Бернар Клавель - Малатаверн

Робер почувствовал, как у него вырвали из рук мешок.

– Давай сюда, – рявкнул Кристоф, – сматываемся, черт вас дери!

В несколько прыжков они достигли спасительных яблонь и помчались между деревьями. Когда до ограды оставалось всего несколько шагов, Робер обернулся. Рядом с окошком распахнулась дверь, и на фоне светлого квадрата появился женский силуэт. Визгливый голос завопил:

– Виктор! Спускай собаку, там кто-то есть! Трое ребят неслись, не разбирая дороги, к откосу, да так, что только ветер свистел в ушах. В том месте, где дорога сворачивала от леса к реке, Кристоф на бегу отрывисто прохрипел:

– Серж и я двинем дальше по дороге… Нужно успеть сесть на мотоцикл, пока не догнала собака,. А ты, Робер, пережди в лесу, тебе ничего не грозит, мы отвлечем кобеля на себя…

Здесь откос был заметно ниже, и Робер не задумываясь прыгнул вниз. Вот и первые деревья. Он бежал, цепляясь ногами за колючки. Остановился, рухнул на колени. С силой прижав руки к груди, он изо всех сил старался сдержать с шумом рвавшийся из груди воздух и прислушивался к удалявшемуся топоту Сержа и Кристофа.

Теперь лаяли сразу несколько собак. Совсем рядом, за дорогой, надрывался барбос мамаши Вентар. Роберу было слышно, как звенит сетка, на которую кидается обезумевший от ярости пес. Напротив неистовствовали обе суки с фермы Ферри. Другие псы брехали на некотором удалении – кто выше по склону, кто ниже. Даже со стороны Сент-Люс доносился собачий лай, но он был едва различим и сливался с эхом.

Справа от Робера из-за деревьев все приближался заливистый лай Черныша; его хозяин, папаша Бувье, все не унимался:

– Вперед, Черныш! Взять их, взять! След, Черныш! Собака уже миновала ложбину, где притаился Робер, когда послышался треск мотоцикла. Собака лаяла теперь далеко, может, по другую сторону ручья.

Папаша Бувье не поспевал за псом и продолжал ругаться:

– Поганцы! Паразиты! Я же вас знаю!

Рокот мотоцикла становился все глуше. Робер слышал, как мотор натужно заурчал на крутом подъеме; потом ребята переключили скорость и покатили вниз.

– Черныш! Черныш!; Ко мне, Черныш! – Старик долго звал собаку, потом засвистел. Похоже, он уже вернулся на ферму и не собирался идти в лес.

На время все стихло. Лес опять замер. Лишь кузнечики все стрекотали и стрекотали, да шумели речные пороги.

Тут Робер сообразил, что остался совсем один, и первая его мысль была о собаке. По дороге на ферму Черныш мог напасть на его след, кинуться в лес и схватить его. Робер встал и хотел было убраться восвояси, но вокруг был колючий кустарник; он боялся пошевелиться: от малейшего движения ветки ломались с оглушительным хрустом.

Тогда он прислонился к стволу дерева и замер в ожидании. Старик по-прежнему то звал собаку, то свистел. Для Робера время тянулось неимоверно медленно, но вот он услышал, как старик закрывает ворота и возвращается с Чернышом. Вскоре послышался голос мамаши Бувье, затем хлопнула дверь, и все стихло.

Робер перевел дух, на лбу у него выступила испарина. Он смахнул пот рукавом и прислушался.

Лес постепенно оживал снова. Робер переждал еще немного и двинулся к опушке. На дворе фермы Ферри опять зажегся свет. Робер глубоко вздохнул, спрыгнул на дорогу и помчался к ручью.

Робер не решился идти в Оржоль по дороге. Добравшись до первых тополей, он решил обойти выгон мамаши Вентар лугами. Ведь собака могла подать голос и перебудить всю долину. Робер сделал большой крюк и перешел ручей вброд в том месте, где тропинка круто сбегала вниз. Затем, поднявшись по старой дороге, петлявшей по долине, он добрался до того места, где тропа бежала по целине, а затем вилась по склону холма.

Он почти бегом ринулся вверх, время от времени останавливаясь и прислушиваясь. Долина постепенно засыпала, все тише становился шум порогов, и лишь пустоши, весь день жарившиеся на солнцепеке, все потрескивали, точно гаснущий костер.

Когда Робер вышел на дорогу, он совсем выбился из сил. Пот заливал ему глаза, но стоило ему наклониться вперед, как рубашка, будто мокрая тряпка, хлопала его по спине.

Он остановился. Все было тихо. Ферма Ферри находилась прямо перед ним. Огромная липа, росшая во дворе, нависла над оградой, и ее крона, освещенная стоящей под навесом лампой, четко вырисовывалась на фоне черного неба.

Все замерло. Робер все еще стоял на откосе и старался сообразить, где проходит тропа, подбегающая с дороги до самой фермы.

Совсем рядом зашуршал гравий. Кто-то вышел на дорогу и направился в его сторону. Юноша рванулся было, но взял себя в руки и остался стоять на прежнем месте.

– Робер?

– Я!

Из темноты вышла Жильберта.

– А я уже собиралась уходить. Мне давно пора домой.

– Знаю, знаю, я здорово опоздал.

– Я думала, ты уже не придешь, и пошла к дому, но у самых ворот услышала, как заливается пес у папаши Бувье. Потом выскочил старик и тоже стал кричать. Потом проснулись и другие собаки. Тогда я осталась и стала слушать. Никак не пойму, что могло случиться. Ты не слышал?

Робер замер в нерешительности, потом нервно сглотнул и пояснил:

– Я тоже слышал, как лаяли собаки. Правда я был тогда далеко, около кладбища. Да я и внимания-то не обратил. Собаки ведь тявкают среди ночи просто так.

– Да нет, там что-то случилось. – Помолчав мгновение, девушка опять спросила:

– А ты не слышал, как затрещал мотоцикл на старой дороге? И вновь Робер помедлил, прежде чем ответить:

– Я слышал, как какой-то мотоцикл проехал вверх по тропинке… Но фары не горели: я ничего не видел.

– Точно! Я тоже обратила на это внимание. Наверняка это были воры. Отец рассказывал, что в Сент-Люс орудует целая шайка… У него теперь всегда заряженное ружье под рукой.

– Вот и правильно! Лучше всегда быть начеку…

– Мне показалось, что первым у Бувье поднял тревогу не пес: до того, как он залаял, заквохтали цесарки. Они ведь обычно спят на улице прямо на крыше или под дровяным навесом. Иногда это оказывается кстати.

Робер ничего не ответил. Ровное дыхание вернулось к Нему не сразу.

– Да ты совсем запыхался, – заметила Жильберта. -Носишься как сумасшедший.

– Я боялся, что ты уйдешь.

– Еще минута, и ты бы меня не застал. Когда собаки успокоились, я подошла – подождала и уже хотела уходить, но вдруг услыхала, что по старой дороге кто-то бежит. Я и решила, что это ты.

– Значит, ты слышала, как я бежал?

– Конечно. Что в этом странного? Ночью всегда хорошо слышно. Помолчав, она взяла его за руку и вполголоса проговорила:

– Слушай хорошенько… Слышно даже, как шумит ручей, а ведь он совсем почти пересох, да и далеко до него.

Некоторое время они прислушивались, Застыв в неподвижности и повернувшись в сторону долины, откуда доносились ночные шорохи.

– Почему же ты пошел низом? Это ненамного ближе, а идти ночью через пустошь – не подарок. Лучше уж по дороге!

Она помолчала, но, так и не дождавшись ответа, прибавила.

– Ведь ты всегда ходишь по дороге. Почему же сегодня пошел здесь?

– Хотел попробовать, чтобы убедиться… И потом, я опаздывал и надеялся выиграть время.

Они стояли лицом к лицу. Жильберта выпустила руку Робера. Они не двигались, стараясь разглядеть друг друга в темноте.

– Ну что? – спросил Робер. – Может, посидим немного?

– Нет, уже поздно. Родители, верно, уже подоили, мне нужно успеть до того, как они вернутся в кухню. Отец недавно выходил успокоить собак, он видел, что я стою, и велел мне идти домой.

Робер шагнул вперед. Жильберта была чуть выше его ростом, Робер обнял ее, притянул к себе и хотел поцеловать. Девушка отвернулась и только попросила:

– Приходи завтра пораньше!

– Постараюсь… Правда, хозяин всегда что-нибудь придумает, чтобы меня задержать.

– А что вы сейчас делаете?

– Сегодня работали в Сент-Люс. Подвели воду к новому дому на главной улице. А завтра, между прочим, собираемся в эти края: есть работа на вилле Комб-Калу.

– А какая работа?

– Да разная… Нужно вырыть колодец, поставить резервуар, а потом всю сантехнику. Завтра для начала будем чистить водосборник.

Жильберта помолчала, но, видя, что Робер ничего не говорит, переспросила, не спеша выговаривая слова:

– Чистить водосборник, говоришь?

– Ну да, хозяин велел нынче вечером приготовить инструмент. Девушка рассмеялась.

– Ничего себе! – воскликнула она. – Чистить водосборник! И часто вам приходится этим заниматься?

– Да нет, завтра – в первый раз.

– Ничего себе! – повторила она. – Что же за хозяева в этом доме? Виданое ли дело: нанимать рабочих, чтобы почистить канаву?!

– Они приехали из Лиона. Знаешь, похоже, они и помыслить не могут, как это взять и залезть в тину.

– Стало быть, чистоплюи и бездельники! Оба замолчали. Робер обнимал Жильберту за плечи и за талию. Через легкую ткань ее платья он ощущал ее тело. Он потянулся и поцеловал ее. Жильберта отпрянула.

– Ты весь мокрый… – заметила она, – вытрись, а то простудишься.

Робер вытащил из кармана носовой платок и вытер лицо. Жильберта чмокнула его в щеку и сейчас же отстранилась, но, прежде чем уйти, еще раз спросила:

– Значит, придешь завтра пораньше?

– Пойдем гулять на луг?

– Да, только приходи раньше… Иди сразу туда. Я буду там. – Если бы не хозяин, я пришел бы прямо после работы. Ведь Комб-Калу рядом.. Только хозяин наверняка спросит, почему я не иду вместе со всеми на ужин.

– А ты поешь!

– Ну да… А потом – снова возвращаться… – Робер придвинулся к девушке, но та кинулась прочь. Юноша уронил руки и застыл, а Жильберта уже взбегала по тропинке, и легкие камешки летели у нее из-под ног.

Когда за ней затворились большие деревянные ворота, Робер еще минутку постоял, поглядел на освещенную крону липы и бросился бегом по дороге.

Небо постепенно светлело, и земля кое-где казалась молочно-белой. Асфальт чернел по-прежнему, а вот кустарник уже не казался мрачным. Слева раскинулась лощина, Робер не видел ее, но, карабкаясь по луговине, чувствовал, как снизу тянет прохладой. Справа голые склоны, круто взбегающие к темным вершинам холмов, чередовались с рощами и нависающими над дорогой скалами. Робер мчался со всех ног, только ветер свистел в ушах, но стоило ему остановиться, как он снова слышал несмолкаемый рокот порогов.

Так он без устали несся вниз с крутизны, лишь время от времени переводя дух на плоских террасах Прохладный воздух надувал его расстегнутую рубашку пузырем и овевал потную спину.

Он уже пересек тропинку, как вдруг его остановил пронзительный свист. Робер узнал условный знак – заливистую трель, придуманную Сержем. Он вышел на левую сторону шоссе и ответил на зов. В ту же секунду затрещали ветки, и из придорожных кустов раздался голос Кристофа:

– Ну-ка, иди сюда, парень!

Робер съехал с откоса. Приятели его растянулись в траве.

– Ну как? – тревожно спросил он. Ребята засмеялись.

– Что как? Можно подумать, ты за нас переживал!

– А что с мотоциклом?

– Не волнуйся, он в надежном месте. И добыча тоже. И вообще завтра утром я смотаюсь в Арбрель и пристрою весь товар.

– Да уж, жаркое было сегодня дело! Стоило старику чуть раньше спустить барбоса, и мы пропали!

Серж и Кристоф так и прыснули. Смех звучал несколько натянуто, а Кристоф с наигранным весельем хлопал себя по ляжкам.

– Подумаешь, разве это дело? – небрежно бросил Серж. – Это только так, руку набить Мы Должны реагировать не задумываясь и уметь держать себя в руках Надо быстро принимать решение и не терять голову.

– Верно, – подхватил Кристоф, – вам чертовски нужны такие тренировки Вы оба теряетесь из-за пустяков. Особенно ты, Робер Готов поспорить: если бы я не сообразил забрать у тебя мешок, ты бы его там и оставил.

Робер возмущенно вскинулся:

– За кого ты меня принимаешь? Думаешь, мне охота работать даром?

– Вот видишь? – отозвался Кристоф. – Ничего ты не понял Деньги тут ни при чем. Мешок-то из-под соли, я стянул его у своего старика. Попадись легавые поумнее, нас бы из-за одного этого зацапали.

Робер притих Он стоял рядом с приятелями и вдыхал, смакуя, прохладный утренний воздух, пахнущий землей и травами – Все верно, – вновь заговорил Серж, – если бы не эти идиотские куры, мы бы хорошо хапнули.

– Не куры, а цесарки, – уточнил Робер. – Как бывает полезно крутить амуры с фермерской дочкой: узнаешь много нового!