— Мое поколение?

— Для вас я безнадежный случай. Вот как вы бы назвали меня… Ладно, извини, я до смерти тебе наскучил.

— Я же сама просила тебя рассказать о себе, потому что мне надоело говорить о НЕМ.

Другие члены команды, работающей над передачей, вышли из-за стола, и Анна была весьма польщена тем, что он захотел поговорить с ней за чашечкой кофе.

— Я впервые говорю об этих вещах. Не знаю, почему именно сейчас.

— Спасибо. Мне было очень интересно.

— Ты просто слишком добра к расстроенному старику.

— Старику — это сильно сказано. Да нет же, приятно встретить человека с настоящими амбициями. Большинство мужчин, которых я знаю… они всего лишь учителя.

— Нет ничего плохого в том, что кто-то учитель. Кто может, тот учит. А кто не может, тот пытается говорить об этом по радио.

— Послушай, почему бы тебе не вернуться в малотиражную прессу? Начать писать книги о том, что тебя действительно волнует.

— О, нет. Слишком поздно начинать все заново.

Впрочем, однажды один молодой человек обратился к Шону с просьбой написать книгу об осуществлении желаний. Но вскоре после этого он исчез, а месяц спустя Шон получил от него короткое письмо, в котором говорилось, что в настоящий момент нет спроса на проблемы подобного рода или, точнее говоря, на Шона Харрисона.

— Оливия, почему ты считаешь этих людей своими друзьями? — спросил Шон.

— Ну, потому что они живут рядом со мной. Мы… мы всегда были друзьями.

— Если они твои друзья, то что они дают тебе?

— Ну… Я даже не знаю.

— Они относятся к тебе с уважением?

— Нет.

— Тебе нравится общаться с ними?

— Думаю, что… нет.

— Ты их иногда боишься?

— Да.

— Но ты все равно называешь их своими друзьями?

— Нуда.

— Дело в том, что у меня сложилось такое впечатление, будто ты постоянно с ними воюешь. Словно эти так называемые друзья на самом деле твои враги.

— Да, доктор. Порой так оно и есть.

— Зови меня Шоном. Мы ведь с тобой добрые друзья.

Оливия хихикнула.

— Достаточно нам поговорить по телефону всего одну минутку, и я уже запросто могу назвать тебя своим другом. Знаешь, Оливия, почти каждый из нас может сказать, что у него человек сто друзей, но сколько из этих ста человек будут настоящими друзьями? — задал Шон риторический вопрос.

— Десять? — предположила Оливия. Шон зашел с другой стороны.

— Оливия, что означает для тебя слово «друг»?

— Ну… м-м-м… хороший человек, на которого можно положиться, интересный собеседник?..

— Меня не спрашивай — у меня свое представление о том, что такое «друг». Но я скажу тебе вот что: почему бы тебе не перечислить на листке бумаги те качества, которые входят в понятие «друг»? То, что ты ожидаешь от своих друзей. Возможно, твои ожидания будут совсем скромными, бога ради. Однако если человек не оправдывает даже эти скромные ожидания, то я не стал бы называть его своим другом.

— Действительно, — согласилась Оливия.

— Я бы стал одалживать ему деньги или одежду.

— Да, — нерешительно отозвалась Оливия.

— Я бы не стал с ним общаться.

— Вы правы. Да, вы правы.

— А все потому, Оливия, — Шон выдержал эффектную паузу, — что я достоин большего. Все мы достойны большего.

Он вздохнул.

— Оливия, эти люди не друзья тебе, — сказал он. — Если, конечно, ты не считаешь, что друг — это тот, кто использует и унижает тебя. Кто крадет у тебя хоть частичку самоуважения.

— Верно.

— Нет, Оливия, эти люди тебе не друзья. Разве ты не достойна гораздо большего?

— Оливия, не забывай эти мудрые слова Шона, — добавила Пэмми. — Если ты сама себя не уважаешь, то стоит ли ожидать уважения от других?

Анна наблюдала, как Шон снова откинулся на спинку стула, пока Пэмми заканчивала передачу. Он почесал голову и снял с себя микрофон. Она заметила, как на какое-то мгновение он весь сник. И в этот миг она хотела лишь одного — заключить этого несчастного, неудовлетворенного Шона Харрисона в свои объятия и вдохнуть в него жизнь.

У Анны оставалось еще полтора часа до встречи с Джастин в Сохо, и она бесцельно бродила по супермаркету, убивая время.

Ей только что пришлось выйти из очереди в кассу, где обслуживают покупателей, у которых восемь или меньше покупок. А у нее было двенадцать. Она спрятала овощи под заменителем мороженого со вкусом ириса, однако кассирша заметила это и попросила ее встать в очередь на другую кассу.

В бесконечно длинную очередь.

Анна стояла в самом ее конце, и ей не терпелось приняться за банановый йогурт «Мистер Хэппи». К тому же ей очень хотелось пить, и она безумно хотела попробовать вкус мороженого, которое купила случайно в последнюю минуту. Отказавшись от употребления нерафинированного сахара, Анна не смогла устоять перед соблазнительным изображением ириски на этикетке суррогатного мороженого.

Мужчина, стоящий впереди Анны, обернулся и неодобрительно посмотрел на аккуратно порезанные и упакованные овощи Анны. Его тележка была набита немытым картофелем и нечищеной волосатой морковью. Он самодовольно взглянул на свои овощи, как будто хотел сказать: «Некоторые люди готовы потратить чуть больше своего времени, чтобы собственными руками оторвать полиэтиленовые пакеты и положить в них продукты».

Но у Анны не было времени, чтобы самой чистить картофель, не говоря уже о том, чтобы расфасовывать его по пакетам. Конечно, она ела слишком много сахара, однако в этом, считала она, повинны супермаркеты. Монополисты в розничной торговле продовольствием, они выставляли на самых видных местах самые вредные для здоровья продукты. При этом этикетки продуктов с огромным количеством жиров кричали о минимальном содержании сахара, а продукты, состоящие почти из одного сахара, расписывались как маложирные.

А как мог обыкновенный, неискушенный покупатель противостоять этим упаковкам, на которых красовались жизнерадостные коровы? Или не соблазниться запахом свежеиспеченного хлеба? Анна не могла устоять перед красочными упаковками, в которых продавались сладости. Разглядывая яркую упаковку своего мороженого, она почти ощущала его вкус.

Женщина, вставшая в очередь за Анной, улыбнулась ей. Анна подумала про главу, которую только что прочитала в книге Вильгельма Гроэ «Один месяц до счастья». Глава называлась «Как часто мы хмуримся?», и там говорилось, что в исследовании, проведенном Вайбершардтом в 1987 году, группе А показали фотографию улыбающейся женщины, а группе Б — фотографию той же самой женщины, но без улыбки. Группа А присвоила женщине на своей фотографии следующие качества: преуспевающая, сексуальная, интересная, веселая и привлекательная, в то время как группа А наградила женщину на своей фотографии совершенно другими качествами: скучная, несексуальная и неудачница… В том же самом исследовании говорилось, что дети улыбаются 400 раз в день, а взрослые — только 15. Кроме того, люди, которые улыбаются часто, счастливее прочих.

Анна обернулась и тоже улыбнулась женщине, которая ей опять улыбнулась. Тогда Анна улыбнулась еще шире. Но когда женщина осклабилась во весь рот, Анна пожалела, что решила состязаться с улыбчивой женщиной: у нее был не настолько широкий рот.

— Я надеюсь, вы не обидитесь на мои слова, но у вас очень подавленный вид, — сказала женщина.

— Простите? — Анна вдруг почувствовала себя так, будто к ее лицу пристало что-то постороннее, вроде крошек от еды.

— Вы выглядите очень подавленной, — сказала женщина и выложила на конвейер четыре кабачка и одно-единственное киви. — Я выглядела точно так же, пока не нашла… — Она не договорила.

«Что?.. Иисуса? Любовь? Пирамидальные чайные пакетики?»

— Спасибо, у меня все хорошо, — сказала Анна, а про себя подумала: «Оставь меня в покое! Я прекрасно себя чувствую в своем несчастье».

— Раньше я говорила то же самое. Но в глубине души я чувствовала себя глубоко несчастной, — продолжала женщина, доставая буклет. Ее киви покатилось по конвейеру, словно шарик, выпущенный из автомата для игры в пинбол. — Послушайте, почему бы вам не прийти на наше следующее собрание? Хотя бы подумайте об этом. — С этими словами она вручила Анне буклет.

«Ваша жизнь пуста и бессмысленна? Вы ищете любовь? Тогда почему бы вам не прийти на собрание Друзей Кришны? Харе Кришна поможет вам почувствовать себя лучше».

— Спасибо, — сквозь зубы ответила Анна.

«Значит, все-таки Иисус», — подумала она.

Казалось, религиозные секты преследуют ее. Свидетели Иеговы заявились к ней домой, как раз когда один из ее бойфрендов бросил ее, и она сидела дома одна, полураздетая, в пижаме, и чувствовала себя такой беззащитной. Она вечно натыкалась на кришнаитов или миссионеров из Церкви Сайентологии.

Всегда, когда Анна оставалась одна, они начинали ей надоедать.

Было ли у Анны сто друзей (типичная, по словам Шона, цифра)? Ну, Ру и Уоррен — уже два… старые друзья по колледжу — это еще двадцать четыре… Забыла про Мирну — двадцать пять… Старые школьные подруги — тридцать шесть… тридцать семь… тридцать восемь… Лиз…

Да, но ведь она еще не сосчитала подружек по курсу косметологии. Тридцать девять, сорок Ой, еще забыла свою компанию в Арндейле, все они уже замужем… шестьдесят шесть, шестьдесят восемь, семьдесят. Девчонки, с которыми она подружилась в то время, когда играла в театре… семьдесят четыре. И это все?

Да, сейчас она может добавить к своим друзьям Тома, и ЕГО, и всех своих бывших бойфрендов: Брайана, Роджера, Дэнни и Альфонсо. И друзей Лиз, с которыми она иногда встречается… И друзей Ру («некоторые из них сейчас больше мои друзья»).

Сто двадцать два. Уфф! Друзья с вечерних курсов Мирны. У нее было бы еще больше друзей, если бы она осталась учиться дальше после первого семестра. И конечно же, она забыла про свою компанию любителей спиртного из шестого класса… Керэн… Дженни… Кейт… Сто сорок четыре. Цифра уже внушительная, но подождите-ка — Анна забыла прибавить сюда компанию, куда входили Гарриет, Лесли и Линн. Да, последний раз она видела их в июне два года назад. Праздник в Клубе Мед! Сто девяносто три… А еще есть команда, работающая в «SOS!», хотя неизвестно, считает ли ее хоть кто-нибудь из них своей подругой?

Пожалуй, пока нет.

Подождите-ка секундочку. Ей даже не нужно прибавлять Майка и Шона, так как у нее много зарубежных друзей: Франка из Италии, Бьерн из Норвегии. Бьерн. Как поживает Бьерн?.. Ее американский друг по переписке Джилли… Итого двести двадцать два… Ой, а еще Притти Пуньяу…

Все равно получалось многовато. Двести двадцать три — это было чересчур. Это означало, что Анна слишком легко начинает отношения и с такой же легкостью расстается с людьми. Любой мог стать другом Анны Поттер. С таким же успехом она могла бы дать объявление в любой бесплатной рекламной газете с предложением своей дружбы.

У нее было слишком много друзей. А человеку нужно только несколько. Это как внутренним убранством: несколько разноцветных подушечек на диване и креслах оживляют гостиную; однако стоит добавить еще несколько, и та же самая комната покажется захламленной.

Сейчас она сидела в кафе с чашкой остывающего капуччино. У нее все еще оставался целый час до встречи с Джастин.

— Что-нибудь еще? — спросила официантка, и Анна заказала «каннеллони»[24]. Жаль, что она не завсегдатай в этом кафе, подумала Анна, три поколения итальянцев обращались бы с ней, как с членом своей семьи.

«Привет, Анналина!» — крикнула бы ее итальянская мама, когда Анна вошла бы в кафе. «Чао, белла», — поприветствовал бы ее муж итальянки, толстяк в фартуке, целуя Анне руки Итальянка легонько ударила бы мужа по рукам.

А затем вошел бы Витторио, который вот уже несколько лет как положил на Анну глаз.

Она вышла бы замуж за Витторио и помогала бы им управлять рестораном, родила бы ему, как водится, пятерых детей и толстела бы на спагетти и чибатта[25].

Но работа в ресторане надоела бы ей, а отец Витторио велел бы: «Заткнись и улыбайся посетителям». «Почему ты не женился на итальянке?» — сказал бы он сыну. И тогда Витторио начал бы ее бить. «Такова женская доля», — сказала бы ей свекровь.

До встречи с Джастин все еще оставалось полчаса. Анна гуляла по грязным лондонским закоулкам, разглядывая в витрины. Она зашла в магазин, в котором продавали вульгарные настенные часы в разноцветных пластиковых корпусах.

— Здравствуйте, — сказала хозяйка слишком приветливо, и Анна почувствовала себя единственным покупателем за несколько недель. Что-нибудь приглянулось? — спросила хозяйка с косичками.

— М-м… просто смотрю, — улыбнулась Анна, беря в руки зеленые часы в форме груши. У груши даже был черенок, который отсоединялся.