ксавьера тоже раз-другой смахнула слезинку. Когда она спустилась в прихожую, швейцар подошел к стеклянной двери и подал знак водителю. Лимузин сразу же подкатил к выходу. В груди у Ксавьеры бушевала буря. Ей было до смерти жаль Ричи Мевилл. Прошло немало времени, прежде чем она стала различать окружающие предметы. И вдруг увидела в зеркале следующий за их машиной автомобиль, а в нем – смутные очертания человека в темных очках. По спине у Ксавьеры побежали мурашки, и ледяная рука страха сжала сердце. Однако через несколько минут ее преследователь отстал.

В отеле ждал Уорд. Его попытки разузнать что-либо о судьбе Линды не увенчались успехом. В полиции сказали позвонить на следующий день. Он предложил Ксавьере поужинать, но ей хотелось побыть одной. Все не шел из головы человек в темных очках, и она спрашивала себя: уж не померещился ли этот тип? Тревожные мысли не давали Ксавьере уснуть.

Утром она проспала и должна была спешить, чтобы не опоздать на слушания. Они с Уордом наскоро проглотили неаппетитный завтрак в кафетерии отеля и взяли такси. Ксавьера чувствовала себя выбитой из колеи. Зрители показались ей черствыми, репортеры с фотографами – циниками. И в довершение всего человек в темных очках был, разумеется, тут как тут.

Члены подкомитета заставили себя долго ждать. Ксавьере стоило немалых усилий ответить улыбкой на улыбку мисс Гудбоди.

Очутившись наконец на своем месте, сенатор Ролингс бросил в сторону Ксавьеры презрительный взгляд и стукнул молотком по столу. Зал затих. Председательствующий предоставил слово советнику Питерсдорфу. Тот пошуршал бумагами и наконец остановился на одной из них.

– Подкомитет хотел бы ознакомиться с вашей деятельностью в системе высшего образования Соединенных Штатов.

– Высшего образования? – не выдержал сенатор Ролингс. – Какое она может иметь к нему отношение? – Он повернулся к Ксавьере. – Вы что, посещали колледж?

– Вы имеете в виду – в профессиональном качестве?

– Вы знаете, что я имею в виду!

Ксавьера сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.

– Ну, так. Крупнейшее мероприятие такого рода имело место…

Несколько студентов, прогуливавшихся по дорожке, ведущей к зданию института психологии, остановились поглазеть на роскошный лимузин и не менее шикарную пассажирку, с шестнадцатью слоями серебристого, в тон машине, лака «Серебряная тень» на ногтях. Все это ослепляло и оглушало. Мощные двигатели автомобиля работали без малейшего шума.

На шинах были белые ободки, вовсю сверкали хромированные колпаки и спицы – и больше никаких украшений. Машина, которую тоже вполне можно было бы назвать «Серебряная тень», являла собой столь совершенное зрелище, что любые попытки улучшить ее конструкцию были обречены на неудачу.

Лимузин затормозил перед зданием института, и к нему тотчас подошли семеро студентов: четыре парня и три девушки. Причем парней больше заинтриговала машина, а девушек – загадочная незнакомка с серебряными ногтями.

– Леди, скажите – это из опытной партии?

– Да. Обратите внимание вот на эту панель слева от «бордачка».

Все четверо парней воззрились на панель, куда были вмонтированы радиоприемник и магнитофон, а также на отделение для перчаток, выполненное из красного дерева, и приборную доску. Все было отменного качества.

Тем временем девушки заговорили с владелицей шикарной игрушки.

– Вы ведь Ксавьера Холландер, не правда ли?

– Да. А как вас зовут?

– Джеми Уинстон. А это Бобби Харрисон и Перки. Вообще-то ее полное им Френсис Томлинсон, но мы зовем ее Перки.

– Очень приятно, как поживаете?

– Не очень-то, – призналась Джеми. – Мы просили, чтобы вам предоставили возможность прочесть нам лекцию или провести семинар, но деканат против.

– Как это мило с вашей стороны. Но я действительно очень занята и вряд ли смогла бы выступить; даже если бы деканат изменил свое решение. Не стоит на них обижаться. В прошлый раз, после того как я прочла лекцию студентам в Аркадии, администрации пришлось долго объясняться с родителями.

– Да, но…

– Каково передаточное число заднего моста? – перебил один из парней.

– Три целых девять сотых к одному, – обронила Ксавьера и продолжила беседу с девушками: – Не огорчайтесь, дорогая. Это одна из тех ситуаций, когда ничего не поделаешь.

– Но все-таки… Мы так надеялись, что вы объявите у нас набор, как это делают ВВС, госдепартамент…

– Ну, если госдепартамент вербует здесь сотрудников, не вижу, почему бы они отказали в этом праве мне. Беда, однако, в том, что у меня и так раздуты штаты, а расширять дело, принимая во внимание прочие обязанности, я не могу.

– А управленческий персонал? Вы же не можете сами вести свои дела.

– У меня есть два-три помощника, и этого вполне достаточно. Видите ли, милочка, это частный бизнес, и я предпочитаю вкладывать в него большую часть себя.

– Вы не скучаете по тому времени, когда были рядовой исполнительницей? – спросила Бобби. – Мой папа всего лишь заведует мастерской по изготовлению разных инструментов и штампов, и то говорит, что лучше бы он остался у станка.

– Бывает, что и я скучаю, – призналась Ксавьера. – Но, в сущности, у меня и теперь всегда есть возможность прийти на помощь девушкам, когда у них аврал.

– Это большая редкость в наши дни, – заметила Джеми, – встретить человека, который доволен своей работой. Большинство просто отбывают повинность.

– О, я не променяла бы свою профессию ни на какую другую, – заверила Ксавьера. – Конечно, у меня есть и другие обязанности, но эта – первая любовь. – Она посмотрела на часы. – Слушайте, мне пора бежать. Было приятно поболтать с вами.

– И нам было очень приятно. Но не беспокойтесь, мы проследим за тем, чтобы ребята, после того как налюбуются, заперли машину.

– Большое спасибо. До свидания.

Ксавьера взбежала по ступенькам и, обернувшись, помахала девушкам рукой. В вестибюле, почти возле самого входа, сидели два старца в мятых костюмах из твида. Перед ними на низеньком столике лежал фолиант – очевидно, предмет их спора. Мимо, не обращая на них внимания, пробегали студенты. Ксавьера поднялась на пятый этаж, где проводились исследования. Кабинет директора был расположен прямо на против лифта. Она пересекла коридор, постучалась и вошла.

Кабинет больше смахивал на лабораторию. Мебели почти не было: письменный стол, несколько канцелярских шкафов; почти все оставшееся пространство занимало оборудование для опытов. Директор, крупный, плотный мужчина с седеющей шевелюрой, стоял, склонившись над столом, и, очевидно, бился над какой-то головоломкой. Его ближайший помощник, лет эдак шестидесяти, почему-то занимал инвалидное кресло, откуда он пристально наблюдал за совокупляющимися в боксе собаками.

Еще двое исследователей вовсю трудились на кушетке у стены. Женщина пыталась делать мужчине фелляцию, причем бросалось в глаза полное отсутствие у нее опыта и правильной техники. Огромный, как настенные часы, секундомер над кушеткой свидетельствовал о том, что с начала эксперимента прошло восемь минут. Каждая мышца, каждая клеточка мужчины, извивающегося на этом ложе пыток, была неимоверно напряжена, а глаза грозили вот-вот выскочить из орбит.

– Здравствуйте, профессор Лизандер. Директор расцвел.

– А, мисс Холландер! Рад вас видеть. Вы как раз вовремя.

– Я с детства привыкла к пунктуальности. У вас все готово?

– Да. Лаборатория полностью оборудована в соответствии с вашими пожеланиями. Ваши студенты прибудут через двадцать минут.

Ксавьера не могла не обратить внимания на солидное утолщение под белым профессорским лабораторным халатом, как раз на уровне гениталий, и деликатно отвела глаза.

– Должна признаться, мне не привычно проводить занятия со студентами.

– Ну что вы, мисс Холландер. Вы должны чувствовать себя абсолютно в своей стихии: ведь то, чем вам придется заниматься, не выходит за рамки вашей профессиональной деятельности. Студенты – не рядовые школяры, а блестящие психологи-теоретики. Да, к сожалению, только теоретики. Ваша задача – пробудить в них интерес к практической стороне вопроса, иначе как же они смогут помогать людям решать их проблемы?

В это время раздался звонок. Мужчина на кушетке бился в судорогах, а женщина захлебывалась и плевалась.

– Девять минут тридцать секунд, – профессор сделал запись в журнале.

– На семь минут тридцать секунд дольше, чем нужно, – констатировала Ксавьера. – Любая из моих девушек опорожнила бы его ровно за три минуты.

– В самом деле? – профессор Лизандер был крайне удивлен. – Это очень интересно. Пожалуй, стоило бы рассмотреть вопрос о том, чтобы вы как-нибудь направили сюда своих специалистов. Сейчас каникулы, и мы испытываем недостаток в рабочей силе. Поэтому… – Он расстегнул халат, и Ксавьера увидела, что молния на его брюках расстегнута и оттуда выпирает куча бинтов. – Как видите, небольшая авария…

– Мне жаль это слышать, – мягко произнесла Ксавьера. – А кстати, что с профессором Кинки? Почему он в инвалидной коляске?

– Повреждение позвоночника. Мы ставили опыты по Камасутре и пришли к выводу, что некоторые из позиций чрезвычайно сложны для исполнения, если не сказать опасны.

Двое поднялись с кушетки. Женщина подставила плечо своему выжатому, как лимон, партнеру. Сама она все еще задыхалась и откашливалась.

Ксавьера поздоровалась с ними и обратилась к профессору Лизандеру:

– Жаль, что вы не посоветовались со мной, я предупредила бы вас, что к некоторым позициям Камасутры следует подходить с большой осторожностью.

– Я так и понял. У меня даже возникло подозрение, что у древних индусов были дополнительные суставы на спине… и других местах.

– Нет, просто они занимались специальной гимнастикой, чтобы сделать свое тело максимально гибким и податливым. Наверное, у ваших сотрудниц имели место выкидыши?

– Да, целых восемь. Откуда вы знаете?

– Дело в том, что самые сложные позы в основном рассчитаны на женщин. Это исторически оправданно, так как у них было больше времени для тренировок. Мужчины должны были добывать средства к существованию. Они целые дни проводили в трудах праведных, в основном сидя, и разъезжали на слонах – из дома на работу и обратно. Немудрено, что у них все застаивалось. Вы согласны с такой трактовкой?