— Ну, хорошо. Только что мы тогда будем есть?

— Я не голодна. — Лиз вертела в руках письмо. Она так и сидела в своем розовом непромокаемом.

— Боже, должно быть, дело действительно серьезное. Ты разве не хочешь съесть хотя бы бутерброд или что-нибудь еще?

Лиз ничего не ответила. Она не смеялась, не плакала и даже не вопила непристойности. Должно быть, случилось что-то ужасное. Что-то с отцом Лиз? Или вдруг нашли ее мать — на дне какой-нибудь канавы?

— Лиз, что произошло? Это связано с деньгами?

— Нет, это связано с Маркусом, — сказала Лиз, вздрогнув при звуке его имени. — После того, как мы с тобой расстались, я поехала к нему. Вчера ночью.

Маркус? Усач? Стоило ли его винить за то, что у Анны сейчас урчало в животе? Она проголодалась. Она хотела обедать вместе с Шоном во время его последней рабочей недели в программе «SOS!». У них с Шоном осталось всего четыре обеда. Лиз познакомилась с Маркусом каких-то две недели назад в офисной столовой. И она еще расстраивается из-за мужчины, которого подцепила мимоходом.

Из-за мужчины, с которым она знакома, как выразилась бы мать Анны, всего две минуты. И Анне, конечно, было жаль, но она уже устала и была сыта по горло рассказами Лиз. Лиз до сих пор не понимала разницы между похотью и любовью. Бога ради, ведь ей уже тридцать лет! Должна же она повзрослеть.

Разве Лиз слушала?

Лиз была занята тем, что разгибала скрепки Анны. Лиз, которой надо бы понять, что Анна уже не та, что она изменилась. Анна больше не скучала, сидя в приемной «Радио-Централ». Честно говоря, она устала оттого, что со всеми приходится любезничать. У нее слишком резкий, сердитый тон? Ей очень жаль. Она попытается высказать все спокойно.

Лиз играет негативную роль в ее жизни — к такому выводу пришла Анна, думая о подруге.

Она чувствует, что эта дружба принижает ее в собственных глазах. У них с Лиз разные ценности. В жизни Анны наступил переломный момент. Она двигалась в новом направлении. В последнее время она очень много думала о целях своей жизни. В ней опять появилась энергия. Спасибо Лиз за то, что она сейчас ее слушает. Очень нелегко сказать это, но, похоже, каждой из них пора пойти своей дорогой. До сих пор им было весело вместе, но сейчас Анна хочет стать серьезной. Слишком долго она плыла по течению. Пора остановиться. И ей очень жаль, если это означает, что они больше не смогут встречаться с Лиз.

У нее больше нет времени для Лиз. В конце этой недели она переезжает на новую квартиру. Она подумывает о том, не начать ли ей опять ходить на прослушивания и играть в театре — хотя бы в свободное время. И если быть совсем откровенной, то Лиз все время ставит ее в неловкое положение. Слишком уж она развязная. И Анна сожалеет, она действительно очень сожалеет, но ее терпение лопнуло.

Она старалась высказать все это как можно мягче.

Почему Лиз уходит? Разве она ничего не хочет сказать? Нуда, Анне жаль, что у Лиз ничего не получилось с этим, как там его… Маркусом? Но ведь с самого начала было ясно, что он бросит ее. Она должна была это предвидеть. У него такие старомодные и вульгарные усы.

— Он меня не бросал.

— Да? Правда? Что же тогда произошло? — Не может же Лиз уйти, не рассказав все Анне.

— На меня напал один из его дружков, — без всякого выражения сказала она. — Вчера ночью.

— О боже! А где был Маркус?

— Он наблюдал.

— Маркус наблюдал за тем… как тебя насиловали?

Анна ничего не понимала. Если Лиз изнасиловали, то почему сейчас она сидит здесь, перед ней, как ни в чем не бывало? Если бы напали на Анну, то на следующий день она вряд ли пошла куда-нибудь обедать. Как Лиз могла так рисковать? А что, если она столкнется с Маркусом? На месте Лиз она бы сейчас кипятила свою одежду на заднем дворе. Она бы посыпала главу пеплом и была бы сама не своя.

— Все зависит от того, что ты подразумеваешь под изнасилованием. Вообще-то он в меня не проникал.

Несмотря на ее безучастный вид, непохоже было, чтобы Лиз посыпала главу пеплом; она выглядела как всегда, и одета была так, будто собиралась на дискотеку. Если бы изнасиловали Анну, то она не могла бы даже разговаривать. Ведь в ее тело жестоко вторглись. Она серьезно подумывала бы о самоубийстве. И никогда больше не смогла бы произнести слово «проникновение».

— Ну, раз не было… — Она даже сейчас не могла выговорить это слово. — Что же тогда произошло?

— Попытайся включить свое воображение, — безучастно сказала Лиз. — А вообще, я не знаю, зачем тебе все это рассказываю. Я даже не знаю, зачем я сюда пришла.

— Подожди, не уходи. Послушай, ты должна заявить в полицию.

Анна была потрясена. В каком мире мы живем, если даже Лиз, готовую заниматься сексом с кем угодно и где угодно, изнасиловали! Это напомнило Анне ее двадцать первый день рождения, когда кто-то из гостей украл остатки десерта, которые она уже собиралась разложить по тарелкам.

— Увидимся, — сказала Лиз, закрывая за собой дверь.

Зажужжал факсимильный аппарат. Анна посмотрела на свои канцелярские скрепки, которые Лиз изуродовала до неузнаваемости. «Как это символично, черт побери», — подумала она, уставившись в пустоту.


СТЕНОГРАММА

«SOS!», 27 сентября, понедельник


ПЭММИ ЛОВЕНТАЛЬ (ПЛ): Привет всем, и добро пожаловать на передачу «SOS!», которая выходит каждый понедельник Сегодня у нас последний понедельник месяца и поэтому, немного позже, мы займемся «проблемой месяца». Мы уделим пять минут нашего времени, чтобы разобрать одну проблему, выбранную из бесконечного множества проблем, о которых вы нам пишете.

Но сначала мы поговорим о том, что среди наших друзей есть такие, от которых следовало бы избавиться. Должны ли мы продолжать дружбу; которая приносит нам только вред и разочарование? И умеем ли мы выбрать правильный момент для того, чтобы разорвать такие отношения?

Звоните — я здесь, чтобы ответить на все ваши звонки. Я — добрый голос на другом конце провода. Конечно, некоторые люди не могут открыто говорить о своих проблемах. Они не решаются взять и позвонить на радиостанцию, чтобы их личные трудности и беды стали достоянием всех. Что ж, таким людям я не в силах помочь. Но все остальные — звоните нам. Это принесет вам только пользу.

Думаю, мне нет необходимости представляться, но хочу напомнить, что с нами все еще Шон Харрисон. Это последняя неделя его работы в нашей студии, и я уже слышу ваши причитания. По крайней мере, кое-кто у нас офисе уже начал рыдать. Но как бы там ни было, добро пожаловать мои дорогие. Доктор Шон Харрисон, как всегда, продолжает разговор о преодолении прошлого.


Анна ехала в вагоне метро и читала стенограмму сегодняшней передачи. Она вся сжалась при воспоминании о первых десяти минутах в эфире. Никто не звонил. А идея передачи принадлежала Анне В ее наушниках раздался голос Майка:

— Черт возьми, нам так никто и не позвонит, что ли? Смешно. За всю жизнь не припомню такого случая.

А вот Шон припомнил. В своем сообщении Анне он написал, что когда-то давным-давно участвовал в выпуске программы, посвященном застенчивости: «Не беспокойся. Тогда тоже никто так и не набрался храбрости позвонить (ШХар)». Анна сидела и слушала, как Пэмми заполняет паузы. Хоть бы кто-нибудь позвонил! Хоть бы нашелся один человек, заинтересовавшийся ее идеей!


ПЛ: Пока мы ждем ваших звонков на тему сегодняшнего дня — «Конец дружбы: как разорвать отношения» — давай взглянем на факсы, которые пришли к нам в студию. На этой неделе мы получили очень много факсов, в которых вы в основном хвалите нашу передачу. Всегда очень приятно получать ваши отклики, потому что, как вы знаете, наша передача не заботится о рейтингах и наградах. Это передача о вас, о людях, и о вашей жизни. Может быть, вы считаете свою жизнь мелкой и не стоящей внимания, но, уверяю вас, это не так. Потому что я знаю. Моя собственная жизнь тоже далека от совершенства. У меня позади три неудачных брака. Я постоянно нахожу на своем теле странные уплотнения. На самом деле я точно такая же, как и вы, мои слушатели.

Она сидела перед чередой молчащих телефонов, уже приготовившись к самоубийству, как вдруг к ней через стеклянную перегородку подошел Майк.

— Сейчас тебе придется самой звонить к нам в студию, — сказал он.

— Что?

— Давай. Пересаживайся вон на тот стул. И не смотри на меня так. Я сам точно так же поступал, когда сидел за пультом. Тебе не о чем беспокоиться. Пэмми сидит к тебе спиной. Она даже не догадается, что это ты звонишь. И потом, наверно, ты уже думала над этой проблемой, иначе ты бы ее не предложила.

— Откровенно говоря, это была не моя проб…

— Тогда придумай какую-нибудь ситуацию и добавь парочку своих деталей. И не забудь придумать себе имя…

Майк склонился над Анной, пока она печатала:

ПЕРВАЯ ЛИНИЯ: РОЗМАРИ. 31 ГОД. ХОЧЕТ, ЧТОБЫ ПОДРУГА БОЛЬШЕ НЕ ВМЕШИВАЛАСЬ В ЕЕ ЖИЗНЬ.

— Хорошо, хорошо, — сказал он. — Теперь иди к микрофону, вон туда.

— А кто будет отвечать на звонки?

— С этим, думаю, у нас проблем не будет, — ответил Майк, посматривая на череду негорящих лампочек — Но если кто-то и позвонит, то я буду здесь. Мне будет приятно вернуться к своей прежней работе. Я был отличным оператором.

Ну, давай, — сказал он, усаживаясь на стул Анны, — пока Пэмми не начала петь попурри.

Анна пролистала стенограмму, пока не дошла до звонка Розмари. Заговорив в прямом эфире, она почувствовала себя так, словно действительно была Розмари. Во всяком случае, она снова почувствовала себя актрисой.


ПЛ: У нас есть телефонный звонок. Привет, Розмари! Розмари, ты меня слышишь?

РОЗМАРИ: Да, Пэмми, спасибо, что ответила на мой звонок. Я очень нервничаю. Я так нервничаю, что мне даже трудно дышать.


Анна отлично держала интонацию. Она видела, что Шон смотрит на нее через стекло и слушает, что она говорит. И она наслаждалась своей ролью, воображая Шона своей публикой.


ПЛ: Милочка, не надо так переживать. Просто расскажи обо всем Пэмми. У тебя есть подруга, которая тебя расстраивает?

РОЗМАРИ: Да, есть. И я не знаю, что с этим делать.

ПЛ: Ну, тогда давай дадим слово Шону. ШОН: М-м, Розмари, расскажешь мне об этой подруге?

РОЗМАРИ: Ну, она вечно пытается управлять моей жизнью. Во всем, даже в мелочах. Она пытается меня контролировать, и у меня возникает такое чувство, будто меня душат..

ПЛ: То есть, в сущности, ты хочешь чтобы она перестала вмешиваться в твою жизнь?

РОЗМАРИ: Да, Пэмми, это ты верно сказала! Знаешь, я постоянно тебя слушаю и восхищаюсь тем, как тебе всегда удается выразить суть дела в двух словах. Да, именно это я и чувствую.


Майк, сидящий на месте Анны в качестве оператора, рассмеялся, подняв вверх оба больших пальца.


ШОН: Итак расскажи мне, почему тебе кажется, что эта женщина душит тебя.

РОЗМАРИ: Ну, наверно, она всегда опекала меня. Даже в колледже многие меня знали как ее подругу, а не как Ан… а не как Розмари. На саном деле у меня даже не было собственного «я». И с тех самых пор она устраивала меня на работу и знакомила меня с мужчинами. Иногда я ощущаю себя ее ребенком.

ПЛ: Ага, понятно. Выходит, эта женщина пытается играть роль твоей матери?

Что бы ни говорила Пэмми, из ее уст все звучало так, словно она вкрадчиво преподносит очень скверную новость. «Твоя мамочка попала в горящую печь, но ты не волнуйся, я тебя спасу».


РОЗМАРИ: Да, все время. И моя подруга так преуспевает во всем. Она всегда добивается, него хочет. Стоит мне только на минутку отвернуться — а у нее уже новый ребенок. Или новая великолепная рецензия. Мне с ней не тягаться.

ПЛ: Знаешь что, мне кажется, проблема кроется в твоей самооценке. Шон, я права? Доктор Харрисон? Как ты думаешь, не страдает ли Розмари низкой самооценкой?


При воспоминании о том, как Шон улыбался ей через стекло, Анна сама улыбнулась.


ШОН: Думаю, что это действительно так. Мне показалось, что мнение Розмари о себе самой основывается в основном лишь на том, что думают о ней другие люди. И вместо того, чтобы достигать своих собственных целей, она позаимствовала амбиции своей подруги. Поэтому нет ничего удивительного в том, что ей трудно тягаться с ней. На самом деле она и не должна с ней соперничать.

ПЛ: Розмари, это так? Знаешь, я тут подумала о твоем имени. Я всегда говорила, что какое имя — таков и человек. И я подумала, может быть тебе стоит сократить свое имя и стать, ну, например, Розой или Рози?