Поезд наконец тронулся, а у Анны на глаза навернулись слезы, когда она представила, как ОН скажет: «Анна была моим севером и югом. Она была моим востоком и моим западом». Она смахнула слезы. Анна и подумать не могла, какими печальными могут быть ее похороны. Она просто не понимала, как ее все любят.

Трансвестит, сидящий напротив, встал. Его губы были слишком сильно накрашены, ресницы склеились от туши, а на их кончиках висели комочки. Каблуки его туфель были невероятно высокие и тонкие. Как он вообще мог передвигаться на таких каблуках? Вдобавок ко всему на его подбородке, казалось, вот-вот появится щетина.

— Извините, — проговорила Анна, когда мужчина чуть не упал на нее.

Или это все-таки женщина?.. Теперь Анне было видно, что у «женщины» настоящие груди, выпирающие из лифчика, как два пышных каравая. И стройные ноги. Зато пальцы — большие и толстые, как у се бывшего бойфренда.

— Ой, простите… — извинялась Анна, стиснутая толпой, хлынувшей в вагон на станции Олд-стрит. Как только двери закрылись, она уставилась на свое хмурое отражение в окне. «Наконец-то я свободна от него», — с облегчением подумала она. Если бы их отношения все еще длились, Анна, возможно, очутилась бы в порочном кругу, где Том любил бы ее, она любила бы ЕГО, а ОН любил бы только себя. Потому что, если бы она не встретила Шона, у нее никогда не хватило бы смелости выставить ЕГО за дверь.

Поезд остановился на станции Эйнджел, двери раскрылись, и Анна встала, пытаясь вспомнить, почему она согласилась на свидание с Томом.

Контролер подозрительно, со всех сторон рассмотрел билет Анны.

— Мадам, где вы купили этот билет? — спросил он. Его глаза лучились ярко-синим светом, пока он изучал лицо Анны.

— А что?

— А то, мадам, что у вас билет за восемьдесят пенсов. Этот билет недействителен. — На его лице четко проступали красные вены.

Хорошо, что Анна договорилась с Томом встретиться сразу в ресторане. Иначе он мог бы увидеть, как Анна лебезит перед контролером. Она не только заискивала, но даже заигрывала с ним, пытаясь добиться его расположения. В итоге ее все равно оштрафовали.

— Десять фунтов?!

Анна полезла в сумочку за кошельком. Он валялся где-то на дне, испачканный помадой, где-то между недоеденным бутербродом и двумя книжками Вильгельма Гроэ о самосовершенствовании — «Как поднять свою самооценку» и «Один месяц до счастья». Она взяла книги с работы, чтобы почитать их дома. Домашняя работа. Майк настоял на том, чтобы она их прочитала, потому что в следующем месяце гостем программы будет Гроэ. Анна прочитала «Один месяц до счастья» до второй главы, подозревая, что Майк будет расспрашивать ее именно о ней. Из нее она и узнала, что мужчины — это карандаши. Они любят гнуть свою линию. А женщины больше похожи на точилки для карандашей. Они оттачивают свой мир до совершенства. Ну вот, наконец ей удалось найти свой кошелек. Она вытащила его вместе с конвертом без марки, в котором лежало неотправленное письмо Джилли, американской подруге по переписке. Оно уже давно валялось в сумке, ожидая отправки. Анне всего-навсего нужно было наклеить марку. Пока контролер выписывал штраф с таким рвением, как будто от этого зависела его жизнь, Анна уронила сумочку и оттуда выпали запасная прокладка и одна из книг — «Как поднять свою самооценку».

— Ну что ж, вы могли бы начать с покупки билетов по реальной стоимости, — хихикнул контролер. — Тогда бы, глядишь, и почувствовали себя увереннее.

— Да это не моя книга. Взяла у своей тети, — неубедительно соврала Анна.

Она стояла там, чувствуя себя под своим пальто такой беззащитной. Какой-то маленькой.

После случая с контролером организм требовал сигареты. Анна шла по Хай-стрит в Ислингтоне, горло открыто, легкие как сдувшиеся воздушные шарики. Она умирала от желания наполнить их дымом «Силк Кат». Но в памяти стояла вонь от пепельницы рядом с подушкой. От целой пепельницы потухших сигарет. И это помогло — по крайней мере на какое-то время — подавить желание курить.

Она открыла массивную дверь ресторана и сразу же увидела Тома за столиком в углу. В ее душе вдруг поднялось жестокое чувство. По сравнению с Шоном Том был просто серой мышью. Ей показалось, что их свидание для него важнее, чем для нее.

Ресторанчик оказался довольно жалким. Стены окрашены в бордовый цвет. На каждом столике горит по оплывающей свечке. Разговоров не слышно, и столики с их несуразным убранством походят на смущенных современных невест, наряженных в старинные кружева.

— Благодарю, — сказала она официанту с волнистыми каштановыми волосами, который помог ей снять пальто.

Идя к столику Тома, Анна чувствовала себя как на сцене. Все смотрели на нее и подвигались перед ней. Она ненавидела, когда на нее смотрели. А с другой стороны, комики на представлениях всегда приглашали именно ее поучаствовать в сценках. В такие моменты Анна улыбалась и думала про себя: «Но это вы здесь для того, чтобы развлекать меня».

— Привет.

— Извини, я опоздала, — сказала она Тому, пока шаблонно симпатичный официант (практически иностранец) отодвигал для нее стул, обтянутый красным вельветом.

— Мадемуазель, — обратился он к ней. («Мадемуазель»!)

— Разве?.. — рассеянно спросил Том.

— Разве что?

— Вам так удобно? — спросил смуглый официант.

— Разве ты опоздала? — пояснил Том.

— Да, спасибо, — сказала Анна официанту. Ей очень хотелось продолжить разговор с этим симпатичным мужчиной.

— Ну, мне так показалось, — ответила она Тому. Лицо у него было цвета чипсов.

— Могу ли я вам что-нибудь предложить?

— Меню, пожалуйста, — ответила Анна, надеясь, что официант сочтет Тома не ее бойфрендом, а нудным старшим братом. — И бокал белого вина.

— Лучше принесите сразу бутылку, — вставил Том.

— И минеральной воды.

— Газированной или обычной? — спросил официант, улыбаясь. Ну почему идеальные мужчины всегда встречаются ей в неподходящих обстоятельствах?

— Газированной, — ответила Анна.

— Извини, но я сегодня не смогу остаться надолго, — сказала она Тому, когда официант отошел.

— Только не говори мне о неожиданном срочном деле, — пробормотал Том, глядя в меню.

— Мне нужно обязательно зайти к подруге. Она слишком нервничает перед открытием своего ночного клуба. А ты что подумал?

— Ничего.

Она прекрасно его понимала.

Они погрузились в изучение меню. Ламинированное меню Тома возвышалось между ними, как стена. Анна быстро определилась с выбором блюд и прислушалась к разговору пары за соседним столиком, спорившей по поводу приготовлений к собственной свадьбе. Девушка хотела, чтобы был засахаренный миндаль, а ее жених предлагал копченую форель. Она хотела, чтобы играла классическая музыка, а он настаивал на музыке в стиле «соул».

— Ну и как идут дела на новой работе? — наконец поинтересовался Том, пытаясь пристроить свое огромное меню между столовым прибором и серебрёной салфеточницей.

Анна приступила к рассказу о «SOS!» и всех проблемах мира, которые проходят через экран ее компьютера. Она рассказала Тому о Пэмми Ловенталь, которая во вторник напомнила ей о той огромной ответственности, которая на ней, Анне, лежит: «Tак находишься в самом горниле индустрии проблем».

— Я не шучу, она так и сказала — индустрия.

Они заказали закуски. Официант поставил на стол бутылку вина, а Анна в этот момент как раз описывала Тому Пэмми Ловенталь: ее мясистые, толстые пальцы, маленькие, глубоко посаженные глазки-буравчики, губы под толстым слоем бледно-красной помады, оставляющей следы на всем, к чему она прикасалась: на Брюсе, на щеках директора радиостудии и на Майке.

— Представляешь, она называет взрослого мужика Микки.

— А что еще можно ожидать от взрослой тетки, которая называет себя Пэмми.

Им принесли суп-пюре, и Анна вдруг поняла, что умирает от голода. Она стала рассказывать Тому о странном радиослушателе, который звонил на передачу каждые полчаса и каждый раз с новой проблемой: оральный комплекс, страх расставания, преждевременное наступление климактерического периода, одиночество…

— Он попросил у меня номер домашнего телефона. Я даже подумала: а может, и правда дать ему свой телефон? — вздохнула Анна. — Он явно нашел бы общий язык с моей соседкой Мирной.

Они рассмеялись и, приступив к еде, замолчали на какое-то время. Опять стал слышен разговор пары за соседним столиком, которая все еще спорила о своей свадьбе. Она хотела венчаться в церкви, а он не желал впутывать в их личные дела религию. Анна ковыряла оплывший со свечи воск, а Том рассказывал ей о одном своем ученике, который на днях сказал ему, что он классный учитель. «Продолжайте в том же духе, вы классный учитель», — сказал мальчик.

— Самое ужасное в том, что я был ему так благодарен, — сказал Том.

Анна заулыбалась. Суп был съеден, и пустые тарелки унесли. Она рассказала Тому о Дэйзи, дочери Ру, которая, увидев брюки Анны, сказала: «По-моему, они уже вышли из моды».

— Самое ужасное то, — сказала Анна, — что после этого я их взяла и выбросила.

Том рассмеялся. Их соседи, молодая пара, теперь сидели надувшись, так и не придя к единому мнению насчет свадебного торжества. Анна наполнила свой бокал, а Том спросил ее, не возражает ли она, если он закурит.

— Да, да, кури, пожалуйста, — ответила она, продолжая ковыряться пальцем в горячем воске свечи. Том закурил «Силк Кат».

— Ужасно, да? Курю даже во время перемены блюд.

От табачного дыма ее едва не тошнило.

— Разве это не чудо? За одну ночь я бросила курить. Шон прав, физическая зависимость проходит достаточно быстро. Господи, я чувствую себя такой свободной!

— Сейчас затушу, — решил Том, глядя на сигарету как на источник всех бед.

— Нет-нет, не надо. Не хватало еще, чтобы я стала такой, как те бывшие курильщики, которые вечно ноют о вреде пассивного курения и устраивают демонстративные приступы кашля.

Она раскашлялась, он рассмеялся. Как раз в этот момент принесли горячее: две порции отбивных на косточке. Том попросил у соседей разрешения воспользоваться их пепельницей. Это привело к новой ссоре. Она хотела, чтобы ее жених бросил курить. Он хотел, чтобы она прекратила изводить его придирками.

— Можешь курить, — сказала Анна, но Том все равно затушил сигарету.

— Да ладно. Раз уж принесли еду…

Анна рассказала Тому о положительных сторонах некурения. Как сказал Шон, она сэкономит деньги. Она перестанет быть зависимой. Для чего ей обогащать огромные, приносящие только вред табачные компании? Или высасывать все соки из совсем небогатой государственной системы здравоохранения? И, наконец, она сможет нормально дышать и не умрет…

— Ну, я не думаю, что в этом Шон сможет тебе помочь. Боюсь, что смерть все равно тебя не минует, — сказал Том, наполняя бокалы вином. — Если уж мы говорим о зависимости, то как обстоят дела с НИМ? Я имею в виду твоего бывшего пария.

Ох, Анна наконец-то избавилась от привязанности к НЕМУ. Конечно, если бы не Шон, то она, возможно, до сих пор страдала бы по НЕМУ. Она смогла преодолеть прошлое, спасибо за это Шону. А Том случайно никогда не слышал о Шоне Харрисоне? Он выступал по телевизору. Том никогда не смотрел «Шоу Шелли»?

— Нет, — ответил Том, — мне некогда, я работаю.

Они заговорили о Шоне. Анна превозносила его красноречие, а Том восхищался тем, что он помог Анне забыть ЕГО.

— И все-таки… Как именно он помог тебе стряхнуть с себя это чувство?

Анна объяснила, что Шон посоветовал ей составить перечень всех ЕГО недостатков.

— Интересно было бы послушать.

После долгих уговоров Анна показала Тому этот список.

Ссылаясь на свою мамочку, он считал, что женщинам доверять нельзя.

Ссылаясь на нашу эпоху и на свой возраст, он считал, что ему очень трудно вести себя так, как подобает настоящему мужчине.

Ссылаясь на своих соседей по квартире, он считал, что не может пустить Анну жить к себе.

Он всегда считал себя самым умным.

Он всегда слишком хорошо выглядел…

— Кстати, мои поздравления, — сказал Том. — Я слышал, что Ру опять ждет ребенка.

— Не думаю, что эти поздравления по адресу, в этом уж точно нет моей вины, — уже пьяненьким голосом сказала Анна.

Том показался ей очень даже симпатичным. Правда, ей хотелось, чтобы кто-нибудь еще подтвердил это. Жаль, что для таких дел не существует международной комиссии.

— Сегодня мне об этом сообщила моя лаборантка.

— Значит, видимо, так оно и есть.

— Ты как считаешь, это хорошие новости? — О, да. Это, разумеется, хорошая новость. — И затем Анна с ехидством объяснила Тому, почему беременность Ру ее не радует.