Валентин рассмеялся. Ему вдруг стало уютно и спокойно. Она рядом. Она с ним. Она никуда не уезжает.

– Остается только одна проблема, – в голосе Дианы просквозило напряжение. – Найти сценический образ коллекции. Что-то запоминающееся, а не просто ворох красивых тканей и аляпистых шляпок.

– У тебя все получится. – Он все-таки не удержался и поцеловал сосок.

Они пролежали в постели почти всю дождливую субботу. Болтая, смотря телевизор и с аппетитом уплетая гренки с сыром.

Валентин рассказал Диане, как продвигается статья про ножи, какое холодное оружие носили в средние века и как применяли.

– Слушай, – прервала она его повествование. – Я все думаю, как Джульетта могла сама себя убить ножом. Это же так больно.

– У нее был не просто нож, а кинжал. С тонким узким лезвием. Длиной примерно тридцать-сорок сантиметров. Стилет. Его специально делали таким узким, чтобы он проходил через прорези и щели в металлических и кожаных доспехах и даже проникал через кольца кольчуги. Стилеты были очень красивыми. Богатые горожане обычно украшали их рукоятки позолоченной резьбой. Их еще иногда называли «дамскими кинжалами».

– Тонкий и узкий, как длинная игла?

– Примерно, только чуть плоская. Иногда с канавкой для стока крови. Никаким другим оружием молоденькая девушка себя заколоть бы не смогла. Не хватило бы сил и мужества.

– Стилет… С позолоченной резьбой и канавкой для отвода крови… – медленно, как загипнотизированная, повторила Диана. – Не хочу крови, не хочу опять крови.

Она вдруг резко встала и вышла из спальни.

– Что случилось? – встревоженно спросил Валентин. Но она не ответила, только плотно закрыла за собой дверь.

За окном дождь почти перестал. Редкие капли глухо ударялись о металлический карниз.

– Извини, мне вчера приснился плохой сон, – поцеловала его Диана, когда вернулась в постель через некоторое время. – А у тебя вырос седой волос.

– Ну и что?

– Действительно, ну и что, – задумчиво проговорила она и добавила: – Дождь закончился. Ты отпустишь меня в салон? Сделаю укладку и новый маникюр.

– Конечно.

Когда Диана уехала, Валентин вспомнил про пса на заправке. Где, интересно, прячется от дождя Лохматый? Может быть, в квартире своих хозяев? Ему захотелось увидеть собаку.

На заправке дежурил лысый. Он стоял под навесом у входа в закусочную и доедал хот-дог. Лохматый сидел от него на почтительном расстоянии и не сводил глаз с остатков сосиски и хлеба в руках толстяка.

– Что, жрать хочешь? Подлюга. Никто тебе сегодня ничего не подал из-за дождя. Ха-ха.

Лысый смачно откусил очередной кусок и рукавом вытер кетчуп с губ.

– Хрен тебе, а не бутерброд.

Пес приблизился ближе.

– Иди отсюда. Кому сказал? – Заправщик плюнул в его сторону.

Лохматый ловко увернулся, потом отошел на безопасное расстояние и, задрав ногу, демонстративно помочился на угол бензоколонки. Чувствовалось, что у них давняя «дружба».

– Ах ты, паршивец, – взвизгнул лысый и бросился за хулиганом. Но тот и не подумал удирать. Трусцой забежал за другую колонку. Высунул лохматую морду и залился хриплым лаем.

– Ну, сука! – закричал лысый. – Играть со мной вздумал. Убью! – и попытался быстро обежать колонку. Пес повторил маневр и опять, оказавшись на другой стороне, призывно залаял.

Валентин еле сдерживал приступ смеха, видя, как животное открыто издевается над человеком. Это напомнило детский мультик. Он уже давно сидел в закусочной у раскрытого окна, наблюдая за происходящим на улице.

Поединок между собакой и человеком продолжался недолго. Лысый быстро умаялся и, ругаясь, скрылся в помещении заправки. Лохматый подошел к закусочной и с вызывающим видом сел напротив окна.

«Ах ты, хитрая рыжая морда», – усмехнулся про себя Валентин и, почувствовав, что тоже голоден, купил два хот-дога. Затем вышел и сел под навесом на ступеньки закусочной. Пес сел рядом, виляя обвислым мокрым хвостом.

– Держи, – Валентин подал ему один бутерброд.

Стемнело. В рощице отрывисто и громко каркали вороны. На небе появилась луна. То исчезая, то опять возникая в разрывах между тучами, она казалась лимонным тортом, которым хотят полакомиться темно-серые голодные облака, торопливо подгоняемые ветром.

Валентин почувствовал, что Лохматый лизнул его в руку.

– Ты что, не наелся? – он отломил половину от оставшегося хот-дога и бросил. Пес с благодарностью лизнул его еще раз.

С освещенного рекламного стенда на них смотрели бравый драгун и неукротимая Кармен.

Июль

Порыв ночного ветра ворвался в комнату через приоткрытую дверь балкона внезапно и беззастенчиво. Легкая ткань занавески не могла его остановить. Ветер коснулся тела, погладил и прогнал остатки сна, принеся вместе с прохладой запахи цветов и мокрой скошенной травы, смешанные с парами бензина. Проказник. Он проник под смятую простыню и даже хотел сбросить ее на пол, но Натали успела схватить ее.

Попробуй усни в такую ночь, когда на тебе ничего нет, кроме накинутой на бедра тонкой простыни. Натали лежала и смотрела на движения занавески, волнуемые ветром, который, не чувствуя сопротивления ткани, совсем осмелел и заставлял ее извиваться во все стороны. Напористо и властно. Показывая свою силу и достоинство. И та безропотно подчинялась ему, зная, что он не сделает ей больно, не причинит вреда.

Попробуй усни в такую ночь! Одна, на широкой кровати. Когда сон путается с реальностью. Когда руки становятся чужими и не слушаются разума, а подчиняются только чувствам, лаская свое же тело. Натали резко сдернула простыню и подошла к окну. На небе горела неполная луна.

Можно подумать, что это бледно-желтое небесное яблоко. Точнее, огрызок от яблока, – улыбнулась она самыми кончиками губ, тут же отметив, что складочки вокруг них стали уже четко прорисованы.

«Печальная луна, скиталица небес, не потому ли ты бледна, не потому ли ты грустна, что посреди небес одна, совсем одна…» Натали попыталась вспомнить дальше выученное когда-то стихотворение, но не смога.

Она накинула халат, щелкнула пультом музыкального комплекса и, выбрав диск «Blackmore’s Night», нажала «On». Затем, подпевая музыке и шлепая босыми ногами по полу, принесла из зала бутылку «Хеннеси». Забралась на кровать, обложилась подушками и налила немного в пузатый бокал, из которого тут же вырвался горьковато-ванильный запах. Как сказочный джинн.

Разве нельзя позволить себе пару маленьких глотков в такую ночь?

Утонченный французский напиток медленно стекал по гортани и, сладко обжигая внутри, казалось, добирался до самого низа живота. Натали провела ладонью по ноге.

Ветер, раздвинув занавески, опять влетел в комнату. Легко и непринужденно. Ей вдруг захотелось отдаться этому буйному ветру и этому изысканному коньяку. Пусть один страстно гладит ее, а второй разжигает внутри. И так всю ночь, а под утро, совсем обессиленную, оставят одну, поцеловав и бережно укрыв простыней. Натали весело хмыкнула, представив все это, допила коньяк и закрыла дверь балкона.

Хватит думать об этом, а то приснится опять развратный сон про секс с чужим мужчиной, как в прошлый раз, когда она вернулась из ночного клуба.

Интересно, а кто был тот эстетствующий денди со смешной корзинкой на рынке? Почему-то больше они не встречались. Натали вздохнула и включила телевизор. Пощелкала каналами. Спорт. Музыка. Новости. Эротика. Внимание непроизвольно задержалось, но через минуту палец нажал на «Of». Наблюдать, как загорелый мускулистый парень под расслабляющую музыку крепко сжимал ядреную девичью грудь, не хотелось.

Последнее время ее стали раздражать все эти сказки про любовников-мачо с накачанными торсами и пламенными взглядами. Лучше оставить одни руки – сильные и одновременно мягкие. Жаль, что так не бывает. Она без сожаления хмыкнула и плеснула в бокал «еще капельку» коньяка.

Ахмед почти всегда брал ее в постели просто, быстро и яростно, как изголодавшийся зверь. Первые годы это безумно нравилось. Первые годы…

Натали встала и, откинув голову назад, долго ждала, когда остатки темно-янтарного напитка стекут в рот. Потом прошла в комнату дочери, присела на край кровати и включила маленький настенный фонарик. Он остался висеть там с тех пор, когда дочь еще лежала в детской кроватке. Его всегда оставляли зажженным на ночь, на случай, если она проснется и испугается темноты.

С ней все будет в порядке. В клинике ей лучше, чем дома, успокоила себя Натали, чувствуя, что еще немного – и слезы начнут капать из глаз. Она уже большая. Совсем большая. И говорит по телефону, что у нее все хорошо.

Натали резко тряхнула головой, как будто отгоняя от себя назойливых мух. Нет, она не будет грустить. Мир прекрасен и удивителен! Пока грустишь, жизнь проходит. Она выключила фонарик, вернулась к себе в спальню и легла, укрывшись простыней с головой.

Хорошо, что у них с мужем разные спальни.

* * *

– Что за погода? – подумал Валентин и застегнул ветровку. – Июль называется. Похолодание, ливни и грозы.

Он возвращался из библиотеки, быстро шагая вдоль ограды парка. Сначала было приятно, что погода резко изменилась, но потом слякоть и тучи стали раздражать. Приходилось постоянно ходить в куртке и в сырых ботинках. Радовало только то, что листва в парке вымылась, загустела и стала мокро-зеленой. Плотной и набухшей.

Анализы в больнице никаких серьезных отклонений не показали, поэтому доктор предположил, что болезнь глаз – это следствие общего ослабления организма, и выписал препарат для повышения иммунитета. Валентин уже почти целую неделю исправно принимал по две таблетки три раза в день, но глаза не стали болеть меньше. Видимо, потому, что он много работал. До обеда просиживал в библиотеке, а потом до темноты писал дома. В нем неожиданно проснулась жажда созидания. С Дианой они почти не виделись. Она пропадала с утра до вечера в офисе и у клиентов, приходила усталая, раздраженная и сразу валилась спать. Даже в среду из-за плохого самочувствия не пошла в спорткомплекс, а весь вечер лежала перед телевизором и жаловалась, что летом, из-за каникул преподавателя, нельзя ходить на занятия танцами.

Валентин остановился и посмотрел через ограду. Несмотря на пасмурный день, в парке было оживленно. Степенные парочки гуляли под руку между клумб с притихшими цветочками. Хмурый садовник подметал извилистые дорожки, убегающие в зеленую темноту кустов. Голосистые дети мелькали разноцветными куртками среди мокрых стволов деревьев. Суббота, выходной день. Может быть, им с Дианой тоже завести детей? «Завести детей» – какое нелепое словосочетание. «Завести» можно собаку, кошку, в крайнем случае черепаху, которая ест травку, а детей только рожают. И только женщины. Валентин замедлил шаг. Торопиться было некуда. Они договорились с Дианой, что, когда она вернется из офиса, они вместе что-нибудь приготовят дома и поужинают вдвоем. Но это будет еще не скоро.

Он не спеша добрел до кондитерской и, пока продавщица упаковывала миндальные профитроли, долго разглядывал витрину. Решил, что когда выздоровеет и ему «можно будет все», то обязательно сразу же придет сюда и возьмет одну, нет, две порции десерта мильфой [5] , который похож на крепость из прожаренных вафельных пластинок, утонувшую вместе с клубникой в облаке взбитых сливок. А когда он выздоровеет? Почувствовав, что внутри зашевелилось раздражение, Валентин поблагодарил продавщицу, взял профитроли и быстро покинул кондитерскую.

В супермаркете было легче. Овощи и рыба так не возбуждали, а уж выбор вина и подавно доставлял удовольствие. Да, хорошо, что хоть вино можно пить, отметил про себя Валентин, восторженно глядя на буйство пестрых бутылочных этикеток, и почему-то задался вопросом: старость – это когда почти ничего нельзя или ничего не хочется? А может быть, то и другое вместе? И не найдя ответа, купил белый эльзасский рислинг, такой же, как они пили в ресторане Элизабет. Прекрасное вино. В удлиненной бутылке-флейте. И, главное, распробованное. Экспериментировать не хотелось. Ничто не должно испортить прекрасный ужин и особенно его продолжение.

Продолговатая тарелка с высокими краями напоминала римскую галеру перед отплытием. На мягком ковре из салата, устилавшем палубу-дно, были разложены полосатые кусочки сельдерея. По бортам примостились маленькие половинки томатов с пурпурными спинками-плащами. В центре горкой возвышались тонко нарезанные колечки-канаты красного лука. Осталось положить ломтики тунца – и все будет готово к плаванью. Не хватает только паруса. Валентин выбрал самый большой салатный лист, темно-зеленый с белыми упругими прожилками, и закрепил его сверху. Вот он, парус. Но у древних римлян паруса были квадратными. Валентин подровнял края и расхохотался.

Ожидание и удивление – самые приятные мгновения любви.

Еще в супермаркете он позвонил Диане и предложил приготовить на ужин салат из тунца с сельдереем и нему соус-майонез с провансальскими травами.

– Я съем все, что будет приготовлено твоими волшебными ручками. Заскочу на минутку в салон и домой. Я так голодна, – услышал он в ответ ее голос и почувствовал легкое сердцебиение.