Снова напряженно уставился на соседский дом. Через час свет погас сначала в одном, потом в другом окошке. Вот потемнело и последнее. Макс застонал и спрыгнул вниз с трехметровой высоты.

Угнетенный мозг требовал движения. Пошел в сарай, вывел старый велосипед, сел на него и быстро погнал в сгущающуюся тьму.

Колеса бешено вращались, ветер дул в уши, огромные лужи, в которые он въезжал, становились все глубже, но он только сильнее жал на педали. Лоб горел. По спине бежали струйки пота. Икры ног с непривычки сводило судорогой, ныли ладони, стискивающие руль несколько часов подряд. Но он ничего не ощущал, кроме отчаянного, всепоглощающего страдания. Душа ныла, обожженная огненной лавой.

Изнемогая от усталости, поднялся на пригорок, бросил велосипед на траву и прижался виском к белеющему в темноте тонкому стволу березы. Она ласково зашелестела листьями, будто пыталась утешить саднящую в его сердце боль.

Над горизонтом появилась слабая полоска, светящаяся нежным розоватым отблеском. Рассвет! Он проездил всю ночь и не заметил этого!

Что это с ним? Горячечный бред? Влюбился он, что ли? В чужую жену?! Что же ему сейчас делать? Что? В душе горело настоящее пламя. Подобной нечеловеческой пытки ему еще испытывать не доводилось. Уж лучше бы ногу сломать или руку…

Заря занималась все сильнее. Понемногу стали видны окрестные холмы. Он прерывисто вздохнул и оглянулся. Ну и где же он? Найти дорогу назад проблематично, местность незнакомая. Вокруг одни холмы, заросшие густым лесом, дорог нигде не видно. Он внимательнее присмотрелся к мокрой от дождя, сероватой земле.

На влажной почве при разгорающемся свете дня четко просматривался отпечаток протектора. Сел на велосипед и вяло покатил обратно по собственному следу. Перетруженные ноги болели, он с трудом жал на педали и домой приехал только в полдень. Затормозил на дороге напротив соседского дома. Ворота были открыты, видимо для выезда автомобилей.

Соседи уже укладывали вещи в машины. Банки, ящики, свертки. Ксения тоже вышла во двор, одетая в синее шерстяное платье с высоким воротом и длинными рукавами. Тоненькая, изящная, отчаянно красивая. Роскошные волосы скручены тугим узлом на затылке, подчеркивая точеную шею. У него в голове застучали отвратительно громкие молотки. Она уезжает!

Максим, устало склонившись к рулю, безысходно наблюдал, как садятся в «Волгу» родители и машина тихо, задом, выезжает со двора; как следом, так же осторожно, выезжает эффектная дорогая машина; как Ксения закрывает за ними ворота, машет рукой дому, прощаясь с ним, будто с человеком, оглядывается на детский крик, который втыкается в него, как злодейский кинжал, «мамочка!» и садится на заднее сиденье к обнимающим ее малышам.

«Шевроле» проехал почти вплотную к нему, но Ксения даже не посмотрела в его сторону. Она о чем-то весело болтала со своими детьми.

Автомобиль давно скрылся за поворотом, а Максим все стоял, безнадежно опустив руки, и смотрел вслед отчаянными глазами.

Глава 3

Ноябрь то сыпал густым пушистым снежком, то поливал противным холодным дождем. Сдав нескончаемый зачет по английскому языку, утомленная Ксения неторопливо брела домой, лениво разглядывая разряженные манекены в витринах модных бутиков и нехотя жуя купленный в университетском буфете на редкость невкусный беляш. Внезапно дорогу ей перегородил здоровенный парень в черной кожаной куртке.

– Привет! – прозвучал чуть охрипший голос.

Она вздрогнула и остановилась, досадуя на неловкость, овладевшую ею. Вот уж с кем ей совершенно не хотелось встречаться.

– А, Максим Иванов, привет! Гуляешь? – медленно подняла руку в кожаной перчатке. Жест можно было понять двояко: и как неохотное приветствие, и как недоброжелательный сигнал – «иди-ка ты своей дорогой!».

Он хмуро усмехнулся, изучая ее задумчивыми серыми глазами. Ей стало не по себе. И чего ему опять от нее нужно?

– Ну, можно и так сказать. Много дней уже так гуляю. Сегодня вот повезло. Давай поговорим? – Он заглянул ей в глаза неожиданно серьезным, просительным взглядом. – Я смотрю, ты есть хочешь.

Она растерянно посмотрела на недоеденный беляш, зажатый в руке, и бросила его в стоящую рядом урну.

– Давай зайдем вон в то кафе. – Он махнул рукой в сторону светящихся окон небольшого кафе на перекрестке.

– У меня денег нет. – И, предупреждая его заявление, что раз он приглашает, то сам и платит, категорично добавила: – А за чужой счет я не ем.

– Ну и не будешь, я тебе изрядно задолжал за летние кормежки, вот и расплачусь наконец, ведь обещал! Совесть мучить перестанет!

Невзирая на ее недовольство, решительно взял под руку и повел, скорее, даже потащил в кафе. Она решила, что в данном случае лучше согласиться. Не драться же с ним. Вот уж забавное будет зрелище… Мелко засеменила рядом, скользя на высоких каблуках по замерзшим лужам, исподтишка рассматривая спутника. Он здорово изменился за прошедшее время. Шаловливого безалаберного мальчишки, скалившего зубы по поводу, а чаще без повода, уже не было. Рядом шагал спокойный, немного мрачный, вполне взрослый мужчина. Он показался ей более привлекательным, чем прежде. Во всяком случае, отсутствие дурашливой улыбочки всеобщего баловня пошло ему на пользу. Он выглядел уверенным и даже жестким, будто решившись на что-то отчаянное. Подойдя к кафе, предупредил:

– Осторожно, здесь скользко! – и, обхватив ее локоть, страхуя от падения на гладком мраморном полу, провел ее внутрь.

Девушке показалось, что поддерживал он ее исключительно для того, чтобы она не удрала в последний момент.

В фойе Максим галантно помог ей снять шубку и сдал в гардероб вместе со своей курткой. Номерок небрежным жестом опустил в карман.

Гардеробщик, молодой развязный парень в черном форменном костюме, попытался фамильярно подмигнуть Максу, как старому приятелю, и получил в ответ яростный предупреждающий взгляд.

Ксения понимающе усмехнулась. Понятненько, она далеко не первая появляется здесь в его компании. Интересно, какой у нее порядковый номер? Что двузначный, в этом сомнений нет. Но вот с какой цифры он начинается? С двух, трех? Вряд ли он настолько скромен, чтобы с единицы…

Посмеиваясь про себя, достала из сумочки расческу и поправила прическу перед большим зеркалом в металлической раме. Макс молча стоял рядом, напряженно разглядывая ее отражение. Девушка тоже посмотрела на него в прозрачное стекло. Неплохой экземпляр противоположного пола. Твердое лицо скандинавского типа с холодными серыми глазами органичнее смотрелось бы где-нибудь на улицах Стокгольма или Хельсинки. На атлетическом теле прекрасно сидел строгий темно-серый костюм и светло-серая рубашка в тонкую полоску. Хорошо хоть галстука не было. И без того рядом с ним, таким красивым и элегантным, она, замученная учебой, без малейшего макияжа, в обычных джинсиках и широкой синей блузе до середины бедра, казалась забавной зачуханной девчонкой.

Ксения подняла глаза, и их взоры пересеклись в глубине зеркала. От его все замечающего пронзительного взгляда стало неловко и досадно. Не скрываясь, он смотрел на нее, как голодный бомж на вкусную еду. Сладеньким десертом чувствовать себя было противно, и ей захотелось немедленно уйти. Она даже дернулась, пытаясь исполнить свое намерение, но Максим вновь твердо подхватил ее под руку и повел в самый угол зала мимо деревянных резных столиков, украшенных причудливыми вазочками со свежими цветами. Усадил в глубокое кожаное кресло и сел напротив, закрыв от посетителей широкими плечами. Она оказалась в западне. С демонстративным вздохом, подчеркивающим негативное отношение к происходящему, взяла меню, напечатанное на блестящей глянцевой бумаге, и стала его изучать. Максим спокойно ждал, мягким взглядом продолжая ласкать ее губы. Взгляд был так осязаем, что они полураскрылись и припухли, как будто он и в самом деле ее страстно целовал. От этого откровенного проявления чувственности щеки у девушки начали потихоньку приближаться к цвету спелого румяного яблока.

– Не смей смотреть на меня так! – Возмущенно прошипев, она бросила меню на стол, ничего из него и не вычитав.

– Как – так? – Он послушно перевел взгляд на ее глаза.

Она сурово сдвинула брови и менторским тоном изрекла:

– Сам знаешь как! Я тебе не наливное яблочко, и не надо поедать меня взором! Если не прекратишь, сейчас же встану и уйду!

Он расслабленно откинулся на спинку и позволил себе слегка ее поддразнить:

– Ну, это ты вряд ли сможешь сделать. Ведь номерок-то от гардероба у меня. – Он похлопал рукой по карману. – Не пойдешь же ты домой без шубки?

Она угрожающе привстала:

– Хочешь посмотреть, как это произойдет?

Взгляд у него мгновенно стал испуганно-озабоченным, он выпрямился и примиряюще вскинул руки:

– Нет-нет, что ты! Не надо мне ничего доказывать! Я прекрасно знаю, что ты и на Северный полюс можешь уйти в сарафанчике, лишь бы продемонстрировать свою независимость! Я извиняюсь и с этой минуты само послушание и скромность!

Она медленно опустилась обратно, предупреждая его взглядом, что шутить с ним не намерена. Со стороны кухни танцующей походкой подошел длинный, худой официант в таком же, как на гардеробщике, черном костюме.

– Что-то выбрали?

Максим вопросительно посмотрел на спутницу:

– Ты на что-нибудь решилась? – Вопрос прозвучал двусмысленно, вновь заставив ее предупреждающе сверкнуть глазами.

– Нет! – Она попыталась вложить в ответ изрядную долю сарказма: – Я ведь не знаю твоих возможностей. Решай сам!

Он взял в руки меню и свирепо пообещал ей:

– Уже решил!

Девушка недоумевающе замерла.

«Ужас какой! О чем это мы с ним сейчас говорили? Не знаю, что он имел в виду, но только не еду. Уж скорее, он приготовился слопать меня…»

– В общем, договорились! – Сделав заказ, Макс повелительно кивнул официанту, и тот стремительно исчез.

Через минуту им были поданы легкое вино и закуски. Макс опасливо, боясь сломать, вертел в сильных пальцах хрупкую ножку бокала с напитком. Стремясь усыпить бдительность спутницы, рассеянно сообщил, будто вел пустую светскую беседу:

– Ты знаешь, я за прошедшее время понял, что влюбился. – Сморщившись, стыдливо признался: – Чего я только не вытворял, чтобы ее забыть! И отдыхал весь сентябрь на полную катушку, и с разными девицами встречался, и не только встречался, но и… – он запнулся, сообразив, что говорит лишнее, – хотя тебе это знать не обязательно. – Покорно пожал плечами и обреченно продолжил, как человек, смирившийся со своей судьбой: – Но ничего не помогло…

Не поняв, при чем тут она, Ксюша задорно отозвалась:

– Я за тебя рада. Но для чего ты затащил меня в это чопорное заведение? Желаешь пригласить на свадьбу в качестве подружки невесты?

– Не совсем. – Он помедлил, подняв бокал к люстре и рассматривая на свет игру вина в его глубинах. Потом поставил его на стол и продолжил: – Она замужем.

Девушка назидательно прокомментировала:

– Это плохо.

Он согласно наклонил голову и добавил:

– Еще и дети есть. Двое.

Ксения решительно осудила:

– Очень плохо. Разрушать чужую семью – последнее дело.

Он побледнел и неподвижным взглядом уставился на белую жаккардовую скатерть. Сдавленно признал:

– Конечно. То же самое я говорил и себе. И эпитеты подбирал гораздо хлегце – подло, мерзко, гадко, недостойно и много чего еще, не для женских ушей. – Он тяжело вздохнул и усталым жестом провел ладонями по лицу. – Я долго боролся с собой, но напрасно. В конце концов решил плюнуть на мораль и принципы и увести ее от мужа. Если смогу, конечно. Но постараюсь изо всех сил. – Он с вызовом посмотрел Ксюше в лицо.

Ксения попыталась воззвать к его разуму:

– Ты что, чужих детей будешь воспитывать? Ведь нормальная мать детей не оставит. А поскольку у нее уже двое есть, на своих не слишком рассчитывай!

Он развел руками, соглашаясь с ней, одновременно растягивая губы в болезненной гримасе.

– Я понимаю. Но что же делать? Смириться и забыть ее не могу, это я уже усвоил. – Он яростно отхлебнул глоток вина и чуть не подавился. Рискуя сломать хрупкий хрусталь, стукнул бокал о стол и сурово заявил: – Я все продумал, хотя подобной предусмотрительности за мной прежде не водилось. Квартиру купил, чтобы было куда привести жену с детьми. Родители с бабкой помогли. Правда, удивились – жил с отцом и матерью, как у Христа за пазухой, и вдруг удрал. Хорошая квартирка, в центре города, трехкомнатная, улучшенной планировки. Сам сделал евроремонт. Кухня двенадцать квадратов с немецким гарнитуром, ванная в кремовой импортной плитке. Мать с бабкой в восторге. Одну комнату отделал под детскую, другую – под спальню. Большая, как водится, для телевизора. Жить приятно. Надеюсь, тебе понравится.

Тут подошел официант с набором деликатесов на широком фарфоровом блюде, и Ксения, вполуха слушавшая излияния спутника, не обратила внимания на его последние многозначительные слова. Официант, по-приятельски взглянув на девушку, поставил перед посетителями белые фарфоровые тарелки овальной формы с форелью, тушенной в белом вине, и к ней открытую бутылку немецкого рислинга.