– Ты… ты до сих пор любишь только его, Сеню? – напряженно спросил тот. – Я тебе по-прежнему не нужен?

Маруся взяла его руку, с трудом улыбнулась.

– Завтра пойдем в милицию, заявим на Тягунова, – сказал Урманов. – Похоже, это действительно он убил Сеню! Но как все странно… Странно, что мы с тобой встретились, что заговорили сейчас об этом… Наверное, это судьба, рок. Две наши истории соединились в одну. Все тайное неизбежно становится явным. Преступник будет наказан! Помнишь про Ивиковых журавлей? – возбужденно спросил он.

– Каких еще журавлей? – удивилась Маруся.

– Ну, есть у Шиллера такая баллада – «Ивиковы журавли». Я в институте учил немецкий, мы ее переводили. Был такой человек, Ивиком его звали. Поэт. Древнегреческий. Однажды в лесу на Ивика напали разбойники, когда тот шел в город на поэтическое состязание. Разбойники убили его, за что – уж не помню… Но перед смертью он, лежа на земле и глядя в небо на пролетающую стаю журавлей, успел произнести: «Вы, журавли под небесами, я вас в свидетели зову! Да грянет привлеченный вами Зевесов гром на их главу…» Разбойники засмеялись – ну как же, помогут ему эти птички!.. Скоро город был потрясен жестоким убийством Ивика – его все любили. И вот на том самом празднике, куда торопился поэт, собралась толпа народу. Внезапно над головами людей пролетели журавли. Один разбойник прошептал на ушко другому: «Помнишь Ивиковых журавлей?» Но эти слова услышал старый друг Ивика. «Какие журавли? О чем говорят эти люди?» – подумал он. И затеял следствие, на котором открылась вся правда. Разбойников судили, и они получили по заслугам. Хотя, казалось бы, уже никогда не узнать правды…

Маруся почувствовала, что слезы текут по ее щекам. Ей было больно, но вместе с тем она испытывала странное облегчение. И радость – от того, что не стала судить Урманова. Тем более что он и вовсе ни в чем не виноват.

Урманов подсел к ней ближе, обнял за плечи.

– Я хороший, – произнес он жалобно и как-то совсем по-детски. – Почему ты меня не любишь, а? Моя Марусечка…

Тут уж она не выдержала и заревела от души.

– Тс-с, тихо, Егора разбудишь… – Урманов прижал ее к себе еще сильнее.

– Я… я тебя люблю, – с трудом пробормотала Маруся. – Но… но как жить дальше?

– Как? Вместе. Ты, я и Егор… А Тягунова в тюрьму упечем! – сурово добавил он.

– Ты нас не бросишь?

– С ума сошла, дурочка! – рассердился он, но как-то совсем необидно. – Зачем мне вас бросать? Я, между прочим, нормальный человек и способен испытывать чувства – не Тягунов какой-то там…

– Как ты сказал? – пробормотала Маруся, подставляя лицо под поцелуи Урманова. – «Вы, журавли под небесами, я вас в свидетели зову…»

«А ведь правда я люблю его. Я самой себе боялась в этом признаться… Люблю и ревную. Я теперь его никому не отдам!»

– Это не я сказал, а Шиллер.

– Да какая разница! Погоди, а что ты мне хотел показать? – вспомнила она.

– Я? – Урманов отвел от ее лица волосы, еще раз поцеловал. – Не помню… А, вспомнил – я хотел тебе наш семейный альбом показать.

– Так покажи!

Урманов вышел, вернулся с огромным фолиантом.

– Вот пожалуйста… – перевернул он первую страницу. – Сначала идут бабушки с дедушками, потом папа с мамой. Их никого уже нет, но тем не менее я все равно не собираюсь их забывать…

Он углубился в рассказ о своей родне. Маруся внимательно слушала его. Перед ней мелькала череда незнакомых лиц, которые имели непосредственное отношение к Егору. Это были те, кто шел перед ним, и в нем была частичка их крови…

– Я. Мне тут месяц. Снова я… Это я у отца на руках…

– Ты? – засмеялась Маруся. – Вот уж не думала, что у тебя были такие щеки!

– Да ты посмотри: я в детстве – вылитый Егор!

Из альбома скользнула на пол фотография. Урманов наклонился, поднял ее.

– А вот и Даша Рябинина, – тихо произнес он. – За год до того новогоднего бала.

– Даша? – вздрогнула Маруся. Взяла из рук Урманова глянцевый квадратик бумаги, вгляделась… Прозрачные зеленовато-серые глаза, рыжевато-золотистые волосы, улыбка – рассеянная, безвольная, нежная… Маруся словно смотрелась в зеркало.

– Ты чего?

– Господи, Лёня, она же на меня похожа!

– Где? – нахмурился Урманов. – Ну да, что-то есть, но очень отдаленное… Общий тип лица, что ли? Хотя, если честно, ты гораздо красивее.

Маруся вскочила, подошла к зеркалу. «Нет, мы с ней определенно похожи… – она повертела головой. – И дело даже не в том, что у нас глаза одинакового цвета, и волосы… А в чем-то другом, неуловимом! В выражении лица, в улыбке?.. Кажется, Сеня говорил, что я чем-то напоминаю Дашу… Бедная девочка. Борис Тягунов – вот кто отнял у нее радость жизни!»

Маруся ненавидела Тягунова, но, как ни странно, ей больше не хотелось мстить. «В самом деле, пойдем с Лёней в милицию, расскажем, как было дело…» Она снова повертела головой перед зеркалом.

«Может быть, Сеня, да и Лёня, полюбили меня именно за то, что я так напоминала их первую любовь?..»

Она снова села рядом с Урмановым, положила ему голову на плечо.

– Лёня…

– Да?

– У тебя есть фото Тягунова? Я хочу посмотреть на него.

– Вот уж… – неодобрительно фыркнул Урманов. – Ну ладно, сейчас.

Перелистал несколько страниц. Перед Марусей оказался тот самый общий снимок десятого «А», который она когда-то показывала официантке.

– Вот выпускной класс… А, тут его нет, впрочем, как и Даши. Даша постеснялась фотографироваться из-за ожогов на лице (хотя, если честно, они были практически незаметны), а Тягунов просто пропустил это мероприятие. Но где-то он у меня есть, подожди секунду… – он перелистнул еще несколько страниц. – Вот, это в девятом. Это он, – указал пальцем на небольшой квадратик с подписью – «Борис Тягунов».

Маруся вгляделась, и мурашки побежали у нее по спине. Этого человека она уже видела… Правда, он был намного старше, но не узнать его было нельзя!

Крупное лицо, тяжелый подбородок, немного сонный и тоскливый взгляд… Лицо жертвы и палача – одновременно. Такие лица никогда не забываются! Ершик коротко стриженных волос, крупные передние зубы видны в полуоткрытом рту… Самый настоящий Бобр! Они встречались три раза. Один раз – в Турции, перед тем как Маруся познакомилась с Арсением, второй раз – в Москве, перед тем как Арсений погиб, и в третий – перед тем как родился Егорка… Четвертого раза уже не будет никогда.

Борис Тягунов принял свою смерть именно там, где он убил Сеню, на Крымском мосту. «Вы, журавли под небесами, я вас в свидетели зову…»

Бориса Тягунова уже судили, приговорили и привели приговор в исполнение.

– Что с тобой? – перепугался Урманов.

– Это он.

– Кто?

Маруся перевела дыхание. Потом начала:

– Ты веришь в совпадения? Веришь в то, что хаос, который называется жизнью, подчинен строгим правилам? Можно сколько угодно смеяться над прописными истинами, но тем не менее их еще никто не отменял… Это случилось очень давно. Очень давно, – она на несколько секунд задумалась. – Мне было тогда двадцать восемь лет. Мы с моей подругой Людмилой отправились в Турцию для работы аниматорами. И вот в один прекрасный (в кавычках) день меня схватил за руку какой-то мужчина. Он страшно скучал, он был одинок… – И Маруся от начала и до конца, очень подробно, поведала Урманову обо всех этих встречах. И о том, как видела смерть Тягунова своими глазами.

– Мистика! – в конце ее рассказа ахнул Урманов. – Неужели такое возможно?

– Нет, это не мистика. Это… Это те самые Ивиковы журавли, о которых ты мне рассказал недавно. То, что еще называется – справедливостью.

Некоторое время они сидели молча, обнявшись.

– Прости меня, – пробормотала Маруся и потерлась щекой о его плечо.

– За что?

– За то, что я такая дурочка.

– Ты?.. Ну, неправда! – возмутился Урманов.

– Сам меня такой назвал!

– Ты же понимаешь, я шутил… А вообще, что такое ум? Давайте рассмотрим это с философской точки зрения, – оживился он. – Разве ум – это то, насколько человек образован или насколько хорошо он сможет воспользоваться сложившимися обстоятельствами? Не факт! Это что-то другое, я тебя уверяю.

Маруся улыбнулась:

– Тогда – что?

– Я не могу объяснить… но это точно что-то другое, – серьезно произнес Урманов. – Я еще подумаю, а потом скажу тебе. Сейчас не могу, слишком сложный вопрос…

«Борису Тягунову я тоже напомнила Дашу Рябинину. Потому он каждый раз узнавал меня в толпе, пытался заговорить… Хотел любить, но не умел, не мог – в первую встречу едва не сломал мне палец. Он был жесток. Если бы я не сумела от него вырваться, он раздавил бы меня – в буквальном и переносном смысле. Тогда, в последнюю встречу, он захотел догнать меня – чтобы никогда уже не отпускать…»

Урманов снова прижал ее к себе.

– А отчего Тягунов стал таким? – не выдержала, снова спросила Маруся.

– Непонятно. Наверное, какая-то родовая травма, как сейчас принято говорить. Потому что его мама, Надежда Львовна, очень любила его… Она его таким сделать не могла.

– А вдруг Егор будет таким же? Ты не представляешь, как я перепугалась тогда, на Крымском мосту, когда над моей головой стали летать все эти машины, когда я увидела мертвого Бориса Тягунова… Вдруг это как-то отразилось на Егорке?..

– Опять? – строго произнес Урманов. – Опять эти твои страхи! Послушай, Егор – совершенно нормальный ребенок. Нам не о чем беспокоиться.

Маруся прислушалась.

– Кажется, проснулся?! – она вскочила.

– Погоди, я сам проверю, – снова усадил ее Урманов. – Я же сказал – я беру на себя половину всех твоих забот, хлопот и страхов. Расслабься. Сиди тут, пей вино, чаек… Что хочешь делай, словом. Дай, в конце концов, почувствовать мне себя настоящим отцом.

И он вышел.

«На самом деле я боюсь только одного – что мой мальчик тоже забудет похоронить меня. Что он меня не любит. О господи, какая я дура – по-моему, только мне лезут в голову подобные глупости!..»

– А-а-а? – пробормотал он. Остатки сна еще кружились в голове. Быстро сел и обнаружил, что находится в каком-то незнакомом месте. Пощупал шишку у себя на лбу. Немного болело – но ничего, вполне терпимо… Зато ужасно хотелось есть, просто живот от голода подводило!

В комнату вошел мужчина.

– Кто это у нас тут проснулся, а? Егорушка!

Он улыбнулся, протянул к мужчине руки. Он уже знал его – с ним было весело и приятно. Но сейчас чего-то явно не хватало.

– Па?

– Да, это твой папа! – мужчина немного потряс его, потом пощекотал. Выло смешно. – Ну, пойдем.

Они прошли по анфиладе комнат.

– А вот мама. Мама, смотри, какой у нас Егорушка уже большой!

Тут он увидел ее – и в один момент понял, чего ему не хватало.

Ее.

Только рядом с ней мир имел смысл, только она заполняла его радостью. Она дарила силы жить, она была утешением. Она была – как свет, и не восхищаться ею он не мог. На какое-то мгновение он даже забыл о том, что голоден.

– Егорушка, да тише ты! Маруся, он к тебе рвется… Ей-богу, я так хотел, чтобы ты спокойно посидела…

«Наверное, она самая главная, – решил он, наконец удобно устроившись у нее на руках и обнимая за шею. – Она – та, кто всем управляет. Без нее даже солнце не взойдет, я так думаю. Да чего мелочиться – без нее вообще этот мир не существует! И как же хорошо, что она есть…»

В углу большой комнаты стояла живая елка, наряженная накануне вечером.

– …мы там семейный парк строили. Короче, самым популярным аттракционом была «Башня свободного падения». Высота – несколько десятков метров. Люди сидят в удобной гондоле, надежно прикрепленные специальными ремнями. Сначала взмывают вверх, а затем падают вниз… Останавливаются буквально в метре от земли. Полное ощущение свободного полета! Визгу, крику… – рассказывал Урманов.

– Класс! – восхитился Виталик. – Я бы не отказался так полетать…

– Совсем с ума спятил! – крикнула сердито Кристина, накрывая на стол. – Как же, отпустила бы я тебя…

– Кристина Игоревна, да это очень надежная конструкция, я вас уверяю!..

– Все равно – не пущу! У меня единственный муж, а его с какой-то башни хотят уронить…

Она так ругалась и возмущалась, что Виталик не выдержал и захохотал.

В этот момент в комнату вошла Маруся с только что проснувшимся Егором:

– Эй, посмотрите, кто к вам пришел!

– Сладкий мой… – Кристина немедленно бросилась обнимать и тормошить Егора. – Когда же, когда же у нас будет такой же…

Егор гневно заорал – он еще не совсем пришел в себя после сна, а тут на него напали. Он потянулся к отцу, спасаясь от бурных ласк Кристины Завитухиной.

– Маруся, Тинка меня на «Башню свободного падения» не хочет отпускать… – давясь от смеха, пожаловался Виталик.

– Ишь чего придумал! У меня, может, сердце на кусочки разрывается, когда я все эти жуткие развлечения вижу!