Несколько часов назад они были так близки! Хок прикрыл глаза, вспоминая. Его пальцы бессознательно шевельнулись, словно чувствуя ответные движения Фрэнсис. Именно тогда он впервые понял, насколько права была Амалия: жену можно было разбудить, она была вполне способна испытывать такое же удовольствие, как и любовница… Хок вдруг сообразил, что молчание затянулось.

— Тогда, может быть, сыграем в пикет? Как ты смотришь на это? — спросил он поспешно.

Пикет? В прежние дни она была первоклассным игроком (отец лет с десяти вбивал ей в голову правила, чтобы всегда было с кем перекинуться в карты), но теперь… если ее мастерство игрока постигла та же участь, что и мастерство пианистки, то она вряд ли отличит короля от валета.

— Охотно, милорд, — все же ответила она, думая: почему он так подозрительно добр, так великодушен?

Лакей придвинул карточный столик ближе к камину и вышел. Вскоре в гостиной появился Отис с двумя нераспечатанными колодами карт.

Фрэнсис не без опаски уселась за столик. Хок отпустил прислугу и обратился к дворецкому, застывшему у двери на случай, если будут высказаны дальнейшие пожелания.

— Можете располагаться ко сну, Отис. Я сам позабочусь о том, чтобы погасить свечи.

— Как вам будет угодно, милорд.

Дворецкий замешкался в дверях, бросив украдкой взгляд на Фрэнсис. Ее светлость была такой странной в этот вечер, почти не раскрывала рта и очень мало ела. Ее бледность не на шутку тревожила Отиса.

— Миледи? — осторожно спросил он.

В этом единственном слове заключался настоящий ливень вопросов и целое море заботы. Фрэнсис заставила себя улыбнуться:

— Доброй ночи, Отис. Не волнуйтесь, я вполне здорова. Дворецкий с поклоном удалился.

— Будь любезна перемешать и раздать карты, а я налью нам по стакану бренди.

Фрэнсис облегченно перевела дух. По крайней мере он не сидел напротив, буравя ее взглядом. К тому моменту как объемистая круглая рюмка оказалась возле ее локтя, она справилась со своей задачей, не рассыпав карт и раздав нужное их количество.

Хок поднял свою стопку и раскрыл ее аккуратным веером.

— Как ты относишься к бренди, Фрэнсис? — спросил он как бы между делом, меняя некоторые карты местами. — Может быть, налить тебе вина?

Нет-нет, пусть будет бренди!

Она подкрепила свои слова торопливым глотком из рюмки. Огненная струйка скользнула вниз по горлу и приземлилась где-то внутри пустого желудка Фрэнсис. Она тупо уставилась на веер карт в руке, едва слушая то, что говорил ей Хок.

— Если бы не армия, мне бы не стать опытным игроком. На войне бывают периоды затишья — ты ведь знаешь это? — когда офицерам мало что остается, кроме как муштровать нижние чины. В таких случаях чаще всего играют не на деньги, а на интерес. И слава Богу, потому что мне приходилось видеть, как переходят из рук в руки целые воображаемые состояния. — Хок поднял взгляд на Фрэнсис и улыбнулся. — Начнем?

Игра продолжалась около получаса. На Хока произвело впечатление то, как играет Фрэнсис, но это не мешало ему внутренне посмеиваться над ее растущим опьянением. Он был доволен, что предложил ей именно бренди: каждый новый глоток помогал ей еще немного расслабиться.

— Еще рюмку?

Фрэнсис покачала головой, и гостиная мягко качнулась вокруг в унисон с этим движением. Она шлепнула об стол десяткой червей и хихикнула, когда муж прикрыл ее карту червонной дамой.

— Ты не следишь за игрой, — заметил он.

Когда партия была закончена, Хок подсчитал очки и собрал карты в колоду со словами:

— Жаль, что мы не играли на деньги. Ты проигралась в пух и прах, жена. — Он отбросил карандаш и потянулся. — Какой долгий был день!

— Очень, — согласилась Фрэнсис, вертя в руке забытую восьмерку пик.

— Я только сейчас понял, как сильно устал.

— Я тоже, — кивнула она, туманно сознавая, что это к лучшему, но не зная почему.

— Как ты могла проиграть с такими хорошими картами? Она вяло пожала плечами.

— Пойдем наверх или сыграем еще?

На ее раскрасневшемся лице сменилось несколько не вполне ясных выражений. Тревога осталась.

— Что вы собираетесь делать… наверху? — вдруг спросила она.

— Может быть, приму ванну.

— Я бы тоже хотела…

— Увы, Фрэнсис, мы не уместимся в ванне вдвоем. Какая жалость, правда?

Она посмотрела внимательно, но не могла до конца уловить смысл этих слов.

Хок поднялся на ноги и еще раз хорошенько потянулся. Она не отвела взгляда. «Он знает, как красив», — подумала она отрешенно, почти благодушно. Она попробовала зажмуриться из чистого упрямства, но добилась лишь того, что увидела мужа голым — вначале спиной к ней, в каплях воды озера Лох-Ломонд, а потом и лицом, на кромке скалы.

Но теперь все иначе, сказала она себе. Теперь он — ее муж, и все между ними предельно ясно и отвратительно. Бежать ей некуда. Остается только молчать и терпеть.

— Вы придете ко мне? — спросила она прямо.

Хок, не ожидавший открытого выпада, вздрогнул. Он не знал, что будет лучше: ободряюще улыбнуться или безразлично пожать плечами. Что, если в ней все еще длилось, тлело воспоминание о тех минутах в запаснике? Бессознательное воспоминание, вызванное и подогретое выпитым бренди? Если бы только, если бы только это было так!

— Я еще не думал на эту тему, — ответил он и, поскорее вышел.

Разбуженное желание было настолько сильным, что он мог испортить все, опрокинув Фрэнсис на ковер прямо перед камином.

Несколько минут она сидела, уставившись на тлеющие угли. Пробегающие по ним уютные огоньки завораживали, навевая дремоту. Ее тело, уставшее от напряжения, наконец полностью расслабилось, на душе тоже было легко, упоительно лениво.

Она не без труда заставила себя подняться и задуть свечи, оставив одну, чтобы освещать дорогу.

Оказывается, Агнес уже приготовила ванну. Спальня была наполнена ароматом каких-то трав, от воды поднимался приветливый парок.

— Его светлость сказал мне, что вы примете ванну, — объяснила Агнес, словно это было в порядке вещей.

Очень мило с его… с его стороны…

Горничной не понадобилось много времени, чтобы понять состояние хозяйки. Под хмельком, подумать только! Уж в эту ночь ей достанется, думала Агнес, вне себя от волнения. Она вспомнила, что, когда граф отдавал ей распоряжение насчет ванны, его глаза так и горели.

В этот момент она заметила, что Фрэнсис задремала в ванне, и осторожно потрясла ее за плечо.

— Миледи! Миледи!

— Наверное, я уже свекольная… — пробормотала та, рассеянно улыбаясь.

— Почти! Поднимайтесь, я вас высушу.

Фрэнсис послушно позволила промокнуть себя полотенцем, время от времени хихикая каким-то своим мыслям.

— Я проиграла партию в пикет, — сообщила она значительно, когда Агнес натягивала на нее сорочку.

— Да уж, как тут выиграть, — покачала головой горничная.

— Вот именно. Я не следила за игрой, — продолжала Фрэнсис, пристально разглядывая большой палец правой ноги.

— Конечно, не следили, миледи, это уж как пить дать. Давайте я помогу вам лечь в постель.

— В постель, — тупо повторила Фрэнсис и решительно отстранила Агнес. — Пожалуй, я схожу на кухню и поищу чего-нибудь поесть. Я у-ми-ра-ю с голоду.

Агнес возвела глаза к небу.

— Да-да, — оживилась Фрэнсис, аппетит которой стремительно нарастал. — На кухне найдется что-нибудь съест… съестное.

Девушка бросила встревоженный взгляд на внутреннюю дверь. Что скажет его светлость, снова найдя комнату ее светлости пустой? Она решила протянуть время.

— Я пошлю на кухню кого-нибудь из лакеев, и он принесет поднос прямо сю…

— Нет! — заявила Фрэнсис с нетрезвым упрямством, — Я могу и сама снис… снискать хлеб насущный!

Она огляделась в поисках домашних туфелек. К неописуемому облегчению Агнес, во внутреннюю дверь постучали. Девушка бросилась навстречу вошедшему Хоку:

— Ее светлость голодна!

Хок посмотрел на Фрэнсис, которая снова и снова надевала на кончики пальцев сваливающуюся туфельку.

— Я позабочусь о ее светлости.

Он подождал, пока горничная закроет за собой дверь спальни, и подошел к постели, на краю которой пристроилась его жена.

— Ты и правда голодна, дорогая?

— Что за идиот делает такую дурацкую обувь? Совершенно не держится на ноге!

Фрэнсис соскользнула с края постели на пол и уселась там, борясь с туфелькой.

— Вот! — воскликнула она с торжеством, вытягивая ногу. — Только… только вид какой-то странный… мысок не в ту сторону.

Это было непередаваемо забавное зрелище, но Хок не засмеялся. На какое-то время его дыхание пресеклось. Подол тонкой сорочки волной лежал на полу, из-под него тянулась нога, белая и стройная, с изящной узкой лодыжкой. Волосы, которые Агнес так и не нашла возможности заплести, рассыпались по плечам и полуобнаженной груди.

— Я помогу тебе, — сказал он, опускаясь на пол перед Фрэнсис.

— Спасибо, — сказала та с полнейшей серьезностью. Хок снял туфельку и бросил ее через плечо, потом поднес к губам ногу Фрэнсис и поцеловал каждый палец. Вначале она просто смотрела, склонив голову к плечу с озадаченным видом. Раздалось хихиканье. Нога завозилась в его руках, мягко ткнувшись в лицо кончиками пальцев.

Хок укусил кончик мизинца.

Фрэнсис откинулась на спину и зашлась в настоящем припадке смеха, держась за бока и дергая ногой.

Он не заметил, как начал улыбаться в ответ. Затея с бренди повернулась в довольно неожиданном направлении. Но не неприятном, вовсе нет. Он положил ладонь на лодыжку и легко провел вверх по ноге Фрэнсис.

— Щекотно! — ахнула она и попробовала высвободить ногу.

Не теряя времени, Хок приподнял другой рукой подол сорочки. Он никогда не видел ее ног так близко и в таком неожиданном ракурсе. Какие же они длинные и белые! А бедра… округлые, нежные, такие шелковистые на ощупь! Господи Боже, даже ее колено было точеное, мраморно-белое под его смуглой рукой.

Он совершенно перестал сознавать окружающее. Между тем Фрэнсис, все еще в приступе нетрезвого смеха, уперлась другой ногой ему в грудь и вложила все силы в хороший толчок. От неожиданности Хок потерял равновесие и повалился на спину, продолжая крепко держать ее лодыжку.

Ему удалось поймать обе ноги и потянуть на себя. Сорочка задралась еще немного выше. Другой рывок. Подол был уже выше талии Фрэнсис. Хок развел ее ноги, равно наслаждаясь открывшимся зрелищем и яростными рывками, сопровождаемыми все тем же хихиканьем.

Неожиданно он почувствовал, что вот-вот потеряет контроль над собой.

— Ох, Фрэнсис!.. — прошептал он, не решаясь двинуться и зажмурившись изо всех сил.

За эти несколько секунд она успела освободиться. Когда Хок открыл глаза, она стояла на четвереньках и смотрела ему в лицо, по-совиному моргая и неуклюже балансируя на ладонях. Он заметил, что она так и не одернула сорочку, которая собралась вокруг ее талии.

— Ты боишься щекотки? — спросила она сурово.

— Я? Я не зн…

В следующее мгновение Фрэнсис нырнула вперед, приземлилась ему на грудь и, хохоча, начала щекотать его под мышками. Ее лицо с блестящими глазами, пылающими щеками и мстительно высунутым кончиком языка оказалось очень близко от его лица.

Хок забарахтался. Он боялся щекотки больше всего на свете. Фрэнсис в считанные секунды добралась до его наиболее уязвимых мест и упоенно предалась расправе. Он зашелся от смеха, на время забыв о желании, которое всерьез начинало мучить его. Ему не сразу удалось поймать ее запястья и отвести в сторону.

Только отдышавшись, он обнаружил, что халат давно раскрылся и что их голые до пояса тела соприкасаются. Фрэнсис лежала между его разведенных ног и смеялась, нимало не заботясь, прилично это или нет.

Он отпустил ее запястья и сцепил пальцы у нее за спиной, притянув ее ближе. Его сцепленные пальцы сомкнулись на затылке, пригибая голову.

— Поцелуй меня, Фрэнсис.

— Будь по-твоему, — сказала она важно и вытянула губы.

— Нет, не так! — засмеялся он, несмотря на болезненное стеснение между бедер. Он приоткрыл рот Фрэнсис кончиками пальцев. — Так и оставайся, только не говори ни слова. Вот как это делается…

Он провел языком внутри ее рта, по прохладному ряду зубов, по ее языку. Взял губы, казавшиеся сладковатыми и очень нежными. Ее покорность!.. Он не думал, что сможет сдерживаться дольше.

— А дальше что? — вдруг спросила Фрэнсис, отстраняясь. — Поцелуи — это ведь не самое страшное…

— А ты хочешь еще чего-нибудь? — спросил Хок, делая вид, что борется с локоном, упорно щекотавшим его лицо.

Он бросил взгляд из-под ресниц. Лицо Фрэнсис внезапно и разительно изменилось. Зрачки расширились, дыхание прервалось. Она думала о запаснике! Он тоже. Его бедра невольно дернулись в ее сторону, и Хок понял по лицу Фрэнсис, что она впервые осознала, на чем лежит сейчас.

— Хок… — начала она нерешительно.

— Да, милая.